Максим Сиряченко - Чумные
— Ладно, мне пора идти. Нужно приготовить все дома, отца вот-вот перенесут ко мне. И спасибо за заботу, в любом случае.
Нил кивнул ей, и Ванесса заметила, как расслабились его плечи. Девушка подумала, что они, наверное, разговаривали не больше минуты. Слишком мало, чтобы за это время можно было что-то решить, понять или обсудить. Но это было нужно. Хотя бы заклеить скол на их дружбе, пока было время, чтобы он не разросся в большую трещину. «Да уж, — подумала Ванесса, — сколько своих дружб я уже разбила, прежде чем научилась ценить последнюю из тех, что у меня осталась? Хотя нет… Дело вообще не в этом. Ведь те ушедшие из моей жизни люди не были мне дороги. Совсем. Мне было наплевать на них. А Нил… Я просто люблю его. Что тут еще сказать?».
«Так почему не скажешь ему о своих чувствах? Почему оттягиваешь момент? Когда ты уже признаешься ему?» — спросил ее внутренний голос.
Когда эта мысль пришла ей в голову, Ванесса была уже на пристани. Стоило ей ступить на дощатый настил берега, как ее ноги сами ускорили шаг.
«Скоро. Только отец выздоровеет, только встанет на ноги… Нет, я клянусь себе. Клянусь, что после этого поймаю его по пути домой, приглашу на ночную прогулку в те руины древнего мраморного сада под видом обсуждения поэм и песен. А там будь, что будет. Я хочу быть счастливой, хочу быть с ним, хочу быть любимой! Только бы болезнь отца быстрее отступила…»
В чуть поредевшую толпу у торгового ряда она вошла, уже переходя на бег. Если ее кто-то увидел, обернулся ей вслед или окликнул, она этого не заметила. Спины, руки и однотипные наряды деревенских жителей сменились рядами домов и заборчиков, в большинстве своем таких же однотипных. Уже выбегая на главную дорогу, Ванесса вспомнила, как еще маленькой носилась по коридорам дворца вместе с другими детьми — дворец был не только для семьи короля, в нем проживало почти сорок семей из одиннадцати знатных родов. Девушка любила бегать по его длинным коридорам, убегая от кого-нибудь или догоняя, хоть часто ее потом приходилось искать по всему дворцу. По нему она вообще не передвигалась никак иначе, кроме как бегом.
За этими мыслями она и не заметила, как главная дорога сменилась редкими домишками на окраине, тропинкой в траве, калиткой ее дома и дорожкой к крыльцу.
«Интересно, сколько у меня еще времени? — Подумала девушка, отпирая дверь. — Отца будут нести осторожно. Десять минут у меня есть».
Ворвавшись, почти влетев в собственный дом, Ванесса тут же принялась за дело. Она приготовила свою постель для больного, постелила новые простыни, проверила алхимическую машину на неисправности, не протекают ли где трубки, клапаны, бак с водой и котел, нет ли трещин на колбах и пузырях. Открыла окно для вентиляции комнаты, проверила печь; приготовила препараты, которые, возможно, могли понадобиться Филиппу, достала сосуды, инструменты, стойки и смеси. Когда все было готово, она отошла к входной двери и окинула взглядом комнату. В первую секунду ее все устроило, но в следующую ее взгляд, как всегда, упал на пол под кроватью. Так и есть, она опять выпирает. Самый край. Ванесса подошла к кровати и вытащила предмет, прямой угол которого выглядывал из-под чуть свалившегося на пол легкого одеяла.
Это оказалась большая деревянная шкатулка, в локоть длиной и в две ладони шириной, высота которой измерялась едва ли половиной ладони. Крышка шкатулки (а скорее маленького ящика) не была прикреплена к нижней половине петельками, а одевалась и снималась свободно. Ванесса знала, что стенки ящичка тонкие, при желании их можно было сломать ударом кулака. Если вытащить содержимое, которое плотно подпирало все шесть граней.
«Сейчас не время. Они придут с минуты на минуту» — Напомнила себе Ванесса, но желание было слишком велико. Хотя бы еще раз увидеть свои старания перед тем, как окунуться в сутки беспрерывной работы и волнения, неужели ей нельзя?
«Одним глазком и тут же уберу».
Ванесса бережно сняла крышку с ящичка и положила ее рядом на пол. Она была тонкой, чуть толще березовой коры, и защищала хранящийся под ней предмет только от царапин и лишней влаги.
Самым большим сокровищем девушки были привезенные отцом книги, добытые им с таким трудом и стоившие целое состояние, а содержимое ящика было для нее самой ценной вещью из всех тех немногочисленных, что она имела. Случись в их доме пожар, она бы, не задумываясь, бросила все остальное, чтобы спасти содержимое большой шкатулки от огня. В ней было не золото, не серебро с драгоценными камнями. Там была еще одна книга. С черной обложкой, бархатной на ощупь, и серебряной вышивкой по краям.
Если бы какой-нибудь вор из местных нашел шкатулку с ее содержимым, он бы только плюнул на нее и бросил в камин, не попробовав узнать ей цену. Сама книга была сделана из дорогих материалов, и страницы, и переплет с обложкой. Любой торговец дал бы за нее хорошую цену вне зависимости от ее содержания. Впрочем, последний пункт был не так важен — до недавнего времени книга была пуста. Ванесса начала заполнять ее какой-то год назад, предварительно изведя кипу пергамента на черновики.
Она бережно открыла свою работу. Первый титульный лист был пуст — названия у книги не было. Потом пошли ряды литер, рисунков и схем, описания трав, препаратов и болезней, анатомические зарисовки, алхимические формулы и свойства отдельных ингредиентов, способы их получения, очистки и устранения. Обычно вид своей работы возвращал Ванессе оптимистичный настрой, прогонял усталость, хоть и ненадолго, сдувал мрачные мысли. Словом, возвращал желание жить. Теперь девушка испытала легкую грусть — ведь дописать осталось совсем немного. Все то немногое, что она не успела сохранить на листах этой книги, уместится в двадцать страниц. Того, что она в нее занесла, могло бы хватить на отдельную книгу, даже если убрать все рисунки и схемы. И все равно, несмотря на год упорных трудов, книга оставалась пустой на две трети. Часто Ванесса думала, зачем это делает — ведь ее знания не исчезнут из-за того, что она не занесет их в эту полупустую книгу. Однако всегда ответ ее был одним и тем же: «Для себя». С каждой заполненной страницей Ванесса видела, как растет объем ее знаний, неизвестных более никому, и понимание того, что все это она узнала своими силами, без чьей-либо помощи и только своим умом и упорством, доставляло ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Удовольствие и гордость за себя от понимания своих истинных сил, не приниженных тяжелым временем и положением. Всегда один вид ее работы придавал ей уверенности в своих силах. Это и было главной причиной, почему она открыла свою работу перед самым приходом — чуть-чуть запастись уверенностью перед делом, от которого у нее пробегали мурашки по коже, таким сильным было волнение.
