Павел Корнев - Жнец
— Не переживай, стать старой развалиной тебе точно не грозит, — усилил нажим Виктор, и в воздухе между соперниками заискрили вспыхивающие и моментально гаснущие огонечки. — Тебе стоило бы бежать. Бежать так далеко, как только сможешь…
— Спасибо за совет, но он несколько запоздал, — стиснул кулаки Густав Сирлин, пуская в ход вытянутую из сосуда силу. В храме запахло как после грозы, а плясавшие в воздухе искры превратились в мерцавшую серебром призрачную стену.
— Жнец был очень, очень недоволен убийством герцога, — покачал головой Арк и усилием воли передвинул стену к сопернику. Передвинул и, не теряя времени, шагнул вперед. — Настолько недоволен, что выбрал меня, чтобы выразить свое недовольство.
— На меня он просто зол, а вот тобой действительно недоволен, раз уподобил ищейкам Нейла, — рассмеялся сотник, чувствуя, как с шеи на спину начинает стекать тоненькая струйка пота.
Потусторонней силы оставалось у Густава в запасе все меньше и меньше, и радовало его сейчас лишь то, что и Арк не играл в поддавки, а выкладывался на полную. Лицо Высшего осунулось, глаза запали, а силуэт из-за клубившегося в воздухе марева и вовсе стал казаться смазанной тенью.
— Ничего ты не понимаешь! — рявкнул взбешенный Виктор и щедро плеснул силы в зависшую между соперниками хмарь. — Я сам попросил его об этом. Я! Сам!
— Тогда ты еще глупее, чем я думал.
Ладони Густава давно горели огнем, сдерживать натиск Высшего удавалось едва ли не чудом, но он продолжал зубоскалить, лихорадочно пытаясь найти выход из западни, в которую угодил.
Изловчиться и отвести удар в сторону? Даже если это и выгорит, их просто завалит обломками рухнувшего здания. Сконцентрированной в храме энергии с лихвой хватит, чтобы разнести на куски весь особняк, не оставив от Густава даже пригоршни пыли. И это еще не самый худший вариант, потому как попадись он Высшему живым…
При одной мысли об этом сотник покрылся холодным потом и твердо решил, что лучше сдохнуть сразу. Но давление постоянно возрастало и, не в силах больше сдерживать медленно плывущее к нему облако серой, как сама Пустота, хмари, он отступил на шаг назад.
Стоп! Пустота?!
— Скалься, скалься, недолго тебе осталось! — Виктор Арк шагнул на залитую кровью священника ступеньку, — Я сожру твою душу, мальчик. И даже сама Извечная Тьма не сможет тебя спасти!
— Хрена! — плюнул в лицо разъяренному сопернику Густав Сирлин.
Плевок зашипел в полете и испарился, а тяжело опершийся на кафедру Виктор не сдержался от злой усмешки:
— Сейчас ты сдохнешь!
Темный сотник не ответил. Изо всех сил он толкнул медленно дрейфовавшее к нему облако бурлящей скверны. Но не от себя, а вниз. Так было проще. И так было нужно.
— Что?! — только и успел вскрикнуть оказавшийся посреди лужи вскипевшей крови Виктор Арк. В тот же миг пол под его ногами просто исчез, и Высший провалился в Пустоту.
Вконец обессиленный Густав ухватился за дверной косяк, глянул под ноги — моментально высохшее кровавое пятно заканчивалось в пальце от носков его ботинок — и тихонько рассмеялся себе под нос.
Отправить Высшего в Пустоту — ну не экзорцист ли он после этого?
И пусть измотанному схваткой Виктору улыбнется удача и он сумеет вернуться в нормальный мир — не страшно! Главное, сейчас этот гад отправился к бесам. Он отправился к бесам, а Густав — нет. Хоть и был близок к этому.
Темный сотник, пошатываясь, направился к валявшемуся на полу плащу Высшего, стряхнул с него пыль и накинул на плечи. Потом нахлобучил на голову широкополую шляпу и вышел на крыльцо. Вышел и, не сдержавшись, выругался: за оградой уже толпились стражники и солдаты гарнизона. И хоть во двор храма никто из служивых зайти так и не решился, с надеждой удрать втихую пришлось распрощаться.
Густав поднял воротник плаща, посильнее опустил на лицо шляпу и нетвердой походкой зашагал к воротам. Вступать в схватку с окружившими храм стражами порядка было чистой воды безумием, а потому все, что сейчас оставалось сотнику, — это блефовать.
— Господин! Господин, с вами все в порядке? — немедленно подскочил к сотнику лейтенант и с воплем отдернул руку, когда между ними проскользнула голубая искра.
— Да, — стараясь подражать интонациям Виктора, ответил Густав Сирлин и вышел за ограду.
— А лиходей?
— Мертв, — буркнул темный сотник и выругался про себя, заметив запертых в стоявшую на телеге клетку монахов.
— А с этими что? Вешать? — поспешил за самозванцем лейтенант.
— Заберу с собой.
Густав не без труда забрался на телегу и уселся рядом с возницей.
— Подождите, охрану выделю! — засуетился служивый.
— Пустое, — презрительно отмахнулся Сирлин и, чувствуя, как накатывает на него дурнота, распорядился: — Поехали…
— Как скажете, ваша милость… — взмахнул вожжами заметно оробевший мужичок. — Куда править?
— А какие городские ворота ближайшие, к тем и правь, — приказал темный сотник.
— Ваша милость, я только по городу, — взмолился возница.
— Разумеется, по городу… — успокоил его самозванец.
— Как скажете, ваша милость…
Густав кивнул и смежил веки, а когда телега выехала на какую-то безлюдную улочку, хлопком по ушам отправил мужичка в забытье. Столкнул его на мостовую, перехватил поводья и обернулся к пребывавшим в унынии монахам:
— Ну что, братья, по-прежнему ли ваша вера сильна?…
Глава 10
ЭКЗОРЦИСТ. НА ПОЛНОЧЬ!
Месяц святого Огюста Зодчего
год 973 от Великого Собора
Хуже нет — ждать и догонять. И совсем уж становится невмоготу, когда ожидание вместо стремительного броска и удара наверняка, должно будет завершиться забегом на длинную дистанцию. Забегом, второе место в котором приведет не к пирушке во здравие победителя, а к визиту на установленный в твою честь эшафот. Ладно хоть меня до поры до времени не в каменный мешок засунули, а в охотничьем домике герцога Мора поселили. Спасибо Раулю, надоумил отца. Но все равно тошно.
Бесов праздник!
А ведь поначалу я неожиданной передышке даже обрадовался. Устал, понимаешь. Нет, знай все наперед, носом бы землю рыл, лишь бы какой-нибудь след отыскать…
Дверь без стука распахнулась, когда я уже заканчивал бриться, и в комнату по-хозяйски ввалился Якоб Ланц. В одной руке у него была зажата глиняная бутыль, во второй — пара оловянных кружек. Насвистывая себе под нос какой-то веселый мотивчик, Ловкач выставил на стол сегодняшний улов, плюхнулся в кресло и, расстегнув пару пуговиц мятой рубахи, почесал грудь.
Кого-кого, а вот этого прохвоста текущее положение дел более чем устраивало. Найдут организовавшего кражу наконечников толстяка или не найдут, да какая ему, собственно, разница? Найдут — опознает, не найдут — ну что ж, так получилось… На Якобе и без того столько грехов висит, что на две пожизненных каторги хватит. Если не на три. Поэтому Ловкач от вынужденного безделья нисколько не страдал и откровенно наслаждался гостеприимством его светлости.
— В карты? — предложил жулик.
— Нет.
Я вытер лицо полотенцем и демонстративно подошел к лежавшей на тумбочке стопке книг. Одно хорошо: братья-экзорцисты герцогу отказать не смогли, и мне удалось наложить лапу на несколько раритетных изданий из библиотеки ордена. «Полный сборник молитв Николаса Слепца», «Пустота, ее обитатели и символы, останавливающие оных», «Потустороннее, как оно есть» — этих книг не было даже в спецхранилище столичного монастыря Всех Святых. А список с незаконченного труда Модеста Оражского «Пришествие Извечной Тьмы» и вовсе считался утерянным при последнем пожаре королевской библиотеки.
— В орлянку?
— Нет.
— В кости? — тяжело вздохнул Якоб.
Я положил обратно богато иллюстрированный том «Нательные знаки как защита от скверны», подошел к столу и сбил сургуч с горлышка бутылки. «Вельмский пламень», девятьсот шестьдесят девятого года? Неплохой нынче у Ловкача улов.
Стараясь не взболтать осадок, разлил вино по кружкам и уселся во второе кресло.
— Давай.
Ловкач кинул мне футляр с игральными костями, я, как обычно, убедился, что в них нет никакого подвоха, и вернул мошеннику. Кости — единственная азартная игра, в которой Якобу не удавалось с ходу разгромить меня в пух и прах. Обчистить — обчистит, конечно, но выигрыша и на стаканчик притащенного с кухни вина не хватит. К тому же без этих посиделок я бы точно на стены кидаться начал. И ладно на стены, а ну как кто из челяди его светлости под горячую руку попадет? Нет, уж лучше в кости…
— Все хандришь? — пригубил сухое красное вино Якоб. — Зря, винный погреб у его светлости исключительный. Да и поварихи тоже…
— Вино! Кухарки! — вскочил я на ноги и подошел к окну. — Меня судьбы мира заботят, а ты, понимаешь, все о выпивке и бабах!
