Мария Теплинская - Дядька
— А ты что это раздетый на холод выскочил? — как будто сердито шумнул на него дядька. — А ну, живо домой! — и дал ему легкого шлепка, подталкивая назад.
Леська и впрямь ожидала его с нетерпением: едва он успел войти, как она тут же взлетела на ноги и закружилась перед ним по горнице, ослепив его яркими красками своего наряда. На ней была клетчатая цветная панева, немного распахнутая на левом боку; от быстрого кружения она разлетелась колоколом, больше открыв глазу белую сорочку с широкой каймой вышивки на подоле. Но всего лучше был ее новый корсаж, который не так давно подарила ей тетка Зося, приезжавшая в гости. Савка по этому поводу, конечно, поворчал, что, мол, рано ей еще, не доросла наряжаться, что никакого проку с таких подарков, девку только портить… Зато Леська сияла всеми цветами радуги, сокрушаясь лишь тому, что некуда ей это чудо одеть.
Этот корсаж был скроен не совсем обычно и напоминал скорее панскую казнатку былых времен — так, во всяком случае, казалось Леське. Он был очень низко вырезан на груди, и столь же глубоки были проймы — чтобы не мялись пышные рукава сорочки. И по всем вырезам проходила изящная вышивка алым шелком по темно-вишневому суконному полю. Спереди казнатка затягивалась такими же алыми витыми шнурами, и все шесть дырочек, сквозь которые продевался шнур, были обиты блестящими серебряными клепками — ну разве не прелесть? Правда, изначально было задумано, чтобы казнатка не только туго охватывала фигуру, но и чтобы полочки спереди немного расходились, подчеркивая белизну рубашки. Однако шилась она с расчетом на грудь побольше Леськиной, и потому ей пришлось затянуться почти до упора — полочки подходили вплотную друг к другу. По этому поводу Савка ехидно посоветовал ей перед уходом:
— Ты смотри там, не выпади из гарсета своего…
Однако Горюнец, как и большинство мужчин, не слишком разбирался в девичьих нарядах, чтобы оценить по достоинству все это великолепие, а потому просто спросил у нее:
— Ты куда ж собралась — нарядная такая?
— К Владке на девичник! — ответила та. — А завтра на свадьбу пойду.
— Дак тебя же вроде не звали?
— Эка беда! — беспечно отмахнулась девчонка. — Вчера не звали, а нынче вот зовут. Сама Владка меня и пригласила.
— Вот как?
— Ну да! Стариков да Савку, верно, без меня и звали. Бабуля говорила, что в года я еще не вошла, а Савка ворчал, что нечего всяким зеленым девчонкам на свадьбах отираться. Я сперва расстроилась, а потом поняла, что мне и самой не так туда и хочется.
— Не хочется? — изумился Митрась.
— А чего я там не видала? Духота, разгул, шум… Там одна Дарунька чего стоит!
— Ну, только если так, — согласился Митрась, который и сам неплохо знал, что за счастье эта Дарунька, родная дочка приветливой тетки Альжбеты.
Это была девушка старше Леськи и уже считалась невестой. Да только вот женихов для нее пока не находилось — видимо, отпугивал ее сварливый норов, да притом и нехороша была: высокая, прямая, ровно жердина, с длинными, как ходули, ногами и с длинной шеей, с торчащими вперед неровными буроватыми зубами, косо поставленными глазами и тощенькой жалкой косицей, которую не спасали никакие шелковые ленты. Длымь всегда по праву гордилась красотой своих девчат; да и те, что не попали в красавицы, были, во всяком случае, миловидны. Даруне же не досталось и этого; она, видимо, болезненно переживала свою непривлекательность, и этим отчасти объяснялась ее зловредность. Леську она отчего-то просто терпеть не могла и никогда не упускала случая сказать ей гадость. Леська, разумеется, платила ей столь же откровенной неприязнью.
На свою свадьбу Владка пригласила Даруню вынужденно: все ж таки сестрица двоюродная, как можно обойти!
А Леська среди приглашенных оказалась и впрямь случайно: вчера она забежала в хату невесты, чтобы поздравить ее, и обнаружила Владку горько рыдающей на груди своей матери, строгой и молчаливой вдовы Евы. Девчонка в растерянности застыла на пороге: еще так недавно счастливая красавица Владка радостно щебетала с подружками о своем предстоящем замужестве. Помнит Леська тот нежный румянец, заливший от волнения лицо девушки, и трепетную улыбку на розовых губах, и тот ни с чем не сравнимый чудный отсвет в глазах, от которого любая девушка становится настоящей красавицей. И теперь изумленно застыла, увидев, как вздрагивают крупной дрожью Владкины плечи, услышав ее надрывные горькие всхлипы.
— Владочка, что случилось? Почему она плачет? — спросила Леська у тетки Евы.
— Страшно ей сделалось, — ответила вдова. — Бывает…
Леська участливо провела рукой по светлым Владкиным косам — нежные, мягкие, шелковистые, не то что у нее у самой… Владка всхлипнула, что-то невнятно проговорила.
— Степан с Катеринина дня на заработки уходит, — пояснила тетка Ева. — Страшно ей без него с Авгиньей оставаться.
Леське нечем было утешить бедную Владку. И без того понятно, что с первых же дней придется ей крутенько: не пряники есть, чай, берут! И работу всю на нее там сложат, да еще и за бабкой ходить велят. Там у них один дух томный чего стоит! А уж про тетку Авгинью и говорить нечего: уйдет Степан — так она совсем бедную Владку со свету сживет!
— Ничего, ничего, — утешала дочку Ева. — Рыгор дома остается, Авгинье воли не даст.
— Да-да, ты к дядьке Рыгору поближе держись! — подхватила и Леська. — Обойдется у тебя все, Владочка, вот увидишь!
В ответ на эти слова Владка вдруг оторвалась от материнского гарсета, повернулась к Леське заплаканным лицом. Всхлипнула в последний раз, дрогнула покрасневшими ноздрями, потом благодарно обняла Леську и прерывисто зашептала:
— Спасибо, Лесечка… Приходи завтра ко мне на девичник… И на свадьбу потом приходи — к венцу меня одевать…
Так вот и вышло, что впервые в жизни и явно раньше срока получила Леська приглашение на свадьбу, да притом не какое-нибудь, а личное, особое.
— Так ты к ней теперь? — спросил у нее Митрась. — Везет же! А мы с хлопцами завтра пойдем в окна глядеть, как вы там гуляете.
— Ничего, придет еще твое время, сам тогда будешь гулять! — утешила его Леська. — А мне уж бежать пора…
Горюнец видел в окно, как легко, хоть и одета была в тяжелый кожух, сбежала она по ступеням крыльца — и вдруг отметил, как красиво стала она держать голову, чуть откинув ее назад. «Ишь ты! — подумалось ему с необъяснимой тоской. — Уж и заневестилась! А давно ли…»
И настигли его все те же печальные думы: вот пройдет еще два-три года, подрастет Леська, а там и замуж выйдет, детки пойдут… Тогда уж несподручно ей будет всякий день к нему забегать.
