Вероника Сейнт - Гамельнский Крысолов
Анна приготовила ему чай из каких-то трав и намешала в чашке несколько ложек меда, так что Виктор поморщился от ужасной сладости. Но горлу стало легче - больше не было ощущения, что он проглотил наждачку, и почти исчезло неприятное чувство в легких.
-Я первый раз вижу, чтобы тебе было так плохо.
-Да ты вообще со мной не очень много общался, - Виктор фыркнул. Его по-своему возмущало то, что Иероним говорил с ним, как со старым знакомым, - ведь альбинос действительно почти не знал его. - Но мне, в самом деле, впервые в жизни так плохо.
-Ты слишком замерз вчера.
-Нет, мне кажется это что-то с Ботаническим садом. Может, магия какая. Ну, знаешь, тебе кажется, что тебе хорошо, а на самом деле тебе становится все хуже и хуже, - Виктор сел и спустил ноги с кровати. Холод пробирал до костей, и Гадатель стиснул зубы, стараясь унять дрожь. - Тебя Анна впустила? Я удивлен.
-Ей нужно было уйти по делам, и она попросила меня остаться с тобой, - Иероним пожал плечами, - Объяснила, что и как приготовить, когда ты проснешься.
-О, так это ты влил туда столько меда, что мне теперь век не захочется сладкого? - Виктор улыбнулся и поплелся к шкафу. С каждым шагом он чувствовал себя немного увереннее, хотя ощущение легкого недомогания не переставало его тревожить. - Меня раздражает, что она обращается со мной, как с немощным стариком. Я могу вытерпеть эту болезнь. Я терпел ее два года, - Виктор выбрал с полки брюки и свитер в ромбах и принялся переодеваться.
-Но ты же сам сказал, что тебе еще никогда не было так плохо, - протянул Иероним. Он тихо кашлянул, и Виктор обернулся. - Куда ты собрался?
-Мы, Белоснежка, то есть ты и я, идем куда-нибудь выпить, - Виктор одернул свитер и достал из шкафа твидовый пиджак, - Или я просто сойду с ума от усталости. Мне нужно расслабиться.
-Ты только проснулся, - Иероним пытался сделать разочарованное выражение лица, но вместо этого выглядел растерянно. Виктор с облегчением подумал, что, по крайней мере, теперь в одной комнате с Иеронимом не так жутко и холодно находиться, как два года назад.
Альбинос все больше раскрывался как человек, он больше не был просто машиной для убийств. Это очень подкупало Гадателя и заставляло относиться к Карателю немного мягче и проще, чем раньше, хотя и забыть о Пенелопе ему не удавалось.
-И тем лучше. Больше выпью, - наконец ответил он и потрепал Иеронима по плечу, - Пошли уже, праведник.
Виктору не столько хотелось просто выпить, сколько развеяться. Он надеялся затеряться в толпе и забыть о своем состоянии и странном ощущении заключения, хотя бы на время, просто скрывшись в круговороте людей. Гадатель надеялся, что постепенно люди снова начнут забывать о недавней трагедии, хотя отлично понимал, что обманывает себя.
Центр встретил их полупустыми улицами. Улыбающиеся и смеющиеся люди смотрелись странно и немного гротескно - город будто вымер и опустел, но те, кто остался, искренне старались веселиться. Виктор постарался открыться для них для всех, жадно впитывая чужие эмоции, чужую радость и жажду жизни. Он позволил интуиции вести его, шел туда, куда вели его ноги, а Иероним, молча, следовал за ним, будто бледный призрак.
Выбор Гадателя пал на потрепанный бар "Бурбон-стрит". Вывеска была почти не видна под наледью и небольшими сугробами, а дверь намекала, что бар переживал и худшие времена: поцарапанная, потрепанная и местами даже разломанная. Виктор толкнул эту хлипкую дверцу, и они с Иеронимом шагнули в полутемное помещение - вместилище громких звуков, стуков кружек о столы, странных запахов и сигаретного дыма. Виктор закашлялся и прикрыл нос шарфом. Даже это не могло заставить его уйти.
Они заняли почти незаметный круглый стол в углу. Виктор медленно потягивал свой ирландский кофе, наслаждаясь каждым глотком, оставлявшим после себя ощущение тепла и легкий привкус кофейной горечи и хорошего виски. Иероним, молча, сидел напротив, рисуя странные узоры на запотевшем стекле кружки с пивом, но почти не пил, изредка посматривая на Виктора исподлобья и нервно куря.
Виктору становилось лучше. Постепенно ему даже перестало казаться, что этот город давит на него, а небо хочет упасть на него и раздавить, и он стоит на границе между жизнью и смертью.
В их молчании тоже было что-то правильное. Иероним, должно быть, видел или догадывался, что сейчас Виктору хочется просто помолчать, послушать чужие голоса и почувствовать чужие жизни. Гадатель настолько потерялся в своей болезни, что совсем забыл о том, что может наслаждаться жизнью, а ведь с его прибытия в этот город прошло чуть больше двух недель. Виктор чувствовал себя лучше, отрываясь от мыслей о Джеке, отце и от странной опеки Анны.
-Мне снится Пенелопа, - вдруг заговорил Иероним. Его голос звучал так глухо, будто между ними была перегородка, - Каждый день с тех пор, как я приехал в город. Я подумал, что ты должен знать об этом.
-Она оберегает тебя. Даже от дудочки Джека спасла, так что... ничего удивительного, - Виктору с трудом удалось улыбнуться. Осознавать, что Пенелопа приходит из Безмирья не к нему, а к Иерониму, было обидно и страшно. - Что гораздо важнее... она говорила что-нибудь?
-Она сказала: "Слушай его сердце, Иероним. Однажды это спасет тебе жизнь". Ты знаешь, что это может значить? - Иероним посмотрел на Виктора исподлобья. Гадатель вздохнул.
-Скорее всего, она просила тебя внимательнее отнестись к моим просьбам не убивать направо и налево, - он пожал плечам. - Но она опоздала на два года, - Гадатель сделал паузу. - А может быть, и нет.
-Мы узнаем это когда-нибудь? - Иероним сделал несколько больших глотков из кружки и отвернулся от Гадателя. Виктор понимал, что и альбиносу тяжело говорить с ним о Пенелопе.
-Может, и узнаем, - Виктор устало потер переносицу и, неожиданно для самого себя, тихо спросил, - Ты любил ее? Хотя бы одну минуту, или... хотя бы пару мгновений?
Он с трудом заставил себя посмотреть Иерониму в глаза. Как будто ответ Иеронима мог что-то изменить или повернуть время вспять. Ведь Пенелопа погибла, потому что увидела в Иерониме что-то хорошее и хотела, чтобы он развивал это.
Иероним долго не отвечал. Он не смотрел на Виктора, задумавшись или заблудившись в собственных воспоминаниях, и когда он заговорил, каждое слово ему давалось с трудом.
-Если это называется любовью, то да. Я любил ее.
Виктор запустил руку себе в волосы и вздохнул.
-Нас учили, что ведьмы жестоки, а она... - Иероним пожал плечами, - Она была первым человеком, кроме моего наставника, кто отнесся ко мне с пониманием. Она раньше тебя и меня поняла, что я такая же жертва воспитания, как и вы.
