Максим Сиряченко - Чумные
Обзор книги Максим Сиряченко - Чумные
Максим Николаевич Сиряченко
Чумные
I
Звук скрипящих на ветру снастей и бьющихся о борт корабля волн заполнял собой все. От него не было спасения даже в уединенной каюте капитана. Старый, уже списанный на гражданскую службу фрегат «Гордый», казалось, скрипел всем своим существом. На палубе к скрипу корабельных снастей и шуму волн присоединялся рокот близкого шторма. Черные тучи, завитые в спираль, собирались вокруг иссиня-черного провала в небе, образуя огромное демоническое око. Молнии то и дело сверкали, мимолетно разгоняя штормовые сумерки, раздавался грохот грома, страшной силы ветер двигал море в какой-то полусотне лиг от корабля. Каждый член команды был напряжен в тот момент, на палубу и трюм опустилось мрачное молчание. Корабельный кок, который буквально жил готовкой и постоянно стряпал на своей кухне хотя бы сухари, сидел на табурете в кампусе, испуганный, нервно жевал передними зубами шляпу и, стиснув челюсти, читал молитву. Матросы и юнги выполняли свою обычную работу, но в гробовом молчании и с хмурыми лицами обреченных на поражение воинов. Оружейники и гребцы не при веслах, сидящие без дела, не доставали бутыли с горилкой, чтобы повеселиться или скоротать день. Пурсер перестал канительно распределять известные остатки провианта на неизвестный остаток недель и ходил взад-вперед по узеньким коридорчикам трюма, звеня связкой ключей, точно привидение цепями. Вся команда, совсем как измотанная постоянными сражениями хоругвь, которой выпала самая тяжелая доля в решающей битве, ждала либо рока, либо решения капитана. На всем фрегате только один человек внешне казался спокойным. Это был Филипп Эстер, королевский лекарь.
Филипп стоял у самого борта и смотрел на шторм. Когда-то давно, когда он еще ребенком плыл на рыбацкой лодке в море, к счастью, вблизи берега, его выбросило за борт неожиданно большой волной. Тогда он не умел плавать и чуть не утонул, и сам не помнил, каким образом провел в соленой воде больше часа, прежде чем его нашли и подобрали. Этот час в море иногда снился лекарю в его кошмарах. У Филиппа были свои страхи, из которых только один был реальным: страх быть выброшенным за борт и так и остаться в море. Этот страх был особо силен, потому что был единственным из реальных страхов лекаря, все остальные существовали только в его голове, и Филипп это знал. Только вот теперь этот единственный реальный страх отошел на десятый план, от него осталось лишь непонятное волнение. Все из-за шторма вдали.
Зрелище было для него новым, а буйство стихии завораживало и пленило, и его пытливый ум старался увидеть и запомнить как можно больше. Почти всю свою жизнь он положил на алтарь науки и лишь немногим меньше жил при королевском дворе. Появление этого человека на старом фрегате стало неожиданностью для многих, в том числе и для Филиппа, который сам до конца не верил, что получит согласие на свою просьбу, однако король сам одобрил поездку своего лучшего лекаря в новый свет. Официально целью этого путешествия был поиск лекарства от чумы и других неизлечимых болезней. Сам Филипп утверждал, что нет неизлечимых болезней, нужно только знать, где искать, и его поиски, в конце концов, привели его на другую сторону Серединного моря. Уже сейчас Филипп ощущал, что эта часть мира совсем другая. Здесь все было другим: вода, ее цвет и соленость, воздух, небо, звезды были другими. И штормы. Еще задолго до своей командировки он слышал, что в этой части света штормы особенно свирепые, и что плыть через них отважится либо глупец, либо храбрец, либо помазанный Богами. Либо Лекнуиром, Дьяволом. Но полное представление он получил, только увидев один из них своими глазами. И решил для себя, что лучше, чем плыть через такой шторм под защитой пяти Бессмертных, может быть только решение не плыть через него. Самое мудрое решение. Ураганный ветер срывал с поверхности моря воду и уносил куда-то вдаль, с неба хлестал непрерывный поток такой же темной воды, а завывания ветра порой напоминали рев исполинской трубы. И, конечно же, иссиня-черное демоническое Око в небе. Филиппу шторм казался вратами в Ад, пастью могущественного демона. К счастью, шторм был еще достаточно далеко, и над кораблем пока что нависали обычные серые облака. Однако, если не принимать во внимание ад, разверзшийся в небесах в полусотне лиг от корабля, только болезненно-серая пелена над морем говорила о приближении дождя. Если держать дистанцию, то дождь — наибольшее, что может им угрожать. Больное серым цветом небо было с виду полностью обескровлено, выпито досуха штормом, выглядевшим, как опухоль или присосавшийся набухший паразит, и лекарь сомневался, что хоть один клочок его одежды промокнет в этот день.
Однако он ошибся. Стоило ему подумать о промокшей одежде, как Филиппу на перчатку и рукав упали несколько капель дождя. Вода на руке как бы напомнила ему о том, что существует мир за пределами его мыслей, что он не замер, что он реален и не ждет его. Лекарь на время оторвался от мрачных мыслей и посмотрел на небо. Он с минуту искал что-то глазами, и, наконец, нашел — неяркое белесое пятно, отмечавшее то место, где было солнце.
«Сейчас не до свежего воздуха» — одернул он себя и снова перевел взгляд на море. Однако после всех этих дней, на протяжении которых он маялся с больным и жутко нервничал каждый час, каждую минуту, желание чуть-чуть развеяться было слишком велико. Такая простая вещь, как свежий воздух и ветер, казались Филиппу сущим избавлением, винным оазисом, источником живой влаги посреди пустыни. Лекарь чуть приспустил воротник плотной кожаной куртки под плащом. Такую легкую броню из выделанной кожи носили королевские оружейники, она была легкой и удобной, не стеснявшей движений, но Филипп выбрал ее потому, что она своим высоким воротником полностью закрывала шею. Плащ поверх нее был только предосторожностью. Стоило Филиппу опустить воротник, как он почувствовал прикосновение холодного влажного ветра, и тут же — тепло солнца, скрытого за плотными серыми тучами. Лекарь подцепил пальцем край белой полотняной маски и аккуратно приподнял ее. Свет упал на подбородок. Боли он не почувствовал. Тогда Филипп снял маску целиком.
Он закрыл глаза и вздохнул, с наслаждением ощущая тепло солнца и запах соленого моря. На мгновение он вспомнил детство, когда болезнь еще не настигла его, когда он мог гулять под открытым небом без плаща, маски и перчаток; вспомнил знойное лето и игры с другими детьми, купание в реке и рыбалку с тростниковой удочкой. Вспомнил, как тогда воздух от жары становился вязким настолько, что было тяжело дышать, как он вяз в нем, точно муха в меду, и как спасал от жары уже давно пересохший ручей. На его бледном лице появилась улыбка. Как давно это было, кажется, что прошли века.
