Дмитрий Емец - Первый эйдос
– Не дрянь, а лоб, – вежливо пояснил хранитель.
– Чего?
– Я говорю: какая-то дрянь, за которую ты зацепился флейтой, мой лоб, – уточнил Эссиорх.
Надо отдать юнцу должное, если он и смутился, то лишь на мгновение.
– Мне не стоило стоять ближе, чем в двух шагах! Но вообще-то я рад, что так получилось. Ты навел меня на мысль, старик!.. Тебе зачтется! – заявил Корнелий и похлопал Эссиорха по плечу.
Хранитель посмотрел на его руку, но Корнелий уже убрал ее сам.
– А мысль вот какая! Арея можно не убивать, а взять живым! Оценил, а? Будет совсем круто доставить его в Эдем на суд!.. Смотри: подходишь к Арею, ошеломляешь его ударом флейты (ты ведь был ошеломлен, почти раздавлен, не так ли?), резким ударом ноги выбиваешь меч и… ой!
Эссиорх согнулся.
– Еще раз попытаешься вскинуть свою тощую коленку, я оторву тебе ногу там, где она крепится к бедру, – прохрипел он.
Корнелий оскорбленно вспыхнул.
– Но-но, старик, не надо кипеть! Тебе не идет! Не хочешь – не буду делиться с тобой мыслями!
– Да уж пожалуйста. Или мне придется тебя связывать.
Корнелий небрежно кивнул, отодвинул Эссиорха и мимо него протиснулся в квартиру. Чемодан плыл за ним, цепляясь за углы.
– Ну и где моя комната? Надеюсь, там чисто. Ненавижу грязь, – заявил юнец.
– Твоя что? – не понял Эссиорх.
– Комната. Я остановлюсь у тебя, если ты не против.
– А если против? – спросил хранитель.
Корнелий наморщил лоб. Было заметно, что о такой возможности он не задумывался.
– Ты что, шутишь, да? Ну тогда тоже поживу, только недолго. Не напрягайся, старичок! – сказал он.
Эссиорх вздохнул. У стражей света, привыкших к временным масштабам Эдема, свое представление о «недолго». С другой стороны, если не присмотреть за парнем, его прикончат еще до вечера.
– Тронешь мою зубную щетку или бритву – убью. В рисунках не рыться. Ничего не перекладывать. Запчасти для мотоцикла не цапать. Если где-то беспорядок – это у меня такой порядок. Усек? – сказал он сурово.
– Да, Эссиорх. Не волнуйся! – снисходительно заверил его Корнелий и тотчас чемоданом опрокинул стеллаж со всем содержимым.
– Прости, старичок! – сказал он.
– Слушай, ты!.. – заорал Эссиорх.
– Да, слушаю… – немедленно отозвался Корнелий и захлопал глазами.
Увеличенные стеклами очков, его глаза казались жалобными, как у раненой лани. Новому связному это было хорошо известно. Когда было нужно, он использовал свою беспомощность, как кастет в подворотне.
Вот и сейчас, стоило Эссиорху заглянуть ему в глаза, как он сдался. Злиться на Корнелия было бессмысленно. Все равно что кричать на большую собаку, которая поставила ему на грудь грязные лапы.
– Ты ляжешь на кровати, – проворчал он.
– Но она же твоя! Нет-нет-нет, не уговаривай! Я лягу на полу! На голом холодном полу! – благородно отказался Корнелий, что не помешало ему немедленно плюхнуться на кровать и туда же забросить чемодан.
– У меня есть еще диван, – сказал Эссиорх и отправился поднимать стеллаж.
* * *В ближайшие сутки ему предстояло узнать о Корнелии массу неожиданного. Например, что новый связной боится темноты. В Эдеме полного мрака нет никогда и нигде, даже ночью. Другое неприятное открытие было связано с тем, что Корнелий болтал не переставая. Не болтал он только, когда ржал, а ржал очень громко, топая ногами и стуча по стенам. Дважды к ним приходил сосед снизу, чтобы спросить, не нужна ли врачебная помощь. Причем второй раз он явился с топориком для разделки мяса.
– Знаешь кодировку т9 на телефоне? Которая сама угадывает слова? – лепетал Корнелий, ухитрившийся еще в Эдеме ознакомиться с земными реалиями.
– Ну.
– Первый вариант слова «воля» знаешь какой? «Боль». Наша жизнь – одна сплошная боль.
– Я почему-то так сразу и подумал, – говорил Эссиорх, созерцая розовощекого Корнелия, чья жизнь, вне всякого сомнения, была одной сплошной болью.
Еще одно открытие – перед сном Корнелий два часа играл на флейте, причем не маголодии, а нечто невообразимое собственного сочинения. При этом у всех присутствующих в лице одного несчастного Эссиорха вымогалось непрерывное восхищение.
И, наконец, самая потрясающая новость: у Корнелия оказалась пижама с розовыми слониками. Из коротких брючин и рукавов торчали его непропорционально длинные худые конечности. Где-то в вышине поблескивали очки. Корнелий не снимал их и ночью, чтобы смотреть цветные сны.
Эссиорх, когда увидел эту пижаму, едва не свалился со своего неудачливого дивана, пахнущего табаком и многократно пролитым на него супом из пакетиков. У дивана было только три ножки. Четвертой блудной ножкой служил русско-греческий словарь тысяча девятьсот дремучего года издания. По всем признакам, до Эссиорха диван долго был прописан в общежитии МГУ.
– Слушай, – сказал Эссиорх. – По земному счету тебе лет двадцать. В двадцать лет нельзя носить пижаму со слониками.
– А с кем можно? – немедленно осведомился Корнелий.
Эссиорх затруднился ответить. На другой же день он вообще перестал обращать на что-либо внимание.
– Я оторвал душ! Это ничего? – доносилось из ванной.
Еще вчера Эссиорх подскочил бы, а сегодня уже привык и только скорбно смотрел на потолок.
– Ничего. Это третий шланг за год. И второй смеситель. Уверен, что существует мировой заговор производителей быстроломающихся товаров.
– Заговор? – восторженно переспросил Корнелий.
– Да. Чем чаще шланги рвутся, тем чаще покупаешь новые. Заводы работают, помойки тоже трудятся. Мировая экономика развивается.
Вместе с Корнелием Эссиорх таскался по городу. Корнелий забредал в самые скучные музеи, например, в музей свиноводства или пожарного дела, осматривал их от первого зала до последнего и неуклонно заявлял, что ему не понравилось. Эссиорх уже едва переставлял ноги.
Попутно Корнелий выискивал на улицах Москвы суккубов и комиссионеров и обстреливал их маголодиями с упорством охотника, который пытается восполнить отсутствие меткости пулеметной пальбой. Парочку суккубов ему случайно удалось подстрелить, однако комиссионеры явно глумились над ним, неожиданно выглядывая из канализационных решеток, водосточных труб и дамских сумочек.
– Ну и где этот жалкий Арей? Боится меня, прячется? – спрашивал Корнелий трижды в день.
Эссиорх отмалчивался.
«О небо! Зачем ты послало мне этого психа?» – думал он. Хранитель не мог найти даже пяти минут, чтобы увидеть Улиту. Не тащить же с собой в резиденцию мрака этого восторженного воителя, которого там сразу прикончат?
Самое ужасное, что Корнелий и не думал отдыхать. Если он и ложился спать, то лишь затем, чтобы надеть свою кошмарную пижаму и вскочить уже через час в зашкаливающе бодром настроении.
