Элизабет Хэйдон - Элегия погибшей звезды
«Энннннннннввввввввввииииииннннн!»
Драконица подняла голову, не обращая внимания на вьюгу, все ее чувства обострились, обрели четкие очертания.
Внутреннее драконье чутье уловило ответные вибрации, которые стали для него чем-то вроде маяка из Прошлого. Она медленно повернулась, забыв про порывы ледяного ветра, терзавшего тело, и сосредоточилась, прогнав прочь все посторонние мысли, заставив себя отринуть окружающий ее мир. Драконица поспешно, но в то же время крайне бережно настраивалась на звучание своего имени, хрупкое и едва различимое, потому что ветер, который его принес, начал стихать.
Ее имя, произнесенное с ненавистью, прогремело, точно могучий гул колокола, словно рев моря, музыка звезд в холодном, безжизненном ночном небе.
И сознание драконицы поймало его. Оно звенело, снова и снова призывая ее из самых потаенных глубин истории.
Она не знала, кто ее позвал и почему в призыве прозвучала такая враждебность, но это не имело значения. Где-то к югу от замерзших пиков, за горизонтом, обитало существо, знавшее ее и помнившее о ее прошлом. Это существо было наделено могуществом, не уступавшим ее собственному. И это существо она привела в ярость. Когда она это поняла, в ее сердце зародилась мрачная радость.
Она знала место, откуда прозвучал ответный крик.
Она могла его теперь найти и, сделав это, возможно, отыскать часть себя и своей силы.
И женщину, которую ненавидела.
Драконица заскользила вниз по склону, следуя за мелодией своего истинного имени, не обращая внимания на пронзительный ветер и ледяную корку, сковавшую землю. Она направлялась на юг. Вскоре суровая зима уступила место лету. Когда земля снова стала теплой, она зарылась в нее и последовала за пронзительным звуком своего имени, не смолкающим даже здесь, в глубине.
Она искала эхо.
Радостное предвкушение кровопролития наполняло ее новой энергией с каждой оставленной позади милей.
15
Терреанфор, Базилика Живого Камня, Сорболд
Талквист нетерпеливо ждал в серых предрассветных сумерках.
Теперь всякий раз, когда он приходил к Ночной горе, вместо того чтобы пробираться по ущелью, которое извивалось среди высушенных солнцем скал, служивших естественной защитой храма, как это делали остальные посетители, он спускался по узкой, известной лишь ему одному тропе, которую обнаружил много лет назад, еще когда был учеником в базилике. В молодости дорога отнимала у него много сил, и к концу пути он неизменно начинал задыхаться. Сейчас же, несмотря на то, что стал старше, он набрался опыта и укрепил свое тело и легко проделывал этот путь.
Дожидаясь, пока откроется потайная дверь, он оглядывал сухие каменистые скалы, окружавшие Ночную гору. Природа не поскупилась на краски, расписывая их склоны, — розовые полосы, переходящие в яркие оттенки ржавчины, зеленые и пурпурные тона, но жаркое безжалостное солнце Сорболда прокалило и высушило их, отняв былое великолепие. Священная гора находилась в самом сердце коричневой каменистой пустыни, защищая своей тенью прохладное царство Живого Камня, куда не проникали лучи солнца и где цвета были наполнены сиянием жизни.
«Намек на величие, которое прячется глубоко в горах, — подумал он. — Как это верно».
Каменная плита, перед которой он стоял, заскрипела. Талквист оторвал взгляд от причудливо раскрашенных скал и увидел, что в глубокой тени открылась дверь. Он поспешил внутрь.
Лазарис, хранитель Терреанфора, стоял на пороге с тусклым фонарем в руках. Когда каменная дверь закрылась, отрезав их от света, Талквист заметил, что и без того бледное лицо священника стало еще бледнее.
— Доброе утро, Лазарис, — ласково поздоровался с ним Талквист. — Как тебя встретил новый день?
— Прекрасно, милорд, — прошептал священник. — А вас?
— Ну, это зависит от того, с какой стороны посмотреть, Лазарис. Как наш проект?
Лазарис с трудом сглотнул.
— Я… я нашел несколько новых мест для поиска, милорд.
— Великолепно! — вскричал Талквист, с трудом сдерживая ликование. Он знал, что для Лазариса задача отрезать кусочек живой земли была почти непосильна, — будучи священником, посвятившим свою жизнь этой стихии, он испытывал, наверное, то же самое, как если бы его попросили отрезать у собственной матери грудь. — Покажи мне.
Лазарис едва заметно поклонился и поднял повыше фонарь, освещавший вход в собор.
Терреанфор был самой древней из пяти базилик, посвященных стихиям, — практически такой же старой, как сама земля, — и единственной, находившейся в Сорболде. Он являлся самым известным из нескольких оставшихся на континенте хранилищ Живого Камня. Магия этого места ощущалась даже в воздухе — с той самой минуты, как Талквист ступил в прохладный, сырой коридор, ведущий внутрь Ночной горы, оставив за спиной горячий, сухой ветер пустыни, он почувствовал его могущество.
Он следовал за тенью священника по петляющим коридорам, которые помнил со времен своей службы здесь, темные стены вспыхивали розовыми, пурпурными и голубыми отблесками, когда на них падал свет. Живая земля, в отличие от своей обычной, темной сестры, была наполнена разноцветным сиянием.
Потолок коридора превратился в высокий свод у них над головами, когда они вошли в храм. Лазарис загодя погасил свой фонарь, ибо его свет — а горел в нем огонь, зажженный на золотом блюде самим солнцем, — разрешен был только в коридорах, ведущих к базилике. Сам же храм освещали лишь фосфоресцирующие камни, испускавшие холодное сияние в кромешной тьме недр горы.
Они миновали первый из огромных столбов, изображавших деревья, чьи кроны упирались в потолок, и оказались в главной апсиде, украшенной статуями животных в полный рост — львов и газелей, слонов и тирабури. Их вырезали из Живого Камня, и казалось, будто они дышат. Наверху, в ветвях каменных деревьев, сидели птицы из Живого Камня, и их перья сверкали яркими красками в тусклом холодном свете. Талквист подумал, что, глядя на них, без труда можно представить себе, как они поют.
Лазарис провел его через сад к тропе, вдоль которой несли караул статуи солдат высотой около десяти футов, стоящие на весьма громоздких, хоть и приземистых постаментах, всего их было около трех десятков. Каменные воины образовывали над тропой арку из своих мечей, черты их лиц свидетельствовали о том, что прообразами для их создания стали коренные жители этих мест, какими они были еще до прихода намерьенов. Люди, построившие и сохранившие Терреанфор, высекли прекрасные каменные памятники внутри собора, посадили в живую землю семена деревьев, перья птиц и кусочки шерсти животных, которые со временем выросли из нее, подчиняясь законам здешней магии.
