Юрий Никитин - Истребивший магию
— А тут не бывает лета, — отпарировал он.
— Как это?
— А так. Есть страны, где круглый год — лето, а есть — где всегда зима, льдины не тают. Мы в такой стране…
Она говорилась возразить, надо только собраться с доводами и стереть его наглую улыбку с самодовольной рожи, но Олег привстал на стременах, ладонь козырьком как приклеилась ко лбу, он всматривался в даль старательно и напряженно.
— Что там? — спросила она. — Прикидываешься или что-то в самом деле?
Он пробормотал:
— Да-а… Поехали.
Внизу зеленая долина, извилистая желтая дорога выглядит как гигантская песчаная змея, далеко блестит поверхность небольшого озера… Кони несутся под уклон, как ветер, наконец Барвинок увидела небольшую рощу, на опушке вроде бы повозка…
Из-за большого костра не сразу рассмотрела сидящих за ним, вроде бы троих взрослых и троих детей. Олег, не слезая с коня, вежливо поклонился.
— Приятно увидеть дружную семью, — произнес он.
Его рассматривали с интересом, без настороженности, двое взрослых, мужчина и женщина, юноша и трое детей помоложе. Мужчина поднялся, еще крепкий, несмотря на легкую седину в волосах, ответил приветливо:
— Спасибо на добром слове. Дайте отдохнуть своим коням, да и сами переведите дух. У нас есть чем угостить самых привередливых.
— Мы не привередливые, — заверил Олег. Он соскочил с коня, забросил повод на седло, потом подумал и быстро расседлал своего коня. — Хорошо, малость отдохнем. Моя спутница спешит дотемна добраться в места, где будет крыша над головой. Но за приглашение спасибо!
Он повернулся к спутнице, она торопливо соскользнула на землю, не дожидаясь, пока подаст руку, ишь чего о себе возомнил, бахвал, все мужчины бахвалы.
— Спасибо, — сказала она и улыбнулась как можно дружелюбнее. — Мы в самом деле с удовольствием переведем дух.
— В вашем обществе, — уточнил Олег педантично.
Мужчина кивнул жене, та бросилась к повозке. Барвинок заметила, с каким жадным восторгом на нее смотрит юноша, сердце взыграло, пусть этот дикий волхв увидит, как надо смотреть на красивую женщину.
— Меня зовут Остап, — сказал мужчина. — Это Назар, старший сын, а дальше Кукень, Сирко, Шменрдрик. Жена — Горпина.
Олег присел у костра на корточки.
— С женой повезло, — сказал он вполголоса, — я бы подумал, что сестра этим ребятам, но они пошли в нее, как две капли воды.
Барвинок посмотрела на него в злом удивлении. Вот же гад, умеет же говорить приятное! Но почему всегда чужим, а ей — никогда? Что ему мешает?
Женщина вернулась со скатертью, плотной, тяжелой, расстелила на траве, словно кольчужную сеть, Барвинок даже почудился тихий металлический звон. Олег тоже ощутил нечто, она видела, как насторожился, замер, глядя на скатерть неотрывно.
Хозяин поинтересовался очень довольным голосом:
— Что вам хотелось бы?
Барвинок хотела выпалить свои пожелания, но сдержалась, это все-таки пока еще мир мужчин, действуют их правила, ладно уж, пусть первым этот тугодумец…
Олег произнес мирно:
— Да какие могут быть разносолы в пути? Что есть, то и хорошо.
Остап покачал головой.
— Нет-нет, говорите! Может быть, какое-то редкое вино?.. Винегрет из соловьиных языков?.. Блюдо жареных дроздов?.. Жаркое из дикого поросенка?
Барвинок распахнула глаза. Этот человек явно не шутит, вид у него слишком торжествующий, глаза горят победным восторгом, есть перед кем похвастаться. Мужчины без этого не могут… хотя и женщины, конечно, да, но мужчины все равно хвастливее, у них это от брачных плясок перед самками…
Олег проронил так же мирно:
— Ну хорошо-хорошо… Жареную оленину.
— Молоденького олененка, — сказал Остап деловито, — ребрышки?.. Филе? Грудинку? Заднюю часть?
Олег отмахнулся.
— Пусть будет грудинка…
— Хороший выбор, — согласился хозяин. — Ну да ладно, остальное добавим по своему вкусу.
Он протянул руки в сторону скатерти, сосредоточился, закрыл глаза. Барвинок замерла, страшась поверить в чудо, с минуту ничего не происходило, затем дружный вопль восторга вырвался у детей, хозяйка счастливо и гордо заулыбалась, Остап хвастливо подбоченился.
Вся скатерть оказалась заставлена серебряными блюдами, где горой громоздятся, распространяя одуряющие запахи, куски жареного мяса, на других — рыба, жареная, вареная и печеная, сыр, творог, широкие чаши с очищенными ядрами орехов, а в самом центре высится простой глиняный кувшин, но запечатан странной красной глиной с выдавленными знаками, от которых даже на Барвинок повеяло седой древностью.
— Удивительно, — пробормотал Олег, Барвинок видела, насколько он ошеломлен, — скатерть-самобранка… Я думал, перевелись совсем…
Хозяйка улыбалась, Остап сказал весело:
— Не новая, как видите, но и до ветхости еще далеко. Пожалуй, лет сто еще как-то прослужит. Даже если меньше, все равно хорошо!
Олег кивнул:
— Да, вам до конца жизни хватит. Да и детям перепадет!.. Повезло вам, повезло…
Он взял мясо, с удовольствием жевал, а Барвинок раздиралась от желания все попробовать и все понадкусывать, здесь же столько такого, чего никогда не видела. Это волхв к чудесному равнодушный, взял то, к чему привык, что знакомо, как можно быть таким равнодушным, это же просто превратиться из человека в чудовище…
— Рискуете, — заметил волхв, — такую ценность разве можно напоказ? Много найдется таких, кто захотел бы отнять.
— Она слушается только нас, — заверил Остап. — И все знают, что такие скатерти подчиняются только одному хозяину. Отнимать бесполезно… Попробуйте вот эту рыбу! Я не знаю, откуда она, и рыба ли это вообще, но пальчики оближете…
Олег сказал задумчиво:
— Чересчур хорошая жизнь часто портит характер, чересчур обильная еда портит желудок… Что делать? Увы, и тело, и душу с успехом исцеляют лекарства не только неприятные, но даже весьма противные на вкус.
Остап расхохотался:
— Верно!.. Но мы теперь путешествуем, как всегда мечтали. А эту жизнь не назовешь чересчур удобной.
Олег кивнул:
— Верно, по себе знаю. Вы многих угощали, верно?
Хозяин сказал гордо:
— Ни один не ушел от нас ненакормленным!
А хозяйка подбоченилась и тоже смотрела на Олега гордо и победно. У костра дети дурачились с огнем, бросая в него сухие ветки, Назар солидно останавливал, покрикивал, на взрослых внимания не обращал вроде бы, хотя Барвинок счастливо ловила на себе его жадный взгляд, еще полудетский и уже наполовину мужской.
Все казались заняты своим миром, все счастливо улыбаются с чашками вина в руках, везде полный покой и уют, как хорошо здесь, как замечательно…
