Лилия Касмасова - Инферняня (СИ)
Томас кинулся к лыжнику и вцепился в него, стал выкручивать руку с фонарем. Лыжник двинул Томасу этим фонарем в лицо.
Из‑за моей спины выскочил Швайгер и тоже кинулся в бой. Через мгновение он уже оседлал лыжника, который, несмотря на свою щуплость, умудрился прижать к полу и Томаса, и Гермеса. Гермес, похоже, после какого‑то удара вообще потерял сознание. Вот странно: какой‑то летучий лыжник отправил в нокаут бога. А может, это Швайгер его отправил? Потому что лупил он, мне показалось, больше Гермеса, чем лыжника (Ну, в крайнем случае, поровну обоих.)
И вот что не давало мне покоя во все этой картине: где‑то я видела эти розовые штаны. Шикарные модные штаны со стразами. Женские. Я бы и сама их купила. Да, точно, когда я их видела в прошлый раз, я так и подумала: „Я бы сама их купила… Если бы они стоили хотя бы в десять раз меньше, а лучше в двадцать…“ Только сидели они на ней ужасно, я еще подумала: „ну и фигуру он выбрал, совсем не разбирается в наших земных…“, ой…
— Мистер Грыыхоруу! — закричала я.
Лыжник отреагировал на мой крик странно. (Может, это и вправду Грыыхоруу?! А может, лыжник решил, что это такой боевой клич? И я сейчас ринусь в бой и снесу ему башку.) Он стукнул Томаса кулаком в челюсть и дал деру — вверх. Наполовину вырубленный Томас только и успел, что ухватиться за лыжу. А Швайгер уцепился за ногу Томаса. Лыжник лягался, как верблюд. Но скинуть гирлянду из двух человек ему не удавалось.
Несколько секунд их носило туда — сюда над площадкой, лыжник поднимался все выше и выше, и вот они уже над ограждением.
— Держись, Томас! — завопила я.
Если Томас сейчас сорвется… То они оба вместе со Швайгером полетят — с какого тут этажа? Швайгер, висевший на ноге Томаса, умудрился ногами зацепиться за ограду. Да он просто акробат!
— И — и-и!!! — раздался сбоку от меня визг Вивиан. Она стояла рядом, прижав ладони к щекам. Выглядело это драматично и великолепно, как в кино.
Лыжник стукнул лыжей Томаса по лицу и, наконец, оторвался от него… А Томас упал вниз! Я бросилась к перилам.
Томас висел на одной руке, ухватившись за железный край пола за парапетом. Швайгер карабкался по нему наверх. А в другой руке Томаса была лыжа!
Лыжник, оставшись на одной лыже, вертолетиком падал вниз.
Я просунула руки сквозь железную решетку, и схватила Томаса за пиджак. Руки Вивиан появились рядом и тоже схватили Томаса. Он зашвырнул лыжу на площадку и держался теперь за прутья обеими руками. Швайгер тоже дотянулся до прутьев. И оба они стали подтягиваться наверх — с нашей с Вивиан помощью.
И вот уже переползли через решетку и приземлились с этой стороны.
— Лыжник на втором этаже! — прохрипел Томас и бросился по лестнице вниз, крикнув мне: — Подбери лыжу!
Швайгер в горячке кинулся вслед за Томасом.
Я подобрала лыжу и мы с Вивиан тоже побежали вниз.
— Что ты крикнула этому налетчику? — спросила Вивиан у меня.
— Да так, — говорю, — мой личный боевой клич.
— М — да? — посмотрела она на меня, как на чокнутую.
Не стану же я говорить ей о своих бездоказательных (кажется, я слишком долго общалась с одним бывшим юристом) подозрениях. Грыыхоруу мой друг, и я не хочу его очернять. Узнала‑то я не его, а штаны!
— Ой! — вдруг вспомнила я. — А как же Гермес?! Вдруг он ранен? — и ринулась обратно наверх.
Ох, и устала же я бегать туда — сюда по этой Эйфелевой башне на тонких каблуках!
Каблуки Вивиан цокали позади.
Но на третьем этаже никого не оказалось. Гермес не лежал там, где остался на поле битвы, не полз куда‑нибудь, и не прятался — мы заглянули во все углы.
— Он улетел, — сказала Вивиан.
— Он же был без сознания, — сказала я.
— Или притворялся, что без сознания, — сказала Вивиан.
— Но зачем?
— Может, чтобы улизнуть незамеченным, пока все дерутся? — пожала плечами Вивиан и хмыкнула: — Он любит исчезать.
— А может, он улетел за лыжником, на второй этаж! — возразила я и снова бросилась к лестнице, ведущей вниз.
Вивиан не выказала такого же энтузиазма, и, хотя двинулась за мною вниз, вскоре осталась далеко позади.
Так, еще пару пролетов… Мне навстречу из‑за поворота выруливает полицейский. Видит меня, удивленно хмурится и говорит:
— Мадемуазель, тра — та — та — та — та — та — та…
Ну в смысле, для меня это звучало как нечто подобное. Он же, естественно, говорил что‑то вполне содержательное, и содержание, судя по выражению его лица, было приблизительно: „Какого черта вы тут забыли? И кто вы вообще такая? Не вы ли тот злобный террорист, что стрелял где‑то наверху, и которого мы сейчас поймаем, посадим за решетку на двадцать лет и отрубим голову гильотиной?“ (Смотрела я как‑то кино про их королеву…)
Поэтому я сказала испуганно:
— Нет — нет — нет, это не я! — и подняла руки вверх.
Он удивился еще больше и вдруг улыбнулся совершенно по — дурацки. Смотрел он при этом куда‑то поверх меня.
А, это Вивиан спускается.
— Бонжур, — говорит она ему, ослепительно улыбаясь.
— Бонжур, — отвечает он и проговаривает, все еще ошеломленно: — Мадам ДжемисОн, — с ударением на последний слог. И опять лопочет что‑то по — французски, на этот раз, похоже, что‑то вроде: „Я от вас без ума, готов хоть сейчас с этой самой башни сигануть“.
Я решила потихоньку пройти мимо, пока он занят. Но он преградил мне путь рукой и выговорил с трудом по — английски:
— Что это у вас?
— Лыжа, — сказала я. Ну разве не видно?
Хорошо, что Вивиан не растерялась и пришла мне на помощь. С невероятно очаровательным видом она что‑то сказала французу. Он тут же виновато и быстро шагнул к ней и подал ей руку, чтобы она оперлась. Ясно, она попросила об этом и, видимо, пристыдила его, что он был таким негалантным.
Обо мне он на этот раз совсем забыл, и я побежала вниз.
Слышу, полицейский заботливо говорит Вивиан по слогам:
— Вьи ранен?
Вивиан что‑то там отвечала, но я уже была на втором этаже.
И там было совершенно пусто и тихо. Куда все делись?
Снизу на этаж забежал табунчик из трех полицейских. Вот черт.
Но один из них, рыжий и самый носатый, спросил:
— Мадемуазель, вы тоже из комиссии?
Ура всем святым, Томас и меня выгородил.
— Разумеется, — важно сказала я. — А где мой шеф?
Думаю, Томасу польстило бы, если б он это слышал.
— Внизу, — сказал этот полицейский. — Террори… Тот пиф — паф, еще там? — показал полицейский наверх.
— Нет, — говорю я. — Он давно уже тю — тю! — показала я вниз.
Француз посмотрел на меня хмуро и участливо, видимо, решил, что у меня от страха в голове помутилось, сказал:
