НИЭННАХ ИЛЛЕТ - ЧЕРНАЯ КНИГА АРДЫ
Лишь трава разлуки так высока…
Майя слушал, затаив дыхание. Было мучительно неловко – словно случайно подслушал чужую тайну, – но уйти не мог: заворожил летящий голос.
Он узнал поющую – по длинным серебряным волосам. Он не понимал, что с ней, что происходит с ним самим, – просто было горько и светло, словно пришло знание неизбежного, словно нашел ответ на давно мучивший его вопрос.
Она умолкла, подставив лицо свету первых звезд. Нужно было уходить. Теперь он не имел права оставаться. Майя бесшумно растворился в сгущающихся сумерках. Он знал, что уже никогда не забудет…
…Чуть позже Гортхауэр решил, что должен принести Элхэ что-нибудь в дар об этой встрече. Нет-нет, конечно, он не скажет ей, что – слышал. Просто – так надо. Прощальный дар, как эта песня – прощание.
Странно и пугающе – день начался с веселого сумасшествия, а кончился тревожным раздумьем. Майя медленно брел домой. Слева, где-то далеко-далеко, догорал закат. Однако было еще довольно светло, и звездчатка в сумерках словно светилась. Гортхауэр замер. Почему раньше он не замечал этих цветов? Конечно, роскошный ландыш, восковая чаша с густым дурманящим ароматом, великолепен; но когда везде – ландыши, ландыши, ландыши – просто устаешь. Он наклонился получше рассмотреть цветы. Маленькие белые звездочки без запаха, словно вплетенные в пышную путаницу тонких и ломких разветвленных стеблей с крохотными узенькими листьями. Сейчас вся и без того темная блестящая зелень звездчатки казалась совсем черной. Он осторожно взял три стебля – и в его ладонях оказался ажурный ворох зеленых нитей, в котором запутались звезды… Как в том уборе, что Гэлеон сделал для Иэрне. Майя улыбнулся. Вот и подарок от этого неповторимого дня…
Огни в окнах домов были такими уютными и добрыми, что у Майя стало тепло на душе, и неясная тревога и горечь улеглись и затихли. Он брел к себе, вертя в руках цветы – какая-то задумка должна была вот-вот обрисоваться, но что именно, он пока не знал.
– Ой, Гортхауэр! А Учитель тебя искал. Он тебя давно ждет, иди скорее!
Майя кивнул, и быстро пошел к дому Гэлеона – Мелькор сейчас гостил у него.
Майя вошел. С первого взгляда стало ясно, что Учитель тоже странно угнетен. Он хотел было спросить, но Вала заговорил первым:
– Тебе не кажется, что сегодня что-то тревожное в воздухе?
– Да. Как-то все неясно – такой день, а тяжело…
– Знаешь ли, я хотел поговорить с тобой. Помнишь, я говорил тебе о тех девяти детях?
Майя кивнул. Он знал их всех очень хорошо. Не то чтобы они были любимцами Учителя – он равно любил всех – но наедине с Гортхауэром он чаще всего говорил именно о них.
"-…У каждого из них свой дар. Он пока еще не развит, но я чувствую в них такую силу, что мне иногда становится страшновато. Просто потому, что я не могу предвидеть их мощи и кажусь себе глупцом… Мне кажется, что вместе они сильнее всех Валар. Знаешь, я очень хочу развить их способности, как могу. Ты представляешь, что они смогут свершить тогда?
– Но другие разве менее талантливы?
– Нет. Вовсе нет. Может в других еще проснется это, или родятся новые, но они – первые. Может, не самые сильные. Я должен их научить понимать друг друга, должен развить их дар. Подожди, лет через пятнадцать Дэнэ и Айони подрастут, и к тому времени… даже трудно представить, что тогда будет! Гортхауэр, они сильнее меня, это правда!"
Сейчас он опять говорил о них.
– Знаешь, сегодня меня спросили – какова смерть. А я не смог ответить. Оннэле Кьолла. Она уже сейчас думает о том, о чем я и не задумывался. Но – о смерти… Словно предсказание. Гортхауэр, я не могу ждать. Завтра же поговорю с ними всеми. Пора объяснить им все.
– Да, так. Мне тоже тревожно. И нечего ждать, пока подрастут. Они и так в дружбе, так пусть единство скрепит их уже сейчас, Учитель. Пусть так будет.
Они – все девять сидели перед ним, притихшие, враз посерьезневшие – взрослые дети. Как же красивы… Все – совершенно разные, но – ни одного незапоминающегося лица… С чего начать? Как объяснить? Он опустил голову, сосредоточиваясь. Дети молчали.
– Я выбрал вас, – медленно, мучительно-трудно текли слова, – чтобы вы стали Хранителями и Учителями. Сейчас начинается ваше ученичество. Но я немного могу дать вам. Ваша сила – в вас самих, я могу лишь помочь разбудить и понять ее. А вы должны понять друг друга, чтобы потом вершить и творить. Каждый из вас имеет свой собственный великий дар, но и часть в дарах других имеет каждый. Потому вместе – вы сильнее даже меня. Это так. Просто вы еще не поняли друг друга до конца. Вот в этом и есть главная часть вашего ученичества. А потом… Потом придут Люди…
– А мы – разве не Люди? – это Наурэ.
– Люди. Но вы ими стали, выбрав свободу. А они будут обладать ею изначально. Вас я мог вести. Их – нет. Не вправе, да и не в силах. Они тоже будут сильнее меня. По крайней мере, сердцем. Но вы сможете быть с ними, ибо вы – Люди. Вы поймете их лучше, чем я. Я же не человек… – он грустно и неловко улыбнулся.
– Вот и все. Пришла пора учиться.
ПРАЗДНИК ИРИСОВ. 502 Г. ОТ ПРОБУЖДЕНИЯ ЭЛЬФОВ
Праздник Ирисов – середина лета. Здесь, на Севере, поздно наступает весна, и теплое время коротко. Праздник Ирисов приходится на пору белых ночей: три дня и три ночи – царствование Королевы Ирисов…
…Испуганный ребенок закрывает глаза, думая, что так можно спрятаться от того, что внушает страх; но она давно перестала быть ребенком, и – как закрыть глаза души? Видеть и ведать – дар жестокий, но разве от него отречешься?
На три коротких дня – забыть обо всем. Это праздник – да уймись ты, проклятая птица! – и во всех лицах – радость, и свет – во всех глазах – забудь, забудь, забудь… Вот и Учитель улыбается – видишь? Но кому – стать последней Королевой Ирисов?
Последней… Забудь, забудь, забудь…
…Сияющие глаза Гэлрэна:
– Элхэ… Мы решили, Королева – ты!
Она заставила себя улыбнуться, но, показалось – на мгновение остановилось сердце.
Потому, что с той поры, как празднуется День Ирисов, Королева должна называть имя – Короля.
Это – как же? – перед всеми – назвать имя?..
Хотя и было так несколько раз: та, чье сердце свободно, называла Королем – Учителя или его первого Ученика; может, никто и не подумает… «Нет, не могу… что же делать?..»
Решение пришло мгновенно, хотя ей показалось – прошла вечность:
– Нет, постойте! Я придумала! – она тихонечко рассмеялась, захлопала в ладоши. – Йолли!
Мягкие золотые локоны – предмет особой гордости девочки; глаза будут, наверно, черными – неуловимое ощущение, но сейчас, как у всех маленьких – ясно-серые. Йолли – стебелек, и детское имя – ей, тоненькой, как тростинка – удивительно подходит. Упрек из ясных глаз Менестреля, и так еле заметный исчезает мгновенно: и правда, замечательно придумано!
