Мария Семенова - Там, где лес не растет
Да… Эория…
Переставляя ладони, Коренга прошёлся по бережку туда и сюда, осмотрел со всех сторон свою тележку и, не найдя на ней повреждений, требующих немедленной починки, направился к краю воды.
Это был восточный берег озерка. Дыхание морских ветров почти всё время гнало к нему пусть маленькие, но волны. Поэтому берег падал в воду обрывчиком высотой в локоть, местами висевшим на переплетении подмытых сосновых корней. Волны были слабенькие, так что деревьям не грозило падение. Озеро было даже красиво: зеленоватая чаша, отражавшая небо и лес. Коренга заглянул в прозрачную воду и увидел славное песчаное дно, совсем такое, как в чистых речках около дома. Летом здесь будут сновать ручейники, а по их затейливым домикам заскользят тени шустрых мальков… Он взялся за изогнутый в воздухе корень далёкого родича прапрадеда Кокоры – и перекинул тело вниз.
Тикира не соврала, вода оказалась вправду очень холодной, но всё-таки льдом и смертью, как та, из которой Коренгу вытаскивали сегваны, она не дышала. «Может, это оттого, что здесь кругом суша и лес?..» Перед глазами так и качнулся морской горизонт. Дохнул ветер, выжимавший слёзы из глаз. «Бр-р… Одно слово – где лес не растёт! И как они всю жизнь там живут?..»
А ведь Эория, поди, без этого ветра скоро задыхаться начнёт.
«Правду, что ли, люди бают: где родился, там и пригодился?..»
Пока молодой венн силился постичь эту вековую премудрость, в воду рядом с ним шумно бултыхнулся Торон. Вот кому стылые волны были решительно нипочём! Коренга привычно вслушался в наследную память любимца – и перед ним пронеслось видение хрустальных озёр, умывающих голубые подножия ледяных стен. Огромные летучие звери складывали крылья и падали в зоркую глубину, плескались, ныряли, а потом выбрасывали себя обратно в воздух одним движением обманчиво хрупких перепончатых крыл…
…Когда Торон ударил плашмя по воде, ударил ещё сильнее и резче, чем давеча, когда помогал старику раздуть вчерашние угли, Коренга сперва даже решил, будто сын симурана внял наконец голосу крови и надумал попытаться взлететь.
Он ошибся. Торон в самом деле почти целиком вырвался из воды, но только «почти», этот подскок был всего лишь неуклюжим подобием взлёта. Торон сразу рухнул обратно, мало не утопив хозяина в туче поднятых брызг и пребольно хлестнув его концом крыла по уху…
Когда же Коренга, вынырнув, выплюнул воду и уже раскрывал рот, чтобы накричать на пса за озорство, он увидел в пасти у Торона стрелу. Длинную, тяжёлую сегванскую стрелу с наконечником чуть поменьше ножа и древком, надломленным сомкнувшимися зубами. Эта стрела была пущена для убийства. Обычная собака навряд ли успела бы перехватить её даже на суше.
В дальнейшем Коренга с ужасом и стыдом вспоминал посетившую его греховную мысль об Эории… Удивительно всё же устроен ум человеческий! Вертя головой в поисках затаившегося стрелка, Коренга успел взвесить эту мысль – и отмести её прочь. Не потому, что благородная сегванка вряд ли стала бы искать утоления своей обиды, стреляя исподтишка. Просто она знала, на что был способен Торон. А вот убийца – не знал.
Между тем неведомые враги, похоже, сообразили, что врасплох Коренгу уже не возьмут. Они вышли на берег, более не таясь. Молодой венн почти не удивился, признав в них Ерша с Перекатом. Всё правильно! Он, дурак, уже начал помалу забывать об их существовании, а зря. Можешь не держать в памяти зло, причинённое тебе людьми, – но не стоит рассчитывать, будто у кого-нибудь выветрится содеянное тобой! Коренга наказал Ерша, не позволив похабно шутить над Эорией. И тот, не стерпев, пришёл расплатиться.
Оба сегвана смеялись. Вольно им было смеяться, когда прежний обидчик плавал перед ними не то что без оружия – вообще без штанов. Ёрш весело блестел зубами, словно услышал очень славную шутку. Разучившийся говорить Перекат то ли всхлипывал, то ли икал, щека у него дёргалась пуще прежнего, зато глаза были как у мороженой рыбины, непонимающие и неподвижные. Тем не менее именно он держал в руках лук. И руки, в отличие от щеки, не тряслись, и на тетиве лежала стрела.
– Ну что, жеребчик? – отсмеявшись, проговорил Ёрш. – Вылезай, поглядим, что в тебе такого особенного!
Коренга не ответил, потому что нельзя разговаривать с тем, кто пришёл тебя убивать. Если дошло до стрельбы из-за кустов, значит, для кого-то дело непременно кончится смертью, и тут уж словесные мостики перекидывать – самое распоследнее дело. Барахтаясь в воде, Коренга вдруг увидел всё происходившее словно бы со стороны, и горькая обида стиснула сердце. Какие беседы с учёным аррантом, какая ласка могущественного государя кониса?.. Всё это привиделось ему, причудилось, примечталось. Действительность же состояла из двоих ублюдков, хохотавших на берегу, и он плавал перед ними, точно яблоко в кадке, и ничего не мог сделать. Если бы он сидел в своей тележке, он бы нашёл, чем ответить. Его пальцы прямо-таки ощутили узкий ремень, всегда лежавший наготове вдоль правой ноги… Вот только тележка была теперь далека и недостижима, точно луна в небе. Ёрш и Перекат будут смеяться над ним, сколько захотят, а потом убьют. И его, и Торона. Может, им для этого понадобится не одна стрела и даже не две, потому что ещё одну стрелу Торон наверняка успеет поймать, а от другой, если повезёт, они с ним укроются под водой… – но какая-то по счёту непременно попадёт в цель, и не далее как назавтра ещё один Кокорин потомок споткнётся на бегу, попытается встать и обнаружит, что остался без ног, и мама заплачет и сквозь слёзы скажет: «Всё зря…»
В это время Торон вдруг повернулся, загребая лапами, и залаял.
Так, словно звал кого-то на помощь, и этот кто-то был уже рядом.
Коренга не сразу отважился оторвать глаза от стрелы на луке у Переката. Поэтому Эорию, вышедшую на берег, он увидел самым последним. А увидев, для начала едва не закричал ей: «Беги!..» Но Перекат сразу ослабил тетиву, головка стрелы глянула в землю. Коренга даже подумал, что теперь всё вполне могло закончиться миром. Дочь Двадцатибородого – это вам не безвестный бродяга-венн, которого можно в лесном озере утопить. Это горе горькое себе и всему своему роду накликать, где бы он ни находился, тот род. Если купеческие охранники не совсем уже беспросветные дурни, они постараются свести дело к шутке… Скажут, хотели попугать, уму-разуму поучить за невмерно длинный язык… – да с тем и уйдут.
Не затеют же они убивать дочь Старшего Рода только за то, что некстати вышла из леса?..
Или всё же затеют?..
Коренга посмотрел на сегванку и понял, что ошибся в очередной раз. Больше не имело никакого значения, что там собирались или не собирались делать Ёрш с дружком Перекатом. Значение имели только намерения Эории, а она шла отрывать головы им обоим, и на этот счёт двух мнений быть не могло. Она не оглядывалась ни вправо, ни влево, Коренга хорошо знал этот взгляд, полный смертельного сосредоточения. Почти как у Эвриха, когда тот обещал смешать с дерьмом злодея Кимнота. С таким лицом человек не останавливается на полпути, как не останавливается падающее дерево или грохочущая морская волна. Коренга не увидел при Эории оружия, кроме неразлучного боевого ножа, но и это тоже было неважно. Проходя мимо большого орехового куста, воительница выдернула нож и несколькими быстрыми взмахами срубила себе палку, да не тощенькую гибкую талинку, которой когда-то воспользовался Коренга, а чуть изогнутую жердь толщиной в запястье и длиной побольше аршина. Надо было видеть, КАК она это проделала. Прямо на ходу, почти не сбив шага, а шаг был… Коренга, сам лишённый возможности ходить, в людской походке кое-что понимал. Так, как шла сейчас Эория, люди ходят на танец или на бой.
– Эй, деваха, – окликнул Ёрш. – Палку-то брось, здесь две есть, краше твоей! – Эория не ответила, и он со смехом добавил, кивнув на Коренгу: – Или ему несёшь, неспособному?..
У него наверняка было припасено ещё много всяких гадостей и уязвлений, но явить этот запас судьба ему не судила. Коренга успел мимолётно удивиться, как это Ёрш, вроде опытный боец, не распознал надвигавшейся смерти. Между тем дочь Двадцатибородого сделала ещё шаг, и Ёрш с ругательством отскочил: палка Эории взвилась над головой. Между прочим, издав свист, какого не всякий раз добиваются в замахе от железного лезвия.
Ёрш потратил несколько мгновений, распутывая ремешок на ножнах с мечом. Он не освободил его загодя, поскольку не предполагал, что меч придётся пускать в ход… или племя Берега разучилось не только чтить кунсов Старшего Рода, но и вязать настоящие сегванские узлы, изобретение предков?
Пока он дёргал непослушные концы ремешка, Перекат вскинул лук…
…И стрела, пущенная в упор, лишь снесла с ореховой палки длинную полосу луба. Коренга снова начал дышать, а вторую стрелу Перекат пустить уже не успел. Если бы удар Эории пришёлся прямо в голову, обозный охранник умер бы на месте, но крепкая кибить лука чуть отклонила удар, так что палка всего лишь расплющила ему ухо и сломала ключицу. Перекат с дурным воплем выронил лук и припал на колено, словно собирался заново подать ей кольцо, а Эория уже разворачивалась навстречу Ершу, наконец-то сбросившему ножны с меча, её палка уходила в новый замах, чиркнув при этом Перекату по роже и свернув на сторону нос.
