Робинзон - Под покровом тайны
Опешив от неожиданности, я некоторое время лежала неподвижно. Потом огляделась и убедившись, что вокруг ни души, открыла проход, вошла в свою спальню и невидимая дверь за моей спиной захлопнулась, скрыв от меня угрюмый лес Заповедья.
Натянув ночнушку, я улеглась в кровать. За окном уже светало. Мне не спалось, в голове бродили разные мысли, в основном о скором подъеме, Сегодня же у меня первый рабочий день.
Поэтому, вылежав минут пятнадцать, плюнула на дальнейший сон и, вскочив с постели, начала одеваться.
Заправив кровать, отправилась на кухню и под мамин храп, стараясь не шуметь, вскипятила кофе.
Сделав бутерброды с маслом и сыром, уселась за стол и начала завтракать. Бутербродов оказалось маловато. Есть хотелось невероятно. Поэтому из холодильника были вынуты несколько яиц и нажарена сковородка яичницы.
Когда закончила с едой, на часах, висевших напротив стола, время было половина шестого. Маму можно было еще не будить.
Я же сидела и размышляла над загадками, которых с каждым днем становилось все больше и больше. Меня очень беспокоили мои странные желания, сейчас я вполне понимала маму, когда та говорила:
— Девочка, сам не поймешь, как согласишься на уговоры своего парня.
Но дело было в том, что меня не надо было и уговаривать. Сегодня я была согласна на все, и только странное нежелание оборотня, дало возможность остаться девушкой. Так раздумывая над своими проблемами, не заметила, как прошло время.
В комнату вошла заспанная мама и сразу поправила папину фотографию на комоде. У меня запылали щеки.
— Какая бессовестная, думаю только о себе, даже не вспомнила ни разу о папочке, — начала страдать я и тоже прослезилась.
— Ничего доча, — сказала мама, — надо держаться, нельзя плакать, постоянно.
Я вскочила и налила ей кофе, пока она умывалась и чистила зубы. Бабушкиным инструкциям о запрете зубной щетки мама не доверяла. Но я то теперь знала, что мне зубные щетка и порошок не нужны вовсе.
Я сидела напротив мамы, которая без аппетита жевала бутерброд, и все вспоминала косую черную челку Тима, его сверкающие белые зубы, когда он улыбался. А особенно его руки со стальными мышцами, которые, тем не менее, могли так нежно касаться моей кожи. Интересно, какой дар он должен взять у меня?
— Леночка, — слабо улыбнулась мама, — опять в облаках витаешь. Сейчас у тебя такой вид… если бы ничего про тебя не знала, подумала, что ты влюблена по уши.
От неожиданно сказанных слов я ужасно покраснела и сконфузилась.
— Ну, мама, что ты говоришь, — смогла я пролепетать, — смотри, меня всю в краску вогнала, какая еще любовь?
— Значит, и вправду влюбилась, — вздохнула мама, — когда и успела с этими переживаниями?
На мои дальнейшие отговорки она только улыбалась, и качала головой.
Вскоре мы собрались и вместе пошли на работу. Остановка автобуса была за углом. Мамин автобус подошел первым, она чмокнула меня в щеку, пожелала удачного трудового дня и прошла в открытую дверь.
Я тоже недолго торчала на остановке, вскоре села в подошедшую четверку и покатила в сторону больницы.
Торжественных встреч по поводу первого рабочего дня не было, только Галина Петровна, улыбнувшись, пожала мне руку и вручила новый рабочий инструмент; швабру и ведро.
В сестринской я переоделась, по совету напарницы, осталась только в трусиках, и надела глухой медицинский халат, завязывающийся сзади. Его наверно, можно было обернуть меня в два раза, но, к сожалению, тогда не удавалось завязать завязки. Поэтому я вместо пояска обвязала себя бинтом, получилось вроде ничего.
Пожилая женщина оглядела меня критическим взглядом и сказала:
— Щупловата ты девка, не знаю, как носилки с такими кабанами будешь таскать?
— С какими кабанами? — удивилась я?
— Да вон, видишь, боров толстый лежит, пудов десять в нем наверно весу наберется, — сказала она, кивнув в сторону дверей, где врачи скорой завозили на каталке грузного мужчину.
— Сейчас они его на кушетку положат, а нам потом его таскать по кабинетам придется, — объяснила мне санитарка, когда я при знакомстве назвала ее Нинель Николаевна, она замахала руками и предложила называть по-простому — тетя Нина.
Следующие несколько часов для меня в памяти не остались, я только и бегала с ведром и тряпкой, замывая следы грязи, крови, рвоты. Застирывала испачканное фекалиями белье, судорожно сглатывая, чтобы самой удержаться от рвоты. Около часу дня поток больных почти прекратился и тетя Нина, вытирая пот, сказала:
— Ну, Ленка тебе и повезло, сколько лет работаю, а такой запарки еще не бывало. Наверно Господь тебя предупреждает, что зря ты сюда работать пришла.
— Нет, тетя Нина, — сказала я, — наоборот, для меня, наверно, сегодняшний день — испытание, если его пройду, то дальше все будет нормально.
Санитарка улыбнулась и сказала:
— Ну, дай то Господь.
Мы едва успели перекусить, когда скорая привезла молодую девушку, немногим старше меня. Она лежала, скрючившись, на каталке, бледная и безучастная ко всему.
Когда мы переложили ее на кушетку, она только простонала и схватилась руками за живот.
Через десять минут в смотровой кабинет быстрым шагом зашел высокий черноволосый доктор.
— Ого, — сказал он, посмотрев на меня, — у нас новенькая санитарка, да еще и премиленькая. А вот осмотр ты у меня не проходила, ну, сейчас мы это исправим.
С этими словами он ловко сунул руку мне в халат и быстро ощупал обе груди.
Я так растерялась, что даже не успела ничего сказать, как он убрал руку и заявил:
— Ну, вот теперь все в порядке, онкоосмотр проведен, патологии не выявлено.
— Борис Палыч, ты опять за свое! — послышался сзади возмущенный возглас Галины Петровны, — совсем обнаглел, щупал бы медсестер у себя в гинекологии, они там у тебя все сисястые. Чтобы больше к девочке нашей не подходил!
Борис Павлович, нисколько не огорченный отповедью, присел рядом с больной и спросил:
— Анализы взяты, как давление?
Выслушав медсестру, он осмотрел живот у девушки, и его лицо сразу стало серьезным.
— Так, звоните в оперблок, пусть готовят операционную! — приказал он.
После этого надел перчатку, и разведя ноги больной, осторожно ввел два пальца во влагалище. От его манипуляции та немного пришла в себя и попыталась закрыться.
— Ну, что ты милая, потерпи чуть-чуть, — неожиданно ласково сказал он, — сейчас секундочка и все.
Я смотрела на его манипуляции, и у меня тоже заболел низ живота.
Борис Павлович, действительно, смотрел девушку недолго, Встав, он подмигнул мне и сказал:
