Алина Лис - Изнанка гордыни
Он отводит взгляд и кивает. И я понимаю: так и будет сидеть, запершись в комнате.
Бедный, глупый Риккардо.
* * *Я прохожу мимо покоев Джованни и вдруг замечаю, что дверь приоткрыта. Надо бы быстрее прошмыгнуть мимо, но меня разбирает любопытство. Заглядываю внутрь и наблюдаю раскрытую дверцу комода, спину и коротко остриженный затылок.
Элвин Эйстер предпочитает военный стиль. Он совсем как мой отец — не признает бород, усов и пышных локонов. Смотрится непривычно, но ему идет.
Маг выгребает на пол содержимое полок, поворачивается и встречает меня хорошо знакомой насмешливой улыбкой. Не могу удержаться, улыбаюсь в ответ.
— Заходите, раз уж пришли составить мне компанию, сеньорита. Не надо топтаться на пороге, — мурлычет северянин, словно кот. — Я как раз разбирал вещи вашего брата.
— С чего это вы разбираете его вещи? — захожу внутрь и прикрываю за собой дверь. Еще не хватало, чтобы нас увидели слуги.
Он подмигивает:
— Пытаюсь понять, куда он мог сбежать. И где искать прочих культистов.
— И отец дал на это разрешение?
Мне становится тревожно. Конечно, через прочих служителей Черной Джованни теперь не найдешь. Но у официи дознавателей длинные руки.
Утешаюсь тем, что даже я сама не знаю, куда направился брат.
Элвин наклоняется над вываленной кучей барахла. Среди тряпья мелькает связка бумаг, им он уделяет особо пристальное внимание.
— Ну да. Ваш батюшка был весьма раздосадован его исчезновением.
Это неправда. Будь отец по-настоящему зол, дело не ограничилось бы двумя десятками розг. Бывало, он наказывал меня куда строже за более мелкие провинности.
Думаю, он испытал облегчение, когда узнал о побеге Джованни.
Конечно, прочие пленники не стали молчать о моей роли. Когда меня вызвали к отцу в кабинет, я сразу поняла, о чем пойдет речь. Вошла тихо, скромно, как и положено послушной дочери. Стояла, потупив глаза, смиренно выслушивая упреки и брань. Просила прощения и говорила, что не знаю, что на меня нашло.
Я хорошо помню правила этой игры.
Поначалу смущало присутствие Элвина, но позже у меня возникло твердое убеждение: все происходящее — спектакль, который отец затеял для тайного дознавателя. Чтобы храм точно был уверен — семейство Рино здесь не при чем. Мы честные квартерианцы, а Джованни — единственная паршивая овца, да и вообще бастард. Так что я старалась, как могла, играть свою роль. Иногда поднимала голову, чтобы посмотреть: как он? Верит? Поднимала и натыкалась на ироничный, изучающий взгляд. Маг не выказывал гнева. Молчал и смотрел пристально, со странной улыбкой — по лицу ничего не прочитать. Это сбивало, оттого я была косноязычнее обычного.
Так я и не поняла, рассердился он из-за моей помощи Джованни или нет.
До смерти боялась, что отец предложит Элвину остаться посмотреть на порку. Я бы не пережила такого унижения. Но нет, он вообще не упоминал при дознавателе подробностей о предстоящем наказании.
— А это обязательно? — спрашиваю я. — Ловить Джованни?
— А как же? — показушно удивляется северянин, перебирая вещи брата. — Мы же не можем позволить служителям Черной Тары просто так разгуливать среди приверженцев Четырехпутья. Помните, что тогда было в храме, Франческа? Хотите, чтобы кто-то другой оказался на вашем месте? Или на месте Риккардо?
— Он не виноват!
— Ну да, конечно. Его связали и привели туда силой.
— Это все его мать.
— А братец изрядно заморочил вам голову, я смотрю. У человека всегда есть выбор, Франческа. Просто такая сила — слишком большой соблазн.
— Каждый имеет право на ошибку. И на второй шанс.
Он выпрямляется и хмурится:
— Опасные речи. Не повторяйте их в присутствии других, если не хотите, чтобы вас заподозрили в причастности и ко второму побегу.
Вздыхаю. Никто не поверил, что я не виновна в исчезновении Уго, Альберто и Орландо. Никто, кроме Элвина. Меня спасло только заступничество мага. Не знаю, как он сумел убедить отца, но второй порки так и не последовало.
— Спасибо за помощь.
— Ну, спасать девиц из беды — мое призвание. Кстати, не хочу быть нескромным, но, надеюсь, я заслужил толику благодарности? — он говорит это так вкрадчиво, что я сразу понимаю о какой “благодарности” идет речь.
И взгляд… его взгляд становится совсем другим. Таким… бесстыжим, ласкающим. Хочу прикрыться, ощущаю себя голой.
Делаю шаг назад.
— Спасибо, — в горле сухость, мурашки по телу.
— Разве это похоже на благодарность? — он шагает навстречу, словно в деревенском танце. Моя очередь отступать.
Утыкаюсь спиной в дверь.
— А что будет похоже? — это получается очень хрипло.
Маг делает второй шаг, его руки упираются в дерево справа и слева. Теперь не сбежать.
Смотрю снизу вверх. Чувствую себя рядом с ним совсем маленькой и слабой. Беспомощной. И это не пугает — возбуждает. Может оттого, что он продолжает нагло раздевать меня взглядом.
Возмутительно. Приличный человек не позволит себе подобного по отношению к леди.
Кто сказал, что Элвин Эйстер приличный?
— Вот это.
Он наклоняется, берет мое лицо в ладони. У него такие горячие руки. В голубых глазах пляшут бесноватые искры.
Я знаю, что он сейчас сделает, но не хочу сопротивляться и останавливать его.
Закрываю глаза, и это как сигнал. Настойчивые и мягкие губы накрывают мои. От прикосновений бегут мурашки. Его руки опускаются на плечи, притягивают меня, скользят ниже по телу. Я чувствую их жар сквозь слой одежды. Внутри вспыхивает какое-то сумасшедшее желание. Задыхаюсь, уже совсем нет воздуха, а поцелуй все длится и длится, и я не хочу, чтобы прекращался…
Когда маг, наконец, отрывается от меня, с моих губ слетает всхлип. Мы смотрим друг на друга, тяжело дышим, и я понимаю, что все не закончится одним поцелуем. Элвин снова приникает к моим губам и вжимает меня в свое тело. Я запускаю руку в его волосы, взъерошиваю их — короткие и мягкие. От него пахнет дымом, пергаментом и имбирным элем.
О его губы можно обжечься, но я хочу этих погибельных прикосновений. Покорно выгибаюсь, подаюсь под нажимом ласковых, уверенных рук. Кажется, кроме жара его ладони источают вожделение, и что-то внутри меня отзывается не менее яростным влечением. Отвечаю на поцелуй, как умею, заменяя недостаток опыта рвением.
Его руки спускаются ниже, ложатся на ягодицы, сжимают. Взвизгиваю, пытаюсь вырваться. Больно!
— Что, герцог не пожалел розгу? — ухмыляется этот гад.
— Ненавижу тебя, — шиплю ему в лицо.
— Ага, — соглашается он. — Ненавидишь.
