Янис Кууне - Каменный Кулак и охотница за Белой Смертью
Волкан рванулся к воде, но успел только помочь Кайе выбраться на песок.
– Вот ведь, Перркеле, – горячилась охотница: – Нет, чтобы выстрелить чуть раньше.
Продолжая бранить себя за нескладный выстрел, Кайя ни мало не сумляше сняла платье через голову, отжала и развесила на ветвях прибрежной ивы. Затем она расплела косы и принялась выжимать волосы.
От ее внезапной наготы у Волькши все поплыло перед глазами. Глядя на прелести ее крепкого тела, он позабыл все языки Гардарики, включая венедский. Во рту пересохло… Нельзя сказать, что он прежде не видел голых женщин. Но вот чтобы так, на расстоянии вытянутой руки от него вдруг заголилась сверстница, и не просто невзначай обнажила грудь или бедро, а разделась целиком, нисколько при этом не смущаясь и даже не думая о том, что вид ее налитых персей может вызвать душевное смятение… такого в Волькшиной жизни точно не было.
– Ты чего, оглох что ли? – расслышал, наконец, Волькша голос Кайи. Та подошла вплотную, нагнулась и трясла его за плечо, от чего ее груди ударались одна о другую: – Я с тобой разговариваю, а ты точно заснул.
– Да, я сейчас, – пробурчал парень и шаткой походкой двинулся к воде.
– Ты что, шальной, собираешься плавать в одёже? – крикнула вдогонку Кайя, когда он был уже по колено в воде: – Разденься, олух!
Нет, раздеваться при голой девушке он не согласился бы в тот миг даже под страхом смерти. Сделав еще шаг, он благополучно провалился в подводную яму и только тут пришел в себя.
Ладожка – речка родниковая. Даже на макушке лета вода в ней оставалась студеной, но Волькша вспомнил об этом, только доплыв до ее середины, а почувствовал это лишь, подплывая к берегу. Кайя за это время уже надела мокрое платье и, расчесав пятерней волосы, заплетала их в косички.
Она уже открыла рот, чтобы полюбопытствовать с какого перегрева Уоллека полез в воду, но он упредил ее, сказав, что знает как готовить утку в глине, а это лучший способ не ждать, пока дичь немного протухнет, и из нее можно будет выщипать перья, или не палить птицу на огне, от чего та потом пахнет жженым пухом.
Костер разожгли прямо на берегу. Глина нашлась невдалеке. Горшки из нее, конечно, получились бы никудышные, но для выпекания птицы она вполне сгодилась. Волькша сначала выпотрошил добычу и напичкал диким луком. После этого он обмазал ее жидкой глиной против роста перьев, затем обляпал толстым слоем густой и положил на угли. Вскоре глина начала подсыхать. И тут Волькша спохватился и несколько раз ткнул дичь ножом.
– Это зачем? – удивилась Кайя: – Это такой венедский обычай?
– О, да, – изрек кудесник глиняных птиц. – Наши волхвы завещали нам эти великие знания. И горе тому, кто не проделает в глине дырок!
Девушка как завороженная внимала венедским тайнам.
– О, да, великое горе тому, кто не исполнит завет волхвов, – молвил Волькша после многозначительного молчания… – Пар от тушащейся утки разорвет глину, и птица попросту сгорит на костре.
Годинович умолк, многозначительно поджав губы.
Кайя захлопала ресницами.
Из дырок в глине начал вырываться пар.
– Дурак ты, Уоллека, – выпалила она, накидываясь на него с тумаками: – Я ведь поверила в волхвов! А ты глумился!?
– Я пошутил! – хихикал Волкан, уворачиваясь от девичьих кулачков.
Как бы не урчали их голодные животы, но надо было запастись терпением: дикая птица готовилась не быстро. Так что венед и олонь опять увлеклись разговорами.
– Как ты это делаешь? – задал Волькша вопрос, который волновал его с тех пор, как вид обнаженной Кайи перестал смущать его ум.
– Что «это»? – уточнила Кайя.
– Как тебе удается попасть с сорока шагов в «белку» или, вот, подстрелить утку слета? Порази меня Перун, но я никогда прежде такого не видел.
– Знаешь ли ты, венед, как однажды великий Хийси шел по владениям Тапио без лука и стрел, без ножа и рогатины? – не менее торжественным голосом, чем Волькша вещал про дырки в глине, начала свой ответ Кайя: – И явился ему Всемогущий Хозяин Тапиолы, и спросил: «Скажи мне охотник, не страшно ли тебе в моих владениях без своего оружия? Ведь звери могут накинуться на тебя и покарать за то, что ты охотился на их сродников». Рассмеялся Хийси в лицо могучему своему брату и сказал: «Чтобы смогли они покарать меня, должен ты прежде отрезать мне голову и положить под камень, ибо пока есть у меня голова на плечах, могу я убить любого зверя». Удивился Тапио таким словам и сказал: «Вон бежит свирепый кабан. Или ты сейчас убьешь его, или я прикажу ему напасть на тебя». «Как скажешь, мой великий брат», – согласился Хийси, поднимая с земли камень размером не больше куриного яйца. «Ты собираешься убить секача этой галькой?» – удивился Тапио. «Нет», – ответил Хийси: «Я сделаю это взглядом». Кабан, тем временим, рыл копытами землю и готовился к нападению. «Что же ты медлишь!» – недоумевал Хозяин Леса. «Медлит тот, кто ничего не делает», – спокойно ответил Великий Охотник. «А что делаешь ты?» «Я готовлюсь убить этого зверя». И тут вепрь бросился на Хийси. Он несся как ураган. Охотник спокойно стоял и смотрел на него. Кабан нагнул голову и выставил вперед клыки. И тут Хийси бросил свой камень. Но не в зверя, а в корень дерева на тропинке, по которой тот пробегал. Галька отскочила от коряги, попала в разинутую пасть секача и перегородила его дыхало. Он заметался, как смертельно раненый, и вскоре издох от удушья. «Как ты это сделал?» – просил изумленный Тапио. «Очень просто», – ответил Хийси: «Я вначале увидел, как я убью его, а потом мне оставалось только исполнить то, что я увидел». Ничего не понял Всемогущий Тапио и оставил Хийси в покое. А ты Уоллека понял, как Хийси убил кабана?
Теперь настал Волькшин черед думать о том, стоит ли рассмеяться этой байке сразу или какое-то время еще подыграть рассказчице. Если это была побасенка, придуманная на потеху и дабы скоротать время, то рано или поздно Кайя должна была рассмеяться. Если же это был ответ на его вопрос о стрельбе из лука, то заковыристее ответить было, пожалуй, сложно.
– И кто же… рассказал тебе это… придание? – тянул время Годинович. Насколько он ее знал, долго хранить серьезность она не могла.
– Отец, – ответила Кайя: – Но ты не сказал: ты понял, как Хийси убил кабана?
Что оставалось делать? Сознаваться в том, что не понял? Говорить, что в такие небылицы он перестал верить лет восемь назад? Или продолжать играть в доверчивого сумьского дурочка?
– Как-как? Камнем, – попытался вывернуться Волькша.
– Ладно, – обиделась Кайя: – Камнем так камнем.
– Ты чего надулась? – спросил венед.
– Ничего, – буркнула охотница: – Не понимаю я вас, венедов. С вами серьезно говорить, как по тонкому льду бегать, никогда не знаешь, где поскользнешься, а где провалишься.
