Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — эрбпринц
Я буркнул:
— Нет, не милосердие.
— Точно?
— Точно, — отрезал я зло. — Я еще достаточно молод и глуп, чтобы о такой хрени не думать. Молодость вся немилосердна! С головы и до, как бы, ног. Просто, мне кажется, милосердие как-то незаметно и довольно хитро вмонтировано в государственную систему правильного правления. И не выковырять.
— А хотелось бы?
— Еще как, — признался я. — Милосердие… даже в самом слове что-то дряхлое, старческое, противное.
Он произнес несколько странным голосом:
— Ого…
— Мы все, — сказал я, — после великих потрясений, выбрались из-под обломков и все еще бродим в темноте, натыкаясь друг на друга и хватаясь за оружие. Думаю, всем нужно выйти на свет, увидеть друг друга такими, какие мы есть, и решить, как нам идти дальше вместе.
Он промолчал, но лицо становилось все тревожнее. Некоторое время ехали стремя в стремя, наконец он спросил негромко:
— Все мы… это кого имеете в виду?
— Вы поняли, — огрызнулся я, — кого имею!.. И даже в виду. Всех этих зеленомордых, остроухих, даже копытных… если такие еще есть. Разумеется, под эгидой человека! Я до истинного равноправия еще не дорос, пока что сперва буду измерять размер и вес головного мозга, но это все-таки лучше, чем доставшиеся от предков титулы. Прогресс нужно прогрессировать неспешно, а то начнутся всякие волнения в среде консервативно настроенных феодалов. Но прогрессировать нужно, а то вдруг соседи обгонят по качеству оральных свобод?
Он слушал внимательно, у меня создавалось иногда впечатление, что все понимает, хотя, думаю, у него понимание проходит на бессознательном уровне, бывает такое, все понял, хотя и не понял, что понял, но поддерживает тебя отныне сознательно, потому что согласился с твоими доводами.
— Кстати, — проговорил он, — что насчет черных месс? Если встретим еще такие храмы?
— Истреблять, — отрезал я. — Без рассмотрений и апелляций.
— Троллей жалеть, — переспросил он, — а черномессианцев истреблять подряд?
— Да, — сказал я жестко, — и нечего уточнять как бы, я все опонятил! Тролли — это невежественные и неграмотные братья наши меньшие. Мы тоже тролли большую часть жизни, но не показываем вида. Они еще не знают, когда творят зло, когда добро, а черномессианцы — это люди, давно вышедшие на свет, вкусившие его, но… отвергшие! Они снова стремятся во тьму и тянут туда других. Потому их всех под нож, как заразный скот!
Он пробормотал мрачно:
— Хлебнете вы с таким прочтением Библии горя.
— Хлебну, — согласился я. — А вы что предлагаете?
Он вздохнул, покачал головой. Я видел, как нервно покусывает губы, в глазах злой блеск, наконец сказал со вздохом:
— Сэр Ричард… лучше бы вы ограничились простым завоеванием.
— Лучше или легче?
— Я бы сказал, что все легкое… оно же и лучшее, но вы, конечно, не согласитесь?
— А вы? — спросил я его в лоб.
Он криво усмехнулся.
— Пытаюсь себя в этом убедить, да что-то мешает. Наверное, ваше дурное влияние.
— Вы меня переоцениваете, — пробормотал я.
— Или недооцениваете себя.
За спиной знакомо простучали копыта, Зигфрид догнал и поехал рядом, сердитый и насупленный, уже готовый спорить и возражать.
— Ваше высочество, — сказал он с напором, — Норберт сообщил, что впереди крупный отряд противника. Он уже сообщил герцогу Клементу! Это значит, вам нужно… э-э… остановиться.
Я спросил мирно:
— А просто свернуть? Я могу и объехать?
Он даже чуть растерялся; я, по идее, должен был спорить и порываться в бой, засопел, сказал с сомнением:
— А если и там отряд?
— Тогда остановлюсь, — пообещал я. — А то и вернусь вовсе. Кроме того, ты же со мной, мой щит! Разве с тобой мне что-то грозит?
Альбрехт скалил зубы, наблюдая, как Зигфрид расправил плечи и, как петух, раздул грудь, готовый гордо заявить, что с ним ничего не страшно, он всех спасет, однако мой друг и телохранитель вздохнул и сказал поникшим голосом:
— Увы, не всегда получится отбиться. Потому лучше не соваться. Не ваше это теперь дело, ваше высочество! Вы теперь только пальчиком указывайте. А мы за вас повоюем, пограбим, понасилуем, поедим, напьемся, песни споем, даже станцуем… а вам на троне танцевать не к лицу! Упасть можно. Да и низзя ронять достоинство лорда.
Альбрехт веселился; Зигфрид сумел и настоять на своем, и вывернуться, молодец, сказал мне уже серьезнее:
— Ваш Зигфрид прав, вернее, прав Норберт. Но и Зигфрид тоже. Здесь и должно кишеть отрядами, раз такая плотность населения…
— И кишат, — подтвердил Зигфрид.
— Мне тоже, — продолжил Альбрехт, — постоянно докладывают, что впереди деревни и села на каждом шагу! Удивительно щедро населенные земли.
— Прекрасно, — ответил я с бесстрастностью в голосе. — Надоело ночевать в шатрах.
Он ответил холодновато:
— Можно просто у костра.
Я улыбнулся.
— Дорогой Альбрехт, меня этим не испугаете. Будто не ночевал!.. Но в селе удается поговорить с местными.
— Это важно?
— Очень, — сказал я серьезно. — Разговор с каким-нибудь сиволапым дает больше для понимания местных обычаев и настроений населения, чем угодливые рассказы знати.
Зигфрид кашлянул, посмотрел на меня очень выразительно.
— Что? — спросил я.
— Вы забыли упомянуть, — сказал он, — куда мы приближаемся еще…
Я кивнул.
— Верно. Кроме того, мы приближаемся к местам, где расположены мои, так сказать, родовые земли…
— Родовые? — спросил Альбрехт с сомнением.
— Ну, — протянул я, — не совсем, но как бы так, в общем это близко. По смыслу. Замок Амальфи я приобрел… с позволения церкви, это было мое первое задание от великого инквизитора отца Дитриха. Приобрел весьма символично… в общем, прежний хозяин продал душу дьяволу, так было сказано в моем задании, я его старался вразумить, как мог, и немножко убил. А замок, естественно, пришлось взять, чтобы не попал в дурные руки.
Зигфрид улыбался, широкая морда стала еще шире, а глаза помасленели, словно уже сидит за одним столом с Гунтером и пьет за торжество справедливости.
Глава 5
Навстречу подул холодный ветер, Зигфрид с неодобрением покосился на мою голую грудь. Тепло уходит быстро, скоро начнет трясти от холода, но я сам недавно узнал, что доспех Нимврода защищает не только от дождя, ветра и оружия, но и согревает, если вот вдруг оказываюсь в холодном месте. Конечно, голым ходить по снегу не стану, незачем раскрывать свои возможности, но пусть мои соратники считают меня крепким и закаленным воином, это плюсик к репутации.