Сергей Волков - Затворник
Родив, и тут же потеряв первенца, Стройна много дней и ночей проливала слезы, не разговаривала, не замечала мужа и родных, даже напоить ее водой удавалось чуть ли не через силу. Все боялись, что княгиня лишилась рассудка, и Мудрый настрого велел слугам следить, чтобы его жена не наложила на себя руки. Но первое страшное горе прошло, а когда минули месяцы, то княгиня, казалось, и вовсе оправилась, и снова стала прежней. Хотя теперь легкомысленные девичьи развлечения стали для нее, княжеской жены, менее пристойны, она осталась жизнерадостной и бойкой, и находила приветливое слово для всех, от первого мужнего советника до челядина. Но княгиня переменилась, теперь уже навсегда, когда забеременела во второй раз. Теперь свои дни она проводила в страхе, слезах и жалобах, чем ближе к сроку, тем хуже. А князь ждал родов уже как окончания страданий жены, снова не на шутку боялся за ее разум, и досаду срывал на слугах. Сама мысль о втором рождении мальчика, и необходимости в таком случае снова исполнять закон, теперь казалась ужасной, но когда так и случилось, то княгиня перенесла эту новую потерю на удивление спокойнее прежнего. Слезы снова лились, но поток их иссяк быстрее чем в первый раз. Княгиня снова горевала, но было понятно, что бояться за нее на этот раз нечего…
Забеременев в третий раз, Стройна внешне не выказывала уже никакого страха и никакого сомнения. «На все воля неба, как всеобщий отец решит, так и будет. Что нам гадать!» — сказала она однажды мужу. Но и от ее былой радости не осталось следа. И когда повитуха приняла ребенка из ее чрева, подала хранителю рода, и хранитель рода, увидев в своих руках мальчика, вышел с ним из комнаты и слуги закрыли за ним дверь, то Стройна даже не посмотрела вслед. В этот третий раз она не пролила ни слезинки, но и улыбку на ее лице с тех пор редко кому удавалось увидеть. Приветливой ни с кем более она не была — только учтивой, иногда — надменной. Брачное ложе после третьих родов вызывало у нее отвращение, надежды стать матерью она больше не питала, и ко всем другим женским радостям княгиня стала равнодушна. Единственной ценностью для нее остался долг. И любовь к Мудрому Стройна сохранила — но не как к супругу и мужчине, а такую, которую чувство долга велит питать к достойному правителю.
— Здравствуй, Стройна. — сказал Мудрый. — К чему ты так оделась?
Княгиня снова села на лавку, и повернулась к решетчатому окну. Взгляд ее был невозмутим.
— На всякий случай. — сказала она — Кажется, будет сегодня что-то…
— Чувствуешь? — спросил Мудрый. Он сел на ту же лавку, напротив супруги.
— Чувствую, светлый князь. — сказала Стройна, так же глядя на улицу — Нехорошо мне что-то, как будто душно. И заря… Заря сегодня словно кровавая…
«Ты словно одно со мной! — подумал Мудрый — И мучаешься одним, даже предчувствуешь то же, что я! И жили бы мы с тобой душа в душу, не будь ты сухая как лучина… За что тебе это! Ты для счастья родилась, за что тебе столько горя! И мне за что — быть на словах владыкой всему, но от этого самому становиться мертвым при жизни. Что толку быть снаружи в золоте, если внутри пустой! Катилось бы оно все…»
Мудрый уже говорил как-то жене подобные слова, а Стройна отвечала: «Природному государю непристойно говорить так. Раз тебе Небо определило быть князем, значит для тебя долг и закон вдвойне святы, и для меня с тобой!»
— Ты сам что так рано поднялся? — спросила Стройна.
— Не спится. Голова трещит от всех этих дел.
— С Поля, что ли, опять новости были?
— Были, еще вчера на ночь, и недобрые. — ответил Мудрый.
— Теперь всегда так. — сказала княгиня словно с досадой — Из Степи добрых новостей давно не было. Что там еще?
— Из Порога-Полуденного вчера письмо привезли. Оттуда ыкуны, которые присягнули нам в прошлом году, ушли в степь. Хотели на сам город напасть по пути. Воевода писал, если бы не один молодой боярин, что заранее догадался об опасности, могли бы город взять… Так отбились, но те со всей скотиной и с пожитками ушли в поле.
— Погнались за ними? — спросила Стройна.
— Нет. Там людей мало. Ыкуны кагана с нашими сговорились, это точно. Могут нарочно в засаду заманивать, а могут дождаться, пока воевода с полком из города уйдут…
— И снова на город напасть. Могут, кто же спорит… — вздохнула княгиня — Ладно, не мое это дело…
— Скажи, как думаешь. — предложил Мудрый.
— Изволь. Мой отец прожил семьдесят лет бок о бок с табунщиками, и братья так же — Дикое Поле и его нравы они хорошо знают. Они бы теперь не так поступали.
— А как?
— Не знаю, как точно. Об этом опытные воеводы, и то спорят на советах, а я женщина. Но воли табунщикам давать нельзя. Они сейчас свои кочевья уведут за тридевять земель, а потом вернутся с конным войском — так они хотят. А от нас хотят, чтобы мы это время сидели сложа руки. Выходит, что они хотят, то мы и делаем. Так нельзя, мудрый князь.
— Ты в этом права. — сказал Мудрый — Но если бы нам хоть примерно знать, во что сейчас превратилась Степь. Кто такой этот Ыласы, чем он на всех такого страху нагнал. Да еще его советники. Ыкуны сами не знают, кто эти такие, и откуда взялись. Если бы мы знали, чего от них ждать… Пока нам надо осторожнее быть.
— Делай, светлый князь. — сказала Стройна. Она впервые за разговор посмотрела мужу в глаза, и даже мягко взяла его за руку, но взгляд ее остался таким же холодным — Ты не только по имени мудрый, и твои советники тоже люди не малоопытные. Делай, как понимаешь, и пусть вечное небо тебе поможет… Ладно, что мы все о делах, светлый князь. Может, велеть завтрак подавать?
— Можно и позавтракать. Прикажу в малую столовую подавать.
Но завтрак пришлось отложить. Едва Мудрый вышел из княгининых покоев, как навстречу ему попался запыхавшийся встревоженный отрок.
— Государь! — с одышкой заговорил дружинник — Сторожевые огни на восходе, на каильской стороне, как при большом нашествии!
«Ну, вот и все! — подумал князь — Теперь размышлять да мусолить больше нечего. И сокрушаться, что сделано, а что нет, тоже нечего. Теперь одно — на коней!»
— Беги теперь, буди дружину. — сказал Мудрый отроку — И пусть посылают вестовых по городу, за всеми большими боярами и старостами. И в лагерь за стены тоже, зовите оттуда всех воевод. Будем держать совет в большой столовой. Через полчаса чтобы все здесь были.
Дружинник, поклонившись, убежал прочь. А князь, позвав слуг, велел им идти к Стройне, пригласить ее в большую столовую, и сам отправился туда же, дожидаться совета.
3. ДОРОГА НА ПОЛДЕНЬ
Маленькая дружина Молния держала путь быстро — от рассвета до заката проезжали по пять обычных переходов, а то и больше. В два дня доскакали из Новой Дубравы до города Червинск и заночевали там на гостином дворе. В середине четвертого дня приехали в Волок-Бывалов, на реке Смолка. Здесь Дубравская Земля заканчивалась, и начинался Великокняжеский Удел. Дальше дорога шла на летний восход, вдоль реки Перекатка — к самому Стреженску, либо полями на зимний восход — к стреженскому пригороду Корноухов, и дальше в Степной Удел. В Волоке-Бываловом друзья остановились денек передохнуть, а в Корноухов Молний поостерегся заезжать.
