Павел Корнев - Жнец
— Они настоящие!
— Я вам верю, не волнуйтесь вы так, — кинул грамоты на землю Ричард Йорк. — Вопрос в том, где вы их умудрились раздобыть.
— Идите к бесам! — взвизгнул толстяк.
— Если не перестанете валять дурака, к бесам отправитесь именно вы. Причем по частям.
— Вы не понимаете, в какую игру ввязались! — вывернул шею Грамине, чтобы посмотреть в лицо своему мучителю. — Вас раздавят!
— Вижу, нормальной беседы у нас с вами не выйдет, — вздохнул капитан, заслышав, как к реке подъехали фургоны торговца. — Значит, поступим так: я задаю вопрос, вы на него отвечаете.
— И не подумаю! — продолжил бахвалиться Огюст Грамине. — Если вы меня хоть пальцем тронете…
— Знаете, — Ричард поднес к щеке переменившегося в лице толстяка вытащенный из кармана странный наконечник, — мне очень хочется проверить, что с вами станется, если я воткну эту штуку вам, скажем, в глаз. Или в ухо…
— Нет, — просипел враз взмокший торговец. — Не надо…
— Уже лучше, — Белый рыцарь уселся обратно на ящик и положил наконечник рядом с собой. Полыхавшая внутри металла тьма капитана Гвардии трогала мало, а вот Грамине явно боялся ее больше смерти. — Что это за наконечник?
— Я не знаю, — облизнул губы толстяк, — Я действительно не знаю, но эта вещь проклята. И говорят, ей можно убить Высшего…
— Где вы их взяли?
— Мне передали. В Акрае.
— Кто?
— Мой партнер.
— А если просто оцарапать кожу, как думаете, что случится? — вновь потянулся за наконечником Ричард.
— Человек, который мне их передал, работает на графа Нейла! Имени я не знаю, знаю только, что он служит в надзорной коллегии!
— Охранные грамоты тоже его рук дело?
— Да.
— Кому предназначались наконечники?
— Лично графу Кимберли.
— Понятно, — Белый рыцарь задумался, не зная, что еще спросить, — Когда должна была состояться встреча?
— Сегодня вечером, но он не пришел.
— Сколько всего наконечников?
— Двадцать семь.
— Все в двух ящиках или есть еще тайники?
— Нет, только два.
— Двадцать семь, — покачал головой Ричард Йорк и спрятал наконечник в карман. — Двадцать семь!
— Какие будут распоряжения? — продрался на полянку через густо разросшиеся кусты Виилас.
— Фургоны сжечь, — рыцарь вытащил из ножен кинжал, присел к толстяку и воткнул клинок ему в сердце, — вместе с трупами. Что останется — в омут.
— Хорошо. — Виилас поймал брошенный ему кошель, Убрал за пазуху и, ухватив мертвого торговца за ноги, поволок тучное тело к фургонам.
— Хорошо — это не то слово, — расплылся в мечтательной улыбке Ричард Йорк.
Двадцать семь мертвых Высших — это намного-намного лучше, чем просто хорошо. И еще более дорого. Дорого настолько, что заплатят за них не золотом. Нет, ценой этого проклятого металла станет власть. Власть и безоблачное будущее. Капитан таки раздобыл свою колоду крапленых карт.
Ричард Йорк глянул на кроваво-алый рассвет и тихонько рассмеялся себе под нос. И, будто испугавшись этого смешка, бившаяся в наконечнике тьма затрепетала, не в силах опалить душу слишком рано поседевшего рыцаря, вовсе не потому прозванного Белым.
Глава 9
ТЕМНЫЙ СОТНИК. ИНЦ
Месяц святого Огюста Зодчего
год 973 от Великого Собора
Кельм Густав Сирлин покидал в большой спешке. Нет, у него на хвосте не висели шпики графа Нейла, да и солдатам гарнизона не было ровным счетом никакого дела до отъезжавшего из города в почтовой карете спокойного и уверенного в себе господина. У солдат гарнизона в тот день и без того забот хватало с избытком: одних отправили охранять храмы Единения; других погнали на разбор завалов невесть с чего рухнувшей башни герцогского замка. Ну и пожарной команде тоже помощь требовалась — перед отъездом темный сотник не удержался и навестил несколько старых адресов.
Другое дело, что шпики наверняка уже роют носом землю, и визит в Кельм одного из приближенных Жнеца лишь дело времени. А Густав вовсе не горел желанием сойтись в открытой схватке с кем-нибудь из Высших. Пусть сейчас сотник ничуть не уступал им по силе, но любая ошибка могла стоить ему жизни. Идти на такой риск он не собирался.
Нет, его уделом оставалась игра на опережение. Налететь, схватить добычу и умчаться прежде, чем подтянется тяжелая кавалерия. О бегстве на полдень Густав уже и думать забыл. Добровольно отказаться от целого моря дармовой силы? С какой стати?
Да и не спрятаться ему ни в Драгарне, ни в Алезии. Стоит еретикам подмять под себя Святые земли — и сотнику конец. Рано или поздно ренегата выследят и убьют. Если к тому времени он сам не наложит на себя руки: Густав прекрасно помнил, как плохо ему было в Мерне. Сколько он сможет протянуть без скверны? Месяц? Два? А что потом? Бежать в Пахарту?
После того как карета покинула город, Густав ненадолго задремал, но вскоре тряска прогнала сон, и, отдернув с оконца занавеску, он выглянул наружу. Посмотрел на тянувшиеся вдоль дороги поля и темную полоску леса на горизонте, тяжело вздохнул и вернул шторку обратно.
— Не слышали, зачинщиков погромов уже задержали? — поинтересовался у него копавшийся в потертом саквояже худощавый мужчина средних лет, походивший на среднего достатка приказчика. Разве что курчавая шкиперская бородка на вытянутом и унылом лице смотрелась несколько не к месту.
— Погромов? — удивился Густав, — Я слышал, были какие-то беспорядки, но чтобы погромы…
— Погромы, погромы, — уверил его собеседник и развернул замотанный в холщовую тряпицу бутерброд. — Мне почтовый клерк по секрету рассказал, будто ортодоксы храмы Единения громить начали.
— Что вы говорите! — с притворным изумлением ахнул сотник, дивясь, как быстро разошлись по городу слухи. — Нелепица какая-то…
— Прям уж нелепица! — обиделся мужчина, — Ортодоксы сначала в храмы Единения вломились, а потом и дома прихожан пошли жечь.
— Концы с концами не сходятся, — усмехнулся Густав Сирлин, внимательно приглядываясь к собеседнику. Ехали в карете они вдвоем, и на провокатора тот нисколько не походил, но кто знает, какую личину могут натянуть на себя люди графа Нейла?
— Позвольте полюбопытствовать почему?
— В храмы все горожане ходили, так? И по какому принципу ортодоксы выбирали тогда жертв?
На самом деле принцип сотнику был прекрасно известен, но распространяться об этом он по понятным причинам не стал.
— Ясное дело, по какому! — разгорячился мужчина и принялся размахивать бутербродом, — Выбирали тех, кто на виду! Крупные торговцы, мануфактурщики, прочий денежный люд…
В этот момент карета резко остановилась, сотник едва не слетел со скамьи; его собеседник и вовсе, судорожно вцепившись в саквояж, выронил надкушенный бутерброд.
— Вылезайте! Да поживей! — Рывком распахнувший дверцу кареты бородатый парень для убедительности помахал зажатой в мощной ручище дубинкой и расплылся в зловещей улыбке.
— Ну вот, опять грабят… — с тихим вздохом выбрался на обочину Густав Сирлин.
Окружившие карету бородатые парни были все как один плечисты и крепко сбиты, а вот вооружение их оставляло желать лучшего: с таким дубьем даже против охранников торговых обозов особо не повоюешь. Явно не так давно на большую дорогу вышли.
— Неправда ваша, — степенно возразил верховодивший в этой ватаге старец. Или мужчина средних лет? Длинная, с проседью борода могла состарить лет на двадцать кого угодно, — Не грабители мы, а ревнители истинной веры. Я настоятель разогнанного еретиками монастыря Фредерика Копьеносца, а это моя братия.
— Видал я такую братию… — поежился от прохладного ветерка нисколько не обеспокоенный дорожным происшествием темный сотник.
Двое дюжих парней тем временем стащили с козел возницу и поволокли его к канаве с прихваченной тоненьким ледком водой.
— Если вы крепки в истинной вере и не приемлете пришедшую с полуночи ересь, вам ничего не грозит! — Настоятель махнул рукой, и двое монахов потянули вслед за возницей болтливого попутчика Густава.
— Я не еретик! — как резаный завопил тот и, выронив саквояж, уперся, не желая приближаться к канаве. — Нет! Святыми клянусь…
Ухватившие мужичка под руки дюжие парни просто подняли его в воздух, да так и понесли дальше.
— Сам пойдешь или как этого? — спросил у Густава монах, кивнув в сторону канавы.
— А стоит ли?
Темный сотник тыльной стороной ладони вполсилы врезал парню по носу и, выхватив у него посох, крутнулся на месте. Подошедший со спины здоровяк даже не успел замахнуться дубинкой, когда угодившая под колено палка заставила его как подкошенного рухнуть на землю.
Густав Сирлин несколько раз для пробы взмахнул не слишком-то удобным посохом и повернулся к настоятелю:
