Ольга Николаева - Я иду искать
Скрипнувший под ветром фонарь бросил на Вадима тень ворот, словно захватившую его в огромную призрачную петлю. На какой-то момент юноше показалось, что земля вырвалась из-под ног, скользнув куда-то в сторону, и внезапная сила потянула его тело вниз, пытаясь вырвать из спины позвоночник. Горло что-то сдавило, не пропуская воздух в лёгкие, тут же отозвавшиеся пронзившей их болью. Перед глазами взорвалось кроваво-красная вспышка.
Всё это длилось не дольше нескольких секунд. Вадим снова почувствовал под ногами твёрдую землю, ощутил холодный ветер, бросающий в лицо колкие снежинки, и открыл глаза. Вокруг стало темнее, фонарь больше не отбрасывал на снег круг света и темнота теперь была чересчур плотной, из-за чего полная луна, то и дело заслоняемая низкими облаками, казалась ещё ярче.
Вадим потёр разламывающиеся от боли виски, глубоко вдохнул показавшийся после приступа удушья ещё более холодным и даже каким-то чересчур свежим воздух. Ничего страшного, в конце концов, он не так давно забросил все прописанные ему уколы и таблетки, да ещё этот чокнутый водитель, заставивший его порядком понервничать… Всё ерунда, ерунда! Он огляделся, с удивлением заметив, что окна домов на другой стороне садоводства больше не светились, видимо, электричество вырубилось во всём районе. Выругавшись про себя, Вадим пошёл вдоль забора. К горлу то и дело подступала тошнота, боль в висках не прекращалась, словно голову всё сильнее сжимал горячий обруч.
Когда он подумал, что идёт уже слишком долго, тропинка внезапно оборвалась, но вместо асфальта под ногами были мёрзлые комья земли, впереди, в нескольких шагах — тёмная стена высокого кустарника. Вадим снова, уже вслух, выругался — он заблудился в темноте и пропустил поворот к дому. И ни огонька вокруг, чтобы сориентироваться! Освободившаяся от облаков полная луна казалось неестественно яркой, а её свет — столь же неестественно рассеянным, переходящим в разлитое по земле тусклое, призрачное свечение. Вадим даже не сразу понял, что это — всего лишь покрывающий землю снег, отражающий свет луны. Просто нет привычных фонарей, вычерчивающих из темноты круги света, с издевательской серьёзностью называемого «дневным» и похожего на настоящий дневной свет примерно так же, как покойник на живого человека. Вадим поморщился от некстати пришедшего сравнения и поднял глаза, с удивлением отметив, что над линией крыш не видно обычного городского зарева от бесчисленных фонарей, окон, реклам и прочей электрической подсветки городского смога. Да и сама линия крыш терялась в густой темноте, словно её вообще не было, только яркая луна над головой и слабо отсвечивающая снежная целина. Кстати, а откуда она? Вадим постарался сориентироваться и понять-таки, с какой стороны садоводства он вышел и куда? Пустырь, газон? Где он, вообще? Внутрь холодной змейкой вполз какой-то иррациональный страх. Вадим внутренне сжался и тут же у него вырвался вздох облегчения: перед ним расстилалось футбольное поле. Это же надо быть таким перепуганным идиотом! Конечно, за садоводством стоит спортивная школа, которой сейчас просто не разглядеть в темноте, а рядом с ней — футбольное поле. Просто он проскочил то место, где нужно было свернуть. Снова с облегчением выдохнув, Вадим повернул назад. А воздух и впрямь казался чересчур, почти обжигающе свежим, будто нет ни машин с их выхлопными газами, ни прочей городской вони, о существовании которой вспоминаешь только там, где её не чувствуется. Надо же, всё-таки воздух пригорода отличается от питерского смога, но чтобы обратить на это внимание, понадобилось заблудиться в темноте. Кстати, сколько он уже идёт? Пора бы забору снова закончиться. Вадим осмотрелся. Чуть поодаль справа была чёрная стена деревьев, за которой не угадывались дома, слева тянулся забор. Вадим с удивлением остановил взгляд на высоких металлических прутьях. Насколько он помнил, садоводство было окружено забором из секций, затянутых проволочной сеткой. Не иначе, какой-нибудь «новый русский» решил поосновательнее огородить свой участок. Надо же, при свете Вадим ни разу не обратил на это внимания, а вот в темноте — нате вам! — заметил. А ведь этот забор давно уже поставлен — прутья опутаны высохшими стеблями травы, между ними просунулись ветки кустов. Даже припорошенный снегом, участок выглядел неухоженным и не вязался с представлениями о «новых русских» — везде торчали какие-то ветки, покосившиеся столбы. Всмотревшись, Вадим невольно застыл, не веря в то, что видел перед собой.
Возле самого забора, из-под успевшей подтаять снежной шапки и густого переплетения прошлогодней травы виднелся завалившийся набок могильный крест. Вадим невольно сделал несколько шагов вперёд, едва не прижавшись лбом к холодным прутьям забора. То, что сначала показалось ему оставшимся от теплиц столбами, оказалось другими крестами, перед ним был невесть откуда взявшийся посреди садоводства кусок самого настоящего кладбища. Ему казалось, что мысли тупо бьются о черепную коробку, отказываясь складываться хоть в какую-то догадку. Он ясно видел заставшие в темноте могилы, ощущал сжавшие грудь ледяные тиски непонимания и страха. Внезапный порыв ветра лёг на плечи холодным плащом. Вздрогнув, Вадим отпрянул от заиндевевших прутьев забора, прижимая к горлу воротник куртки, одновременно пытаясь согреть дыханием замёрзшие руки. Он опустил взгляд в поисках тропинки и в этот момент внезапный звук заставил его замереть на месте. В сжимающей виски тишине ясно слышался скрип снега под чьими-то шагами. Вадим поднял голову. По ту сторону забора от стены кустарника отделилась тёмная фигура. Человек медленно приближался, огибая могильные холмики, перешагивая через упавшие, припорошенные снегом кресты. Вадиму казалось, что сердце сейчас остановится от страха, но он не понимал, чем вызван этот страх, ему хотелось повернуться и поскорее уйти, но ноги будто вмёрзли в снег. Человек остановился напротив Вадима, теперь их разделяли всего несколько шагов и прутья забора. Незнакомец стоял неподвижно, прижимая руки к воротнику, словно стараясь поплотнее запахнуть, но в остальном его поза была каменно-спокойной, словно он не чувствовал холода.
Вадим ощущал себя будто в кошмарном сне, когда хочешь бежать, но не можешь сделать ни шага, хочешь заговорить, но звуки застывают в онемевшем горле. Он смотрел на стоящего напротив человека и где-то на краю сознания мелькало смутное, не оформившееся, и оттого мучительное чувство, казалось, что ещё немного, и он вспомнит, узнает это лицо. Лицо, которое — Вадим мог поклясться в этом! — было ему совершенно незнакомо.
Они неподвижно стояли по обе стороны забора. Вадиму казалось, что время остановилось, что замершее мгновение поймало его в капкан, из которого не вырваться, в котором даже не пошевелиться, не вздохнуть. Не вздохнуть? Вадим видел вырывающиеся с дыханием из его рта облачка пара, но возле лица незнакомца их не было, будто он не дышал. Широко раскрытые, обращённые на Вадима глаза, были неподвижны и лишены всякого выражения, на мраморно-бледном, лишённом живых красок лице ни разу не дрогнул ни один мускул, словно по ту сторону забора стояла статуя. Но Вадим ясно видел, как ветер чуть приподнимает падающие на плечи волосы, шевелит тонкую ткань воротника под застывшими на нём пальцами. Юноша понял, что сам до сих пор сжимает воротник куртки и опустил руки. И прежде, чем он успел завершить жест, руки незнакомца разжались, выпуская складки ткани, и упали вдоль тела, будто тот был зеркальным отражением Вадима. Неподвижные губы мужчины внезапно разжались, странно изогнувшись, и в этот момент Вадим поймал себя на том, что сам пытался что-то сказать, но слова так и остались невысказанными, и губы незнакомца снова застыли.
