Робинзон - Под покровом тайны
После маминого рассказа, следователь снова выключил магнитофон и сообщил, что мы можем идти, если у него возникнут новые вопросы, он нас вызовет.
Я не выдержала и сказала:
— А чего тут думать, это все сделал Бергман. Кроме него никто не знал, что у папы в портфеле самородок. Арестуйте его, и он все расскажет. Эти бандиты действовали с ним заодно.
— Елена Лазаревна, — официальным тоном сказал Шевцов, рассматривая меня, как козявку, — идет следствие, о его результатах вы будете извещены в установленном порядке. Не волнуйтесь, мы найдем убийц вашего отца.
Про золото он не упомянул.
Когда мать и дочь покинули кабинет, капитан Шевцов встал из-за стола и потянулся.
Потом, энергично замахал руками, чтобы размяться от долгого сиденья за столом.
Прогулявшись по кабинету, он вновь включил магнитофон и начал внимательно слушать, сделанную запись, периодически останавливаясь на заинтересовавших его моментах.
Закончив, он налил из китайского термоса с драконами крепкого дымящегося чая и приступил к чаепитию, одновременно, что-то чиркая на листе бумаги.
После чего решительно поднял трубку черного телефона без диска.
— Товарищ полковник, это Шевцов вас беспокоит. Разрешите явиться для рапорта по интересующему вас делу, — сказал он.
Он снял с магнитофона катушку с записью, исчирканные листы, глянул в зеркало и вышел из кабинета, заперев его за собой.
Начальник управления комитета по городу полковник Воскобойников встретил своего подчиненного добродушно неофициально.
— Ага, Миша подошел, ну давай заходи, присаживайся. Может, чайку, мне только что Зина индийского заварила.
Капитану отвечать в таком же тоне был не по чину, поэтому он заявил:
— Извините, товарищ полковник, откажусь, недавно перекусил.
— Ну, и зря, — заявил Воскобойников, — а я стаканчик дерну, пока ты доложишь, чего там накопал.
Капитан попытался снова встать для доклада, но полковник жестом приказал оставаться на месте.
Около десяти минут Шевцов рассказывал о допросе свидетелей по делу.
Наконец, полковник не выдержал.
— Слушай, Михаил Андреевич, ты мне эту демагогию брось разводить? Сам знаешь, какая в этом году обстановка, стране золото крайне необходимо. Из-за чего я от мусоров дело и забрал, хотя их генерал рожи корчил. Через месяц в Союзе жрать нечего будет, элеваторы пустые стоят. А за зерно капиталистам придется золотом платить, мать их перемать.
Говори, будет толк из этого дела или нет!
Шевцов задумался.
— Понимаете, товарищ полковник, жена убитого женщина простая, вся, как на ладони, а вот девчонка, хоть ей всего пятнадцать лет, врет, как дышит. И при том, никаких внешних признаков, как у подготовленного агента. Если бы не незначительные нестыковки в ответах ни за что бы не понял, что мне вешают лапшу.
— Так, ты думаешь, что она обнаружила не один самородок, а гораздо больший клад, или, что там еще, — спросил заинтригованный начальник.
— Уверен на сто процентов, — непреклонно заявил капитан.
— Понятно, — выдохнул Воскобойников, — а что Бергман?
— А, что Бергман, — пожал плечами Шевцов, — плачет, рыдает, всех уже заложил, кого мог. Столько интересного рассказал. Бьет себя в грудь, уверяет, что хотел только забрать золото и ничего больше, перекидывает ответственность за убийство на исполнителей, в частности на известного вора Луку Касимовского. Все золото у него конфисковано, самородок отправлен на экспертизу.
— И что предполагаешь с ювелиром дальше делать? — обманчиво безразличным тоном поинтересовался начальник.
— Товарищ полковник, — начал отвечать капитан, — мне кажется, Бергмана следует оставить на свободе, в качестве осведомителя будет очень ценным сотрудником, да и в плане работы эмиграции в Израиль, намечаются очень интересные комбинации. А Луку Касимовского с подельником надо объявлять в розыск.
Когда мы вышли из здания, мои щеки горели от стыда.
— Ну, я и дура! — вертелось в голове, — это же надо, даже складного рассказа не могла придумать за два месяца. Этот Шевцов под конец разговора почти смеялся мне в лицо. Интересно, что теперь будет? Он меня еще вызовет, или пошлет, кого-то в деревню, проверять мои слова? То, что я все вру, он понял через пять минут.
— Леночка, ты, что сама не своя идешь, — спросила мама, толкнув меня в бок. Разве не рада, что убийц нашего папы ищет КГБ? Это не милиция, они в два счета всех найдут и посадят.
— Ага, как же, — скептически сказала я, — если найдут, всего лишь посадят, а их надо расстрелять.
Мама молча погладила меня по голове. И мне показалось, что сейчас она была полностью согласна с моими словами.
Время было уже около шести, мы отстояли очередь в магазине и, купив, молока, творог и батон, пошли домой.
Пока мама готовила ужин, я разбирала вещи в комнате. Как-то раньше, со всеми проблемами, было не до этого. Решив для начала, вымести мусор из-под шкафа, я залезла туда палкой от карниза и начала ей там шуровать. В результате на свет появилась куча различного хлама. Сначала я хотела его сразу отправить в мусорное ведро, но потом подумала, что там может, завалялось хоть что-нибудь стоящее, и начала разглядывать этот мусор. Результатом этих усилий оказались два карандаша, пустой флакончик, несколько сушек, и небольшая фотография, где я совсем маленькая сижу у папы на коленях. Он еще в военной форме, осторожно держит меня, как драгоценность. Я же, явно испуганная, гляжу куда-то в сторону и собираюсь заплакать.
Странно, — подумала я, — как это фотка из альбома туда залетела? Наверно мы с Валькой еще прошлой зимой, его разглядывали и выронили.
Я поставила фотографию на этажерку рядом с учебниками и слезы опять появились на глазах.
Желание продолжать уборку исчезло. Я улеглась на кровать и стала обдумывать, что делать дальше. И пришла к выводу, что мне необходимо поговорить с бабулей. В глазах капитана Шевцова я увидела непреклонное желание разобраться с непонятным для него событием, поэтому мне надо было спешить.
Время тянулось невыносимо медленно. Прошел ужин, потом я притворялась, что вышиваю. Но как только мама заснула, время понеслось аллюром. Уже привычно открылось окно в другой мир, и я уверенно шагнула в него. На этот раз я не перекинулась и вышла на поляну одетая в платье и легкую куртку. Как и подозревала, в избушке горел огонек.
— Ну, что явилась, не запылилась, — этими словами встретила меня прабабушка, она сидела, развалившись на лавке в платье до пят, старом плюшевом жакете и пуховом платке.
Ее клюка лежала поперек стола. Как обычно на лестнице сидел Филя и недружелюбно косился на меня круглыми желтыми глазами.
