Орден Змей (СИ) - Ершов Евгений
— О, пойдем сломаем, — Илья от предвкушения даже потер руки, а Вера на это показательно вздохнула.
— И что же из этого следует? — спросил Старик.
— Ну вот залез я обратно на крышу, и решил пройтись поверху, посмотреть на другие сады-огороды, вдруг еще чего необычного найду. И точно — смотрю — везде какие-то несуразные калитки. Я прикинул туда-сюда, взял бумагу и начертил весь наш квартал, — он торжественно достал мятую бумажку из-за пазухи и разложил на табурете, который пододвинули к моей кровати, а все собрали вокруг, нависая над самодельной картой.
— Смотрите. Это — Владимирская улица, вверху вот Няптицкие ворота, внизу Смокварецкий мост. Между ними почти посередке — наш дом с лавкой. Это участки, сады с огородами. Красным нарисовал калитки, — неожиданно завершил свое объяснение Заморыш и обвел всех торжествующим взглядом.
— И? — спросил Илья. — Молодец, чертить умеешь. Возьми с полки пирожок, что ли…
— Погоди, Шамон, — перебил его я, — дай сюда.
Я взял рисунок и стал его рассматривать, наклоняя из стороны в сторону.
— Эй, мелкая, неси карандаши цветные! — крикнул сестре.
— Сам ты мелкий, — Машка показала мне язык, но метнулась за карандашами.
Положил карту на табурет и стал соединять линией калитки.
— Так? — спросил Генку. Тот расплылся в улыбке и кивнул.
— Погоди, — Васька Старцев взял рисунок и тоже разглядел на него, — это похоже на карту… Будто это какие-то тропинки?
— Или дороги, — задумчиво добавил я.
— Да! — воскликнул гордый Заморыш, — это дороги, улицы.
— Да вы, друзья, с катушек съехали! — произнес большой человек Илья, но никто не обратил на него внимания.
— Та-а-к, — задумчиво протянул Старик, — ты же сюда прибежал как ошпаренный и про калитки у Ваньки спрашивал…
— Калитки, калитки… Так-то у нас одна калитка, на улицу, — протянул я.
— Ваня, Ваня! Помнишь, мы с тобой на яблоню летом залезали, прятались? На углу! — встряла сестрица.
— Точно, мы еще на забор глядели, — вспомнил я, — а там на одной стороне, что к Шепелевым, и рядом к соседям сзади — к Муриным — будто какие-то двери есть. Просто забор по цвету отличается, и будто из других досок сделан. Я еще подумал — зачем так?
— У нас в огороде, за кузней, то же самое, — добавил Васька с Кузнецкой улицы.
— И у нас, вроде бы, — неуверенно предположила Вера Барышня. Она жила недалеко от нас на Архангельской.
Мы все уставились на Илью, который в это время самозабвенно ковырялся в носу, но заметив, что все на него смотрят, вытер пальцы о портки и стал постепенно робеть под нашими взглядами.
— Ну?! — грозно тявкнула мелкая сестрица, глядя на засмущавшегося парня, топнув ножкой и скрестив руки.
— Так это… Нету, вроде. — неуверенно начал парень. — А может, и есть.
— Ладно, это сейчас неважно, — воскликнул Заморыш, и жестом фокусника перевернул свой рисунок, — глядите!
На рисунке тоже была карта, но уже другая. Всмотревшись, я понял, что в центре изображен наш дом с садом, соседние участки, и красным калитки, также хаотично разбросанные по карте. Значит, Генка успел слазить к нам на чердак, с него на крышу, и зарисовать видимый ему участок Ломокненской улицы. Не составило большого труда также соединить их линиями — и вот перед нами неизвестно откуда взявшиеся «дороги».
— Ничего себе! Ну, Заморыш, ты мозг! — Шамон потрепал Генку по голове, так что она начала болтаться из стороны в сторону.
— Но откуда эти дороги? — спросила Вера. — И для чего?
— Кто ж их знает? — пожал плечами вырвавшийся Генка. — Главное, что они есть. Были бы дороги, а куда по ним идти, уж найдем.
Тут послышался шум за дверью, и все повернулись в сторону прихожей.
— Мама пришла! — крикнула Машка и бросилась ко входу.
Ольга Назлова пошла утром по магазинам и лавкам, которые, несмотря на Мертвую седмицу, работали теперь почти круглосуточно, делая месячную выручку в день на приезжих туристах. Надо было закупить кучу провизии на ораву малышей. Васька, как самый рассудительный из компании, был оставлен старшим — следить, чтобы никто не разбежался из дома. А то народ в Ломокну всякий приезжал, бывали случаи.
— Заходи скорей! — слышался Машкин голосок из прихожей, и тут же. — Ой!
И Машка с испуганным лицом влетела обратно в комнату, забравшись ко мне на кровать и забившись в угол. А в комнату уже входили какие-то чужие люди — высокий господин с неприятными чертами лица и его спутница, небольшого роста, оба в одежде темных оттенков. Илья тут же вскочил на ноги и сделал шаг вперед, Генка, наоборот, затаился, где был, я попытался заслонить собой сестру, а Василий, опередив Шамона, сказал:
— Господа, у нас комнаты не сдаются. Всё занято.
— Какой хороший дом, ты не находишь? — усмехнувшись, обратился высокий господин к даме, внимательно разглядывая нас.
— И как много прекрасных детишек, — облизнулась женщина, расплывшись в гадкой улыбке, от которой меня передернуло.
— Уходите, тут вам нечего делать! — крикнул я.
— Не так быстро, пупсик, — вновь улыбнулась дама.
— А где же ваши родители? Охотятся на мертвячинку, видать? — осклабился мужчина.
— И охотятся! — с вызовом сказал Илья. — А вы тут чего забыли?
— Мама в подвале, — вдруг с пола подал голос Генка, а я удивлением на него посмотрел, — пошла за припасами.
— На вас не рассчитывали! — вновь влез Шамон.
— Ой, а что так? — скривился мужчина. — В дом пригласили, а теперь дорогим гостям не рады? — и коротко бросил своей спутнице. — Проверь.
Та развернулась и вышла из комнаты. Вход в подпол был у нас на кухне: надо было открыть тяжелый люк (я с трудом его поднимал), зажечь сальную свечу, и спуститься по крутым ступенькам на два аршина вниз. Взрослый человек мог стоять в подвале только согнувшись, а я пока что в полный рост.
Мужчина, между тем, снял верхнюю одежду, кинул ее на стул, не спуская с нас глаз, и остановился на мне. Перевел взгляд на больную ногу, перевязанную бинтами, скривился. Каждый день днем к нам приходил перевязывать меня отец Спиридон, при этом промывая рану святой водой. А вечером уже это делала мама, читая по молитвеннику положенный для этого текст.
Сзади послышался шум, вновь открылась дверь — кажется, еще кто-то пришел. Я увидел, что входит мама.
— Это вампир! — крикнул Генка, и с размаху бросил в мужчину табуретку, около которой всё это время сидел. Мужчина, обернувшись на шум в прихожей, не среагировал на табурет, и тот прилетел ему прямо в голову.
— Догадливый, сученок, — прошипел гость, вновь поворачиваясь к нам, и его облик стал меняться. Черты, прежде ничем себя не выдававшие, стали заостряться, губы посинели, глаза налились красным, волосы встали дыбом, на руках отрастали когти, а из уголков рта показались клыки. Мама уронила сумки и убежала, а вампир двинулся на нас.
Илья бросил в вампира стул, но тот уже легко его отбил, Старик дернул к себе Веру, и теперь загораживал ее собой, Машка визжала, Генка лихорадочно оглядывался, а я пытался достать до полки над кроватью — там была банка со святой водой, принесенная вчера батюшкой. Наконец, мне это удалось, и крикнув — «Васька, святая вода!» — я кинул банку ему.
Вампир в это время еще завершал свое преображение, и размахивая руками в отросшими когтями и выхватив трость, продвигался вперед. Васька открыл банку, и с размаху плеснул на вампира. Тот с нечеловеческой ловкостью сумел увернуться от основного потока воды, но часть жидкости попала ему в лицо, и он истошно заорал, вытирая руками-лапами свою пасть.
А дальше, как в замедленной съемке, я увидел вбегающую в комнату маму. Она не кричала, просто молча, с сосредоточенным взглядом, не тормозя, воткнула заостренную палку в спину вампира. Я увидел, как тело существа выгнулось, из пасти вырвался истошный крик, а из его груди вышел окровавленный конец палки. Тело завалилось вперед и упало. Шамон продолжал лупить стулом по голове чудовища, которое дергалось в предсмертных конвульсиях.