Янина Жураковская - Хранители времени
"Плохая идея, Яна, — испуганно пробормотал внутренний голос. — Ой, плохая!"
"А, заткнись!"
Я немного побродила по деревне, глазея на пробегающих селян и про себя удивляясь их бьющей через край энергии, сорвала недозрелое яблочко в чьем-то саду, с удовольствием хрустя им, свернула в какой-то безымянный проулок… и Звезда легонько вздрогнула.
— Совсем другое дело! — оживилась я, вгрызаясь в яблоко. — Значит, эти ведьмаки по садам шастают, яблочки наливные обтрясают, пока хозяев дома нет? Ату их, ату!
По обе стороны проулка тянулись заборы. Самые разные — обветшавшие и новёхонькие, кое-как сляпанные, покосившиеся и высокие, глухие — точь-в-точь как у "новых русских", надежно прятавшие и дом, и двор. Пару раз в заборах попадались калитки, но медальон дрожал, не переставая, и я шла дальше.
— Да не бесись ты так, рубашку порвёшь, — урезонивала я беспокойный амулет. — Я понимаю, там опасно… ого, даже так? Да ладно тебе, я ни во что ввязываться не буду, только посмотрю одним глазком… ну, хорошо, двумя… а когда мы на четвёртый уровень опасности перескочили?
Звезда уже не дрожала, а безостановочно тряслась, едва не обрывая шнурок. Так она вела себя перед тем, как мы повстречали вурдалаков, и позже, когда решили поплавать в озере, кишащем тхушами. Почти на месте, заключила я, остановившись перед высоченным зеленым забором с заманчиво приоткрытой калиткой. Внимательно прислушалась и решительно толкнула дверцу, игнорируя истеричные вопли внутреннего голоса о дурной голове, которая ногам покоя не дает и о том, что в прошлой жизни меня звали Варварой.
Звезда трепыхнулась, как пойманный воробей, и затихла.
Скрипнув, отворилась калитка, и ничего не случилось. Я осторожно вошла. Чистый, ухоженный двор, цветочки цветут, куры в пыли копаются, кот спит на крыльце… Симпатичный домик, только немного глаз режет сочетание зеленых стен с желтой крышей и оранжевыми ставнями.
И ни души.
Я огляделась — немного растерянно (обломали деточку) и облегченно (ну и слава Богу), повернулась к калитке и…
Пёс вырос словно из-под земли. Лохматый, чёрный, вроде волкодав, но раза в два больше, с добрыми карими глазами. С любопытством посмотрел на меня и нарочито зевнул. Глаза его мне понравились, а зубы — не очень.
— Э-э-э… — выдавила я, понимая, что бежать некуда. Пёс понимающе ухмыльнулся. — Не подскажете, как пройти в библиотеку?
Пёс подошел, обнюхал меня (сердце ухнуло в пятки), вздохнул и вдруг потерся лохматой головой о мою ногу. Я, холодея от собственной храбрости, опустила руку (опускать почти не пришлось) и погладила его по голове. Горячий язык лизнул мою ладонь, пушистый хвост скупо качнулся туда-сюда, и сторож неторопливо направился к своей будке, которую я сперва приняла за маленький сарайчик. На полпути он оглянулся и явственно хмыкнул, давая понять, что на ведьмаков он не разменивается и как объект лая, гона и куса я интереса не представляю.
"М-да, этот пёс что-то с чем-то… — непривычно тихо проговорил внутренний голос. — Слушай, а пойдём отсюда? Тебя брат, наверное, уже ищет, волнуется, думает, где сестрёнка, что с ней… А думающий чародей — когда это хорошо кончалось?"
Я не успела ответить. Раздался стон, что-то зашуршало, заскрипело, и с крыши прямо мне под ноги рухнул человек.
Черноволосый, бледный как смерть парень в изодранной одежде, заскрёб пальцами по земле, силясь подняться, и новый стон вырвался из его груди. В нём торчало не меньше дюжины коротких арбалетных стрел, вся рубашка пропиталась кровью. Он приподнял голову, посмотрел на меня, попытался что-то сказать и снова потерял сознание.
Злость накатила душной волной. Ужас, летящий на крыльях ночи. Упырь кровожадный, здыхлик невмеручий, отродье тьмы, нежить не-мертвая… А как же следовало называть шакалов, которые напали на него скопом и травили, как дикого зверя? Стреляли, веселясь, спорили, долго ли протянет упырёк… а, упустив, злились: какая несознательная жертва попалась! Удрал, сволочь — и ни тебе калёного железа, ни костерка во славу богов…
— Гады. Гады, ГАДЫ!!! — не сдержавшись, выкрикнула я. И страх исчез, словно кто-то стёр его ластиком. Нервы — их никогда не было. Впервые в жизни я твердо знала, что делать. Помочь. Защитить наше честное имя. Решительно и бесповоротно.
"Лечиться, лечиться надо!" — горестно простонал внутренний голос.
Я решительно сбросила мешок и присела на корточки рядом с раненым. Он дышал хрипло, надсадно, похоже, было задето лёгкое, но сердце билось ровно. От стрел шёл противный запах гниющего сена и поднимался едва заметный прозрачный дымок. Меня передёрнуло, в дальнем чуланчике мозга трепыхнулась мысль о какой-то жгучей травке с непроизносимым названием, но сгинула, так и не дойдя до сознания.
— Боже, пусть мне повезет, и наконечник будет не двузубый! — выдохнула я, ухватилась за стрелу покрепче и… — У-у-у, ёж твою медь! Ббыр ёкк тхураз22! — отчаянно затрясла рукой. На ладони мгновенно проступили волдыри как после ожогов крапивы. — Feora viedzmenaria, ведьмин цвет, блииин! Вот сволочи! Кзор тсунна жбыдыхре23! Шбыж д'ахут!
— Здесь она! — донеслось от калитки. — Ещё и ругается!
Я обернулась. Слегка запыхавшиеся24 Идио и Саша смотрели на меня, и их взгляды были похожи на острые осиновые колья. А вещмешки успели изрядно потяжелеть.
— Вы все так быстро купили? — слегка удивилась я.
— Мы… да, — процедил брат. — Бабульки были очень добры. Объяснили, что в лавке продуктами не торгуют, и сами всё прине… — Он наконец заметил тело и изумленно моргнул. — А что это ты здесь делаешь?
— Для тех, кто в танке: выдергиваю стрелы, — хмуро произнесла я, нянча обожженную ладонь. Послышалось ворчание, и из конуры показалась сначала добродушная морда, а потом и сам громадный черный пёс. — Пёсик, место!
Волкодав приветливо, во все сорок два зуба, улыбнулся гостям. Гости его радушия не оценили. Саша с воплем: "Не ешь меня, я невкусный!" — упал на землю, прикинувшись мертвым, Идио, что-то нечленораздельно хрипя, расплющился по забору.
— Фас… то есть, фу, плохая собака, нельзя! — скомандовала я. — Иди в Альпы, лыжников спасай.
Пёс громко фыркнул, словно говоря: как знаешь, по мне — лучше съесть! — но послушно скрылся в конуре. Идио рухнул носом в хозяйские маргаритки. Я натянула рукава рубашки на ладони и взялась за стрелу. Та поддалась на удивление легко. Вторая, третья…
— В этот раз вы слишком сильно ударили её по голове, — пробормотал оборотень.
— Ви-и-ижу… — Саша встал и, мрачно глядя на меня, упер руки в боки. — Деменция прогрессирует, Ян? Или это врождённое слабоумие?
— Ты чего, Сань? — я, прикусив губу, уставилась на раны, которые уже прекратили кровоточить и закрывались буквально на глазах. Похоже, не так неправы были бабульки… но какое это имело значение? Да никакого.
