Словами огня и леса (СИ) - Дильдина Светлана
— Она хочет этого, — пробормотал Огонек, вздрагивая. — Она… — опомнился, оглянулся — белки глаз спутника поблескивали в свете звезд, а камни под ногами казались очень ненадежной опорой.
— Так, по привычке. Она не голодная, — улыбнулся Кайе. Огонек судорожно сглотнул:
— Звезды так близко. Словно падаешь в небо…
Потом снова рискнул оглядеться по сторонам. Теперь сожалел, что солнце садилось стремительно, ничего не увидеть толком. Темные пятна — сады и рощицы, светлые — площади с огнями по всем сторонам, еще храмы видно, тоже подсвеченные… а в остальном и неясно, где бедные улицы, где богатые, а уж как дома стоят и подавно. Еще недавно метался там, внизу, словно муха в прижатой к земле перевернутой плошке.
Стемнело почти, на башне стало неуютно — ветер пронизывал до костей, норовил все-таки скинуть с высоты. Горячая рука обхватила Огонька за плечи.
— Не свалишься.
— С тобой рядом тяжело, когда ты неспокоен, — сказал Огонек, пытаясь отстраниться, но чтобы не слишком заметно. — Даже если ты радуешься. Я раньше думал, мне чудится, или что я просто ослабел после прииска. Но ведь не со всеми с золотым знаком так?
— Не со всеми. Но Астала основана теми, в ком кровь горячая. Многие наши предки погибли из-за этого. Те, эсса — серые, скучные… сушеные листья. Даже ненависть их скучна. А мы — пламя. Темное пламя. То, что вырывается из глубин и поглощает тебя самого. Темное, потому что не видно его. Ты понимаешь? У нас разрешено многое… пища Огня. Не только Сильнейшие — на праздники собирается много народа, даже в самом слабом жителе трущоб есть искра. Многие из нас и умирают с восторгом — это ведь тоже… захватывает.
— А еще больших никто не спрашивает.
Кайе какое-то время молчал.
— Все еще считаешь меня чудовищем?
— Не я так тебя назвал. Ты сам.
— Снова скажешь "мне жаль"? — словно слизняка выплюнул.
— У вас всё есть, за что вас жалеть?
Перед глазами мальчишки начали танцевать искры, и тело стало покалывать. Слишком близко стоял Кайе Тайау, Дитя Огня. Слишком был взволнован. Что лучше — оказаться без поддержки на Башне или упасть без сознания?
— Отпусти, — шепнул подросток одними губами.
— Как скажешь, — тот разжал пальцы, отстранился.
— Странно, что ты рожден человеком, — прошептал Огонек, тронул пальцами чуть поблескивающую татуировку — так он коснулся бы красивой ручной змеи… ядовитой.
Юноша встал напротив Огонька, вгляделся в глаза.
— Я хотел бы кое-что сделать… попробовать, — впервые голос Кайе Тайау звучал неуверенно — Для тебя. Для нас обоих.
— Я не…
— Дослушай! Потому и привел сюда, — Кайе сжал его пальцы до боли. — В тебе есть Сила, как сказали жрецы Дома Солнца. Где-то совсем глубоко и мало, но есть. У полукровок случается, очень редко, и никому не надо. Ты бы мог… И Башня подтвердила это. Что, если я попробую?
— Что?
— Провести тебя через Пламя…
— Ты сам говорил — невозможно.
— Если возьмется кто-то другой. Моей Силы должно хватить.
В первый миг Огонек обрадовался, осознав. Во второй — испугался так, что хоть с башни прыгай. Если этому что-то пришло в голову, переубедить почти невозможно! Но ведь так смерть вернее чем с Башни, только не столь легкая.
Огоньку представилась рыжая вспышка, слетающая со смуглой руки. Его начала бить дрожь, и подросток отошел к выходу на площадку, чтобы себя не выдать. Как там говорил Кайе? Умирает тот, кому ты смотришь в глаза?
Тот шагнул за ним, резко притянул его к себе. Заговорил, не трудясь быть понятым — о ведущих, ведомых, о сути раскрытия Силы. Порыв, пламя, ветер — увлеченность новой идеей. Новой игрой…
Огонек в очередной раз поразился — как может тело человека быть столь горячим? А через пару мгновений попросту позабыл, что не один — и кто с ним. Слышал еще чей-то голос. Вырастал на глазах, становясь ростом с Башню… и звезды в ладонь сыпались.
«У меня будет все… я больше никогда не окажусь маленьким и беззащитным… я смогу все, что захочу, и никто не назовет меня грязным отродьем, презрительно не скривится! Пусть только посмеет! Если он мне это даст…» — и сам устыдился подобных мыслей. — словно грохнулся с небес на землю.
Верно, и впрямь Башня его приняла!
— Ты… — Кайе хотел спросить что-то. Огонек с неприязнью глянул на того, кто рядом. Высвободился, отошел на пару шагов. Вот сейчас он действительно был далек от равнодушия!
— Что скажешь?
— Ты раньше делал что-то подобное? С кем-то из ваших, южан?
— Нет, — и глухо добавил: — Откажешься?
— Дай мне подумать.
Спустились, так же в темноте по ступенькам, только теперь и закатных отблесков не было на лестнице. Стражи молча подняли решетку, и опустили за ними. Огонек вскарабкался на грис… после долгой прогулки и подъема на Башню влез как придется, не думая, каково бедному скакуну. Покосился на небо. Летучие мыши носились, неслышно пища. А Кайе, наверное, слышит, подумалось Огоньку.
Юноша молчал, к счастью для Огонька. Тот словно натянутая тетива себя чувствовал — не удержался бы, в ответ на смех или иное что ответил бы колкостью. Ехали медленно. Повсюду вспыхивали разноцветные светляки и горели маленькие золотые фонарики.
Огонек озирался невольно — нечасто видел ночную Асталу. Вдыхал не только аромат ночных цветов, еще и гарью почему-то пахло.
…Благодарность и неприязнь — одновременно. Слишком много дано одному. Слишком много… он убивает и дарит. Щедрый дар лесному найденышу, дар, который ничего не стоит самому Кайе. Он не умеет еще открывать Силу в других, скорее всего это верная смерть. А умрет полукровка — невелика потеря. Но при удаче…
Огонек зло стиснул зубы.
Сам давеча такого наговорил, и видеть не желает, и знать. А всего-то надо было цену предложить. Высокую цену, да. Какому еще полукровке такое везение?
Только ведь не от чистого сердца. Пусть даже сам искренне уверен в обратном. Просто не может получить того, что хочет, иначе. Да и разве это не очередная забава? А что будет с Огоньком, даже если получится? Особенно если получится. Хорошо мечтать о том, как вырастешь большим и сильным и ух как всем покажешь! Мечтала так букашка покрасоваться перед быком… Но ведь можно не только хвастаться. Можно делать — лечить, например.
…Останется, и будет подчиняться тому, кого недавно не хотел больше видеть. Снова станет игрушкой — а как иначе назвать?
Сам ли Кайе придумал такой способ, больше на месть похожий, или подсказал кто? Или просто совпало?
Так и метался внутренне, пока не доехали. Но, уже спускаясь с седла, вдали от одуряющего голоса Башни, принял решение.
— Эй, — Кайе тихо окликнул его. — Слушай… На тебе лица нет.
— Ночь же, что можно видеть.
— Я вижу.
Добавил:
— Я должен подождать, пока брата не будет. Ему знать не следует. Ты сможешь еще отказаться, если захочешь. Тогда уйдешь, как собирался — я обещал. Я там, наверху это сказал, ей не лгут.
Огонек подошел к нему, какое-то время смотрел пристально. Так сильно устал, и один, и мир то и дело сыплется, когда кажется, что хоть немного стоит на ногах.
— Давай. Может, получится.
**
Около года назад
После истории с Таличе прошло уже больше луны. Дни в Астале текли ровно. Основали новый поселок, во втором, на болотах, убили крупного крокодила-людоеда, таскавшего детей.
Ахатта Тайау уговорил отца Нъенны оставить место в Совете и ввел туда старшего внука. Давно пора: родич, конечно, уважением пользовался, но все чаще прямо на Совете впадал в задумчивость и едва открывал рот, когда надо было высказать мнение, подозревали, перебирал с дурманящим дымом. Впрочем, шары льяти не ошибались — Къятта и в самом деле был сильнее. Значит, достойнее. А опыт приложится, сказал Ахатта.
И Къятта был доволен жизнью, как никогда.
Все хорошо. Только брат его младший как с цепи сорвался — метался по лесу в обличье энихи, приходил раненый и не позволял прикасаться к себе, дома то огрызался на любое слово, то утыкался лицом в подушку — попробуй, приведи в чувство. Ничего, примет, думал Къятта. Быть собой проще, чем быть другим. А именно собой он и станет. Только бы не натворил ничего. И посылал следить за ним тогда, когда сам не мог. Только попробуй уследи за энихи… да и за Кайе в человечьем облике тоже. Нъенна, которого мальчишка чуть не убил, долго кричал Къятте в лицо страшные ругательства, но этим и завершилось. Да и как иначе? Родня.
