Мэри Герберт - Темная лошадь
— Тогда почему ты не рассказал об этом Сэврику?
Его недолгое веселье увяло и сменилось терпеливой скорбью:
— Я скажу только, что ты мне напоминаешь кого-то.
— Это достаточная причина для того, чтобы рисковать своей жизнью ради постороннего человека?
Пирс поднял одеяло и плащ девушки.
— Этого достаточно.
Он помог ей уложить ее одежду в маленький кожаный сундучок, украшенный орнаментом из трав. Она повесила свое оружие на опоры шатра.
Пока они молча делали это, Габрия гадала, был ли некто, упомянутый знахарем, в ответе за то, что он покинул Пра-Деш. На его лице все еще лежала печаль, а мысли, казалось, унеслись на годы назад.
— Это лицо напоминает меня или просто тоже притворяется юношей? — Габрия задала вопрос, чтобы осторожно вернуть его в сегодняшний день.
Пирс не сразу ответил. Он завернул свежие травы во влажную ткань, затем нацедил чашу вина и уселся, надолго уставившись в его глубину. Габрия уже решила, что он не собирается отвечать, когда он сказал:
— Я слишком много пью. До ее смерти я вообще не притрагивался к вину.
— Она? — быстро повторила Габрия.
Она чувствовала в Пирсе горе и злость, напоминавшие ее собственные чувства. Эта разделенная боль, чем бы она ни была вызвана, начала прогонять ее гнев на него.
Он продолжал, как будто не слыша ее:
— Ты чем-то неуловимым напоминаешь ее: светлые волосы, юная. Но ты сильнее. А она была милая и нежная, как шелк. Когда она вышла замуж за младшего сына фона, я ничего не сделал, чтобы остановить ее.
— Кто она? Что с ней произошло?
Пирс встал. Его воспоминания завели его в места, о которых он хотел бы забыть.
— Теперь это не имеет значения, — отрезал он. — Она мертва. Но я хочу сохранить в живых тебя, получив таким образом некоторое успокоение.
Он прошел к своей постели и задернул занавеску.
Габрия вздохнула и села. Она не хотела так сильно растревожить его. Кем бы ни была эта девушка, она должна была быть очень близка Пирсу, чтобы вызвать такие чувства. Таинственное влияние девушки было все еще очень сильно, если она явилась единственной причиной того, что Пирс не сказал Сэврику о маскараде Габрии. Может быть, позднее знахарь доскажет свою историю. До тех пор она будет принимать гостеприимство Пирса, какими бы ни были его мотивы.
Немного погодя Габрия погасила лампы и сидела в темноте, обдумывая прошедший день. С этим ударом кинжала она приобрела двух союзников, трех, если считать Борея, и, по ее предположениям, она больше не была изгнанником.
По закону кланов изгнанником считались мужчина или женщина, которые совершили преступление или по каким-нибудь необычным причинам были полностью оторваны от клана. До тех пор, пока их не примет другой клан, они считаются неприкасаемыми, людьми вне закона. Габрия была временно принята в Хулинин, но она знала, что они согласились на это только из-за хуннули и ее маскарада. Таким образом, сама она по-прежнему считала себя изгнанником.
Однако этой ночью Пирс и Этлон приняли ее именно как ее саму, и их признание стерло позор отказа в ее сознании. Пирс, по его собственному признанию, стал ее защитником, а Этлон был ее наставником. Габрия знала, что с помощью этих двух мужчин она сможет уцелеть, по крайней мере, до встречи кланов.
Ее беспокоило только обвинение со стороны Пирса в колдовстве. Габрия все еще не могла до конца согласиться с мыслью о том, что она обладает врожденным талантом волшебства. Увечье Кора и ее сон, откровения Нэры, а теперь еще и изнеможение Этлона — всего этого было недостаточно, чтобы преодолеть всю силу предубеждения Габрии. В глубине своей души она все еще надеялась, что все большая очевидность этого является не более, чем странным совпадением. У нее всего-то и было, что ее единственный сон и слова Пирса в качестве доказательства того, что она носит в себе источник магической силы. Ведь может быть и так, что сон является просто плодом ее воображения, а Пирс ошибся. Габрия надеялась, что больше ничего не случится, и она сможет полностью забыть это ужасное предположение как дурной сон.
Габрия зевнула и поняла, что уже наступила глубокая ночь. Она слишком долго занималась своими размышлениями. Девушка отправилась в свой угол, сняла штаны и башмаки и уселась на удобной постели. После жизни в холле с постоянным шумом по ночам Габрии было приятно слышать только слабое посапывание Пирса. Вскоре она спокойно уснула.
Но, как и любую другую неприятную проблему, вопрос о волшебстве нельзя было игнорировать. Глубоко ночью Габрия увидела во сне синее пламя, испускаемое ею и набирающее силу подобно урагану. Оно питалось ее чувствами, набирая в них свою силу, пока не заполыхало во всех ее венах. Затем огонь загорелся в ее руках и вырвался наружу подобно удару молнии. Он опять ударил и опалил едва заметную фигуру человека, только на этот раз на человеке был золотой пояс.
Габрия, вздрогнув, проснулась и лежала в темноте, дрожа. Это снова было просто совпадение, уговаривала она себя. По другому просто не может быть. Ей приснилась голубая сила, потому что днем она спорила о ней с Пирсом. Это была единственная причина. Остаток ночи Габрия старалась убедить себя, что сон не имеет значения и что ей надо спать, но когда на рассвете зазвучали рожки, она по-прежнему лежала без сна.
* * *На следующее утро Сэврик, к своему изумлению, узнал, что Габрэн перебрался из холла, причем в шатер Пирса. Знахарь так долго жил один, что вождю с трудом верилось в его предложение мальчику разделить с ним шатер. С другой стороны, они оба не имели своего дома, и, возможно, их притягивали друг к другу сходные жизненные обстоятельства. Если это было так, то это устраивало Сэврика. Он любил их обоих и считал, что они заслуживают дружбы.
После утренней трапезы, проезжая через учебные поля, Сэврик снова был поражен, обнаружив, что его сын обучает Габрэна приемам поединка с коротким мечом. Дуэль была часто используемым способом окончания смертельной вражды, разрешения споров или провозглашения кровной мести. Ее правила были строги и неукоснительно соблюдались, и, поскольку поединки проводились с использованием одних мечей, участие в них ограничивалось самыми опытными и искусными воинами верода. Без использования для защиты кольчуги или щита воину надо было проявить все свое искусство, чтобы уцелеть. Мальчики возраста Габрэна не могли даже надеяться превзойти старого воина в личном поединке, поэтому Сэврик не видел толка в этих занятиях.
Но когда он спросил об этом вер-тэйна, Этлон просто пожал плечами и ответил, что юноше предназначено бросить вызов Медбу и нет вреда в том, чтобы удовлетворить его желание овладеть этой техникой. Сэврик с сомнением оглядел их обоих, но он доверял своему сыну, поэтому вождь только кивнул и отбыл на охоту со своими людьми.
