Лилия Касмасова - Инферняня (СИ)
Селия? С любовью?
Я развернула бумаги. Какие‑то документы, и что это написано наверху?
— Хм, — сказал Томас. — Дарственная.
Он взял из моих рук бумаги, пролистал.
— Поздравляю, — сказал с улыбкой.
— Что? — всполошилась я.
Знаете, юридические бумаги и документы редко сулят что‑то хорошее.
— Селия подарила тебе дом.
Я перевернула фото с удивлением:
— Вот этот? Дом у океана? — кажется, мой голос дал петуха от радости.
Томас вчитывался в документ:
— Да. Дом во Флориде. Это часть владений Селии…
Я заглянула в напечатанный мелким шрифтом текст:
— „Так называемый амбар для инвентаря“… Ну и что…
— Конечно, — сказал Томас. — У него и окна как у жилья. Думаю, раньше это был дом садовника или что‑то в этом роде.
— Но — за что? Почему она ни с того ни с сего дарит мне его?
— Почему ни с того ни с сего, — сказал Томас. — Я же тебе объяснил, что послал фрукты Зевсу.
Я одна тут тупая или другие бы тоже ничего не поняли?
— И Зевс теперь знает, куда делась амброзия. А значит, перестал гоняться за семьей Барментано.
— А — а! — сказала я. — Значит, это все по правде? — я кивнула на бумаги.
— Да, ты законная владелица. И к дому прилагается полгектара земли…
— Шикарно! — вскричала я. — Я владелица дома с парком!
— Ну, не с парком…
— Все равно! — сказала я. — Я никогда еще не была землевладелицей!
Ресторан находился в маленьком двухэтажном здании, прибившемся к многоэтажке, как ракушка к утесу. Внутри было мило, уютно и совсем по — домашнему: клетчатые скатерти, вязаные ажурные занавески, крашеные белой краской старые деревянные стулья. Посетителей было много, но нам удалось найти свободный столик — правда, не у окна, а в глубине — но там тоже было неплохо.
Буквально через минуту к нам подошла полная темноволосая девушка и с оживленной улыбкой сказала:
— Томас! Привет! — и подала нам обоим меню.
— Спасибо, — сказал Томас.
Она ушла, а я сказала, открывая меню:
— Ты здесь, наверное, постоянно бываешь?
— Да. Почему бы не навестить свою первую любовь…
— Что? — вскинула я глаза.
— С этой девушкой я встречался в старших классах. Это кафе ее семьи.
— Да? — произнесла я. — Все понятно.
— Что понятно?
— Ничего, — буркнула я.
— Да?
— Если ты все время сюда захаживаешь, значит, она до сих пор тебе… ну… нравится.
— Нет. Значит, мне нравится, как у них готовят, — сказал Томас.
Похоже, он не врет. Поверить, что ли?
Все же хорошо, что это не библиотекарша — та при каждой встрече лезет с ним целоваться!
А Томас рассматривал меню.
— У них очень вкусная паста. Из домашнего теста… — сказал он.
Я тоже рассматривала меню. Но думала о другом — уже и не о библиотекарше, и не о Томасе. А о своем доме у океана. И о том, что теперь мне будет куда высадить мою чудо — пальмочку! Буду с утра просыпаться, протягивать руку в окошко, и срывать манго или апельсин на завтрак!
— Да, все забываю спросить, — прервал мои мечты Томас. — Когда мы грузили пальму в фургон, я заметил, что вся земля в горшке перерыта. Ты не знаешь, кто мог это сделать? — он понизил голос: — Похоже, хотел взять отросток.
— Откуда мне знать? — как можно небрежней сказала я. — Наверное, соседский терьер. Не мог до улицы дотерпеть.
— Да? — улыбнулся Томас.
На что это он намекает, а? Я приняла невозмутимый вид и уткнулась в меню.
Но тут зазвонил мой сотовый. Я поспешно его выхватила из клатча и так неуклюже нажала кнопку ответа, что он шлепнулся в корзинку с хлебом и уже оттуда заверещал:
— Алисия! Я с детьми торчу у твоей двери и на нас пялятся соседи! Где тебя носит, черт возьми!!!
Это был голос Грыыхоруу. Который, похоже, изучил на своих актерских курсах, как выражать эмоции с помощью слов. Я представила, как они там стоят в подъезде, на детях антикислородные шлемы, Грыыхоруу, по обыкновению, в супер — мини — юбке. Хорошо, если не в облике старушки лет восьмидесяти. Отчего же соседям на них не пялится?
— Да, — сказала я, подобрав телефон. — Я буду сию секунду, — положила телефон обратно в клатч и посмотрела на Томаса.
— Ничего, — сказал он. — Пообедаем в другой раз.
А в голосе — ноль эмоций. Хоть бы огорчился, что ли.
Я кивнула и пошла к выходу. Выхожу, а кто‑то меня догоняет и говорит:
— Подожди.
Я обернулась. Мне улыбается Томас и протягивает коробку:
— Это тебе. Пицца. Чтобы продержаться до нашего с тобой завтрашнего обеда.
А разве я соглашалась на завтрашний обед?
— Не любишь пиццу? — спрашивает Томас неуверенно.
— Люблю, — отвечаю я.
— И я люблю, — говорит он. А потом наклоняется ко мне и целует.
КОНЕЦ
