Олег Северюхин - В лабиринтах тёмного мира
А ночью ко мне на широкую лавку под мой полушубок пришла Дарья. Я раз за разом утолял ее голод и чувствовал, что он все больше и больше и нам нужно остановиться, чтобы не раствориться друг в друге.
— А Сашка все допытывается, не ты ли его тятька, — сказала мне в ухо Дарья, крепко обхватив меня за шею.
Глава 43
Солнце уже шло к полудню, как пришел Симеон. Пройдясь по горнице, он хлопнул в ладоши и сказал мне:
— Все. Собирайся. Пойдем к дьяку. Заинтересовал ты его своими сказками.
После этих слов отчего-то заревели дети и заплакала Дарья.
— Хватит реветь, — прикрикнул на них Симеон, — никуда он не денется, придет и гостинцев принесет.
Мы вышли на улицу и пошли пешком, благо до княжеских палат было не так далеко. Впереди нас шли два дружинника и сзади сопровождали двое.
Предки наши были совсем не дураками и знали, как политес соблюсти и безопасность обеспечить.
Резиденция посольского дьяка была в сторонке. Около крыльца ее стояло несколько кошевок, прохаживались люди в заморских кафтанах и сновали мужики с продовольствием.
— Никак дипломатический продовольственный распределитель? — спросил я.
— Да, пожалуй, так и есть, — согласился Симеон, — кормление послам выдаем, что указом князя определено, а остальное они сами покупают.
— Никто не отказывается? — поинтересовался я.
— За копейку удавятся, — засмеялся мой провожатый, — на людях нос воротят, а как до кормления доходит, так за каждый золотник дерутся.
В горнице дьяка было многолюдно. Везде разбросаны свитки. В стороне за отдельным столом сидят писцы. Кто-то приходит. Кто-то уходит.
Увидев нас, дьяк махнул рукой и все стихло.
— Идите все и покушайте, — сказал он и указал нам пальцем на дверь в дальнем конце присутствия.
Мы прошли туда. Вскоре пришел дьяк, и слуга внес поднос с похлебкой, вернее, с мясным супом, который оказался очень вкусным. Еще была картошка со сметаной, томленая в русской печи. Как-нибудь потом я вам расскажу рецепт ее приготовления в условиях городской квартиры. Попробуете — пальчики оближете.
— Ну, рассказывай, что с нашим князем приключится, — миролюбиво предложил дьяк, — а мы тебя послушаем, да и решим, что с тобой делать.
— А что я могу сказать нового, — сказал я, — сами знаете, что междоусобица привела к монголо-татарскому игу. Да и сейчас ханство Казанское вас не шибко жалует, грабит пограничные земли, а людей захваченных в Кафу продает. Разве не так? Так. А короли западные как на Русь смотрят? Как на свою будущую вотчину, а на Руси нет закона о престолонаследии, и поэтому все стараются великими князьями стать. И князь Василий Васильевич тоже не будет исключением.
— Откуда ты все это знаешь? — удивился дьяк. — Ты никак ведун и со старыми богами общаешься.
— Никакой я не ведун, — открестился я от такой чести, — есть такая наука — история, так вот она и рассказывает, что до нас было.
— А наука твоя не сказала, кто я такой? — поинтересовался дьяк. — Ну-кось, расскажи мне, кто я такой и что мне уготовано?
— О тебе, дьяк, история совсем молчит, — сказал я, — ничего про тебя не прописано, кто ты, как прозвище твое и какие у тебя заслуги перед князем. Как будто тебя вообще и не было.
— Как это не было? — подскочил дьяк. — Да я думной дьяк Рябоконь, меня в других царствах люди знают, все грамоты мною скрепляются, я всех послов и посланников принимаю, да я…
— Не прописано про тебя ничего, дьяк, — сказал я примирительно, — и про Симеона тоже ничего не прописано. Историю пишут люди, да вот только пишут они о своих начальниках, которые право имеют людей казнить или миловать, начинать войну или заканчивать, подати увеличивать или уменьшать, школы открывать или закрывать, а о других так прямо и пишут — другие.
За столом воцарилось молчание.
— Ладно, — как-то нехотя сказал дьяк, — я ужо писцам внушу, чтобы титло мое и прозвище прописывали почаще, чтобы потом про меня прочесть могли. Так что ты предлагаешь, чтобы князя нашего спасти?
Наивные люди. Пытаются обойти историю и судьбу. Что в судьбе прописано, то так и будет. Не мытьем, так катаньем, но все исполнится.
Тут как-то мне рассказывали про мужика одного, который два раза стрелялся, и пистолет два раза давал осечки. Вот мужик тот уверовал, что его Бог или по его поручению ангел-хранитель хранит и стал куролесить по-всякому. И что вы думали? Напился пьяный и замерз в сугробе. Не иди поперек судьбы. А если я это им и скажу, что от судьбы не уйти. Ведь прикончат как заговорщика против князя.
— Надо готовить шар воздушный, — сказал я, — чтобы князя от убийц увезти в безопасное место, где бы он смог силы собрать и заговорщиков призвать к ответу.
— Как это шар воздушный? — изумились Рябоконь и Симеон.
Я им стал объяснять устройство воздушного шара, попутно сам думая о том, а из чего его можно строить, если я получу на это согласие. Предложение дать легко, а вот как его реализовать в начале пятнадцатого века? Из чего строить воздушный шар?
Глава 44
Мои собеседники смотрели на меня так же, как архимандрит Рязанский в 1731 году смотрел на подьячего местного воеводы Крякутного (по другим сведениям — крещеного немца Фурцеля), который сделал из шкур шар и надул его дымом. Шар де этот взлетел выше берез и опустился.
Говорят, что вскоре после легендарного полета Крякутного в Россию приехал другой фантазер — Иероним Карл Фридрих фон Мюнхгаузен, который очень хотел познакомиться с воздухоплавателем и написал тому письмо:
В город Нерехту, подьячему Крякутному.
Дорогой друг и коллега!
Я недавно приехал в Россию и с удивлением узнал, что в маленьком городе Нерехта нашелся отважный воздухоплаватель, совершивший полет на воздушном шаре.
Я летал на многих снарядах: на ядре, на утках, на парусном корабле. Теперь, вдохновленный Вашим подвигом, я намерен построить собственный воздушный шар и научиться на нем летать.
Поэтому я хотел бы встретиться с Вами, пожать вашу мужественную руку и получить советы бывалого воздухоплавателя.
Остаюсь Ваш преданный друг, Барон фон Мюнхгаузенъ.
Почему я так точно назвал год этого якобы первого русского полета на воздушном шаре за 52 года до братьев Монгольфье? В 1956 году почта СССР выпустила марку, посвященную 225-й годовщине со дня полета Крякутного или Фурцеля. Потом доказали, что никакого Крякутного-Фурцеля не было, но я уже прикидывал в уме количество потребного мне материала. Я же не Мюнхгаузен, мне нужно было спасать реального Великого князя Василия Второго.
