Александр Чернобровкин - Слово о граде Путивле
– Да верю, верю! – успокоил его Игорь и предложил: – Ну, отдохните сегодня, а поутру двинемся дальше. Сначала к реке Сальнице пойдем. Меня там должны ждать сторожа, выслал я их в Степь за языком. Прослушаем, что скажут, и решим, к Дону идти или к Лукоморью.
– Некогда отдыхать! – отмахнулся князь Всеволод и пошутил: – Пока будем тут отсиживаться, все половцы от нас разбегутся. Так что седлай брат коня.
– Так тому и быть, – согласился князь Игорь. Он махнул рукой трубачам: – Трубите поход.
Русский стан ожил, задвигался. Дружинники седлали коней, обозники запрягали, а пешие ополченцы занимали места на телегах. Конюший подвел к князю оседланного игреневого иноходца Огонька. Игорь Святославович, любуясь, пошлепал жеребца по крупу, потом легко вскочил в седло. Он дал время дружине приготовиться к выступлению, потом негромко сказал:
– Ну, поехали, – и первым тронулся в путь.
18
В субботу утром в дом Голопузов пришла сваха невесты. Она обошла с веткой рябины, на которой были три крестика, холодные сени, приготовленные для первой ночи молодоженов. У стены напротив двери стояла широкая лавка с пуховой периной и подушками и беличьим одеялом. Над постелью на стене висели икона Пресвятой Богородицы, закрытая застенком, и большой медный крест. В каждом углу торчало по стреле, на каждую был надет калач. В ногах постели стояла открытая кадка с житом, чтобы в доме молодоженов всегда был достаток. Убедившись, что все в порядке, что нечистая сила не помешает молодым, сваха пошла в дом невесты, чтобы сообщить об этом. Родственницы и соседки помогали Анфисе Голопуз готовить кушанья для свадебного пира, накрывать столы. Ближе к вечеру Никита одел подаренные княгиней Ефросиньей Ярославной кунью шапку, вишневый алтабасный кафтан с синими вошвами, обул сафьяновые красные сапоги и, в ожидании знака от невесты, сел в красном углу, рядом со священником, который будет их венчать.
В это время девушки-подружки наряжали Евдокию Кривую и пели ей свадебные песни.
– Ну, хватит тебе реветь, глаза будут красными! – утешала Улька невесту.
На Дуню надели новую белую рубаху с вышитыми золотом рукавами, а сверху – червчатый летник их тафты с зелеными атласными вошвами, украшенными золотыми цветами, подаренный княгиней, и нагольную лисью шубу. На голову ей возложили венок из травы и одуванчиков – символ девичества. Потом Евдокию вывели в горницу, посадили на подушку на высоком сундуке, который вместо скамьи стоял во лаве стола. На столе рядом с ней стояла солонка и лежали перепеча и сыр. На подушку рядом с невестой сел двоюродный брат Савка Прокшинич. Дружка поставил на стол медную мису с осыпалом на трех углах: хмелем, житом и мелкими деньгами, а сидячая боярыня – серебряное блюдо с головным убором замужней женщины – кикой с волосником и подзатыльником, – гребешком и чаркой меда, разведенного водой. Родители и гости тоже сели за стол и Касьян Кривой сказал дружке:
– Иди за женихом.
Жених и невеста жили на одной улице, но в разных ее концах. Возле их домов, а так же по всей улице стояли зеваки. Особенно много было девиц, большая часть с зареванными лицами. Ведьма стояла у своих ворот, наблюдала за свадьбой издали. У нее было огромное желание сотворить молодым какую-нибудь пакость, но, к сожалению, еще не кончилось наказание за воробьиную ночь, не имела колдовской силы.
Войдя в горницу Голопузов, дружка перекрестился на икону и поздоровался, потом объявил жениху:
– Время тебе идти по невесту!
Первым встал священник и провозгласил:
– Достойно есть!
Две женщины помогли встать Анфисе, у которой в руках был образ Иисуса Христа. Никита поклонился ей в ноги, поцеловал образ. Мать, сдерживая слезы, благословила его и перекрестила образом.
– С богом! – пожелал поп.
От дома жениха к дому невесты побежали мальчишки. Загребая босыми ногами серую теплую пыль, они кричали во все горло:
– Едут! Едут!..
Первым шел каравайщик с большим битым – взбитым с маслом – караваем. За ним шел свечник с высокой и толстой свечой. Третьим – священник, который кропил святой водой путь, чтобы нечистая сила не расстроила свадьбу. Капли падали в пыль, выбивая неглубокие ямки. Следом ехали на гнедых жеребцах, одолженных у соседей, жених и дружка и на телегах поезжане – все, составляющие чин жениха.
Увидев Никиту Голопуза, девицы на улице опять захлюпали носами.
Когда шествие достигло двора невесты, ее родители вышли навстречу. Они проводили жениха в горницу, где ждала Евдокия. Никита Голопуз, шепча молитву и знаменуясь крестом, поклонился образам на все четыре стороны. Вместе с дружкой он подошел к Савке Прокшиничу. Дружка заплатил родственнику невесты выкуп за место рядом с ней и, взяв его под руку, свел с сундука. Никита сел на подушку рядом с Евдокией и облегченно вздохнул. Подаренные княгиней сапоги были тесны, наверное, уже мозоли натер. Когда мерил сапоги, показалось, что впору, а сейчас прошелся немного – и убедился в обратном. Кроме лаптей, любая другая обувь всегда оказывалась не впору ему. Остальные гости постепенно заняли места за столом согласно чина. Жених краем глаза посмотрел на невесту. Первым делом обратил внимание на ее красивые густые темно-рыжие волосы, из-за которых ее в детстве дразнили Медвежонком. И на лицо она приятна, большинство его девок похуже были. Он раньше не обращал на Дуню внимание потому, что она не замечала его, за князем бегала.
Бабы-помощницы принялись метать на стол яства. Возле жениха и невесты ничего не ставили, им до конца обряда есть не положено. Как только на стол поставили все первые кушанья, священник прочитал «Отче наш» и молитву покровения главы. Сваха подошла к родителям невесты и попросила:
– Благословите невесту чесать и крутить!
– Благослови бог! – ответил Касьян Кривой.
Женщины и девицы запели свадебные песни. Сваха сняла с невесты венок, бросила подружкам Дуни, стоявшим в дверях горницы. Его поймала Улька – значит, в этом году выйдет замуж. Сидячая боярыня подала свахе блюдо с кикой, с гребнем и чаркой с медом. Сваха, окуная гребень в разведенный водой мед, расчесала Евдокию, свила ее волосы, надела волосник, кику и подзатыльник. Дружка подал ей мису с осыпалом, и сваха осыпала сперва жениха и невесту, а потом и всех гостей хмелем, житом и деньгами. В это время к невесте подошел дядя жениха в вывороченном шерстью вверх овчинном тулупе и пожелал невесте:
– Чтобы у тебя было столько детей, сколько шерстинок в тулупе!
Дружка взял нож и сказал родителям невесты:
– Благословите резать сыр и перепечу!
– Благослови бог! – ответил отец.
Дружка резал перепечу и сыр на маленькие кусочки, а его помощник, младший дружка, разносил гостям. Каждый должен был съесть перепечу и сыр, если желал счастья молодым. Зато остальные яства гости ели мало, только для чина. Когда на столе появилась третья перемена яств, сваха подошла к родителям невесты:
