Карен Миллер - Утраченная невинность
Рассмеявшись, они согласились пострадать за него и удалились. Некоторое время он с завистью смотрел им вслед, потом двинулся в глубь огромного зала, где в мрачном великолепии покоилась королевская семья.
Зал смерти освещали мягкие огни, на стенах и полу лежали тени. В центре помещения, на возвышении, задрапированном черным бархатом, стояли в ряд три гроба. Борн, Дана, Фейн. Возвышение огораживал барьер из пурпурных лент. Открытые лица покойников были безмятежно спокойны, тела покрывали груды цветов из оранжереи, воздух наполняли ароматы лета.
Внезапно ощутив холод, Эшер передернул плечами. Подойдя поближе к Борну, он заставил себя всмотреться в бледное, неподвижное лицо. Волосы короля снова отливали золотом. Их отмыли с помощью магии или просто мылом. Эшер почувствовал облегчение и вдруг понял, что ожидал увидеть кровь. Глупец.
Глубоко вздохнув, он выпустил воздух через стиснутые зубы.
— Вот такие дела, ваше величество. Вы мертвы. Дурм все еще не пришел в себя, и неясно, на что он будет способен, даже если выживет. Гар бьется с вашей пресловутой Погодной Магией, потому что ему приходится колдовать одному. А я… я занимаюсь делом, которым до меня не занимался ни один олк. Полная неразбериха. Вы так не считаете?
Его голос отдавался эхом под высокими сводами зала. Во рту пересохло, грудь стеснило. В уголке глаза, не переставая, подергивалась жилка.
— Поэтому мертвый вы или нет, но надо что-то делать. Он мой друг, но он и ваш сын. И я прямо скажу — не знаю, как ему помочь. Я не могу знать, правильно он обходится с вашей магией или нет. То есть дожди идут. И снег выпадает. И морозы случаются — там, где им положено. По крайней мере никто не жалуется. Но все это убивает его. Он считает, что без вреда здоровью не обойтись, что это плата за успех, но не слишком ли она высока? Я в это не верю. Он словно заживо сгорает. Его будто режут тысячи ножей. Он истекает кровью — раз за разом. Гар так и года не протянет, не то что всю жизнь. А от меня никакой пользы; все, что я могу — только смотреть. Вы просили меня позаботиться о нем, и я пытаюсь, но… вы должны сказать как.
Ответа не было. Он шагнул вбок, посмотрел на Дану и Фейн. Они опять блистали красотой, страшные раны были упрятаны под массой розовых, голубых, желтых и лиловых цветов. Гладкая кожа лиц, предохраняемая от тления сильными чарами, отражала свет огней, и казалось, от них исходит живое тепло.
Отчаявшись услышать ответ или получить хоть какой-либо знак, Эшер повернулся и зашагал к выходу.
В дверях показалась Дафна:
— Ты говорил, что не собираешься сюда заходить.
У него заколотилось сердце.
— Я передумал.
Она медленно приблизилась к нему. Бледная и уставшая — тоже весь день работала не покладая рук.
— Почему?
Потому что Гар убивает себя магией, а я не знаю, как остановить это. Но вслух он этого сказать не мог, поэтому подобрал другое объяснение:
— Думал, если увижу их такими… чистыми, утопающими в цветах…
— То перестанешь вспоминать их искалеченных, окровавленных?
Он кивнул. Кто бы мог подумать, что в его возрасте возможны кошмары?
— Что-то вроде того.
— И как, помогает?
Внезапно лицо ее расплылось — он смотрел на Дафну сквозь слезы.
— Нет.
— О, Эшер…
Он обнял ее крепко, так, что хрустнули ребра под руками, но она не жаловалась. Только пропускала его кудри между своими длинными, тонкими пальцами и, касаясь щеки губами, шептала какие-то успокаивающие глупости. Он слишком устал, чтобы самому справиться с поднимающейся изнутри волной боли.
— Я потерял отца, — шептал Эшер, зарывшись лицом в ее волосы. — Я даже не попрощался с ним. Мои проклятые братья… они даже не сказали, где он похоронен…
Она взяла его лицо в теплые ладони.
— Они мерзавцы. Просто мерзавцы. Забудь о них.
— Стараюсь. Я и забыл. А сейчас вспомнил.
— Расстанься с этим, Эшер. Твой отец был смертным. Он должен был умереть.
Жестокость этих слов потрясла его. Отведя ее руки, он кивнул на тела родных Гара:
— Как они?
— Да. Как они. Все мы смертны, Эшер. В конце пути любого человека — смерть. Значение имеет только то, как он прошел свой путь. — Ее пронзительный взгляд смягчился, и она коснулась его щеки кончиками пальцев. — Но дело ведь не только в твоем отце, правда? Тебя тревожит еще что-то. Можешь сказать, что именно? Мы друзья. Я помогу.
Эшер закрыл глаза. Если бы только он мог сказать ей. Поделиться тяжкой ношей. Это бремя убивало его. Он так боялся, что с Гаром может случиться что-то страшное, и был не в силах помешать этому.
— Это… очень сложно, Даф. — Он неохотно отступил на шаг. На щеке осталось тепло ее пальцев; остальное тело словно заледенело. — Возможно, когда-нибудь.
— Ты выглядишь до предела уставшим.
— Так и есть.
— Тогда перестань издеваться над собой. Иди домой и ложись в постель. У тебя на завтра весь день расписан, голова должна быть ясной.
Он содрогнулся.
— Не напоминай мне об этом. Сегодня я долго препирался с Глоспоттлом и Гильдией Красильщиков. Если мне не удастся привести их к соглашению, то в Палате Правосудия случится большой скандал.
— Я буду нужна? — с готовностью предложила она.
Если бы он осмелился объяснить, насколько она нужна ему, то, наверное, испугал бы ее.
— Сам справлюсь. У тебя полно своей работы.
— Я могу отложить назначенные встречи, я…
Он приложил палец к ее губам.
— Нет. Гильдия Пекарей ждать не может, виноторговцы тоже, я уже не говорю о налоговом комитете Далтри. Хочешь помочь? Сделай так, чтобы мне не пришлось ими заниматься, и я буду любить тебя всю жизнь.
Любить. Неосторожное слово упало между ними, словно утес. Он молча выругал себя и отнял палец от ее губ. Она отвернулась, теребя тунику.
— Сделаю все, что смогу.
— Дафна…
— Я пойду. — Она смотрела в сторону дверей. — Мы с Мэттом встречаемся в «Гусе». Ты не хочешь…
Он тоже отвел взгляд.
— Не могу. Надо быть в одном месте.
Ей с трудом удалось скрыть облегчение.
— Значит, в другой раз.
— Да, — молвил он с тяжелым сердцем. — В другой раз.
Дафна улыбнулась, но глаза у нее были озабоченными.
— Если завтра между заседаниями не встретимся, желаю удачи в деле мастера Глоспоттла.
— Благодарю. Она мне не помешает.
Дафна ушла, а он смотрел ей вслед, в ярости сжимая кулаки. Дурак. Дурак. Надо же было ляпнуть такое…
Прошу тебя, Барла, прошу. Не дай мне потерять ее.
