Генри Уиспер - Дитя Аэллии
Она опустила голову на руки и закрыла глаза. Сколько она уже здесь? Как она вообще сюда попала? Разум затуманился: Крис, сестры, повстанцы и их задания — все это казалось давним полузабытым сном. А, может, их и не было вовсе? Быть может, все свое существование она провела во мраке, грезя об удивительной жизни?
Какое странное чувство… что это — помешательство? В последнее время она стала путаться: сон и явь слились в одно своеобразное состояние. Пропали всякие ощущения — должно быть, это и есть смерть…
Неожиданно в забвение влезли какие-то звуки: ржавый скрип и голоса. Девушка открыла глаза и чуть повернула голову. Вдруг вспыхнул свет, яркий до боли. Кайла вскричала.
— Жива? — прогремел мужской голос.
— Уберите свет! — прохрипела девушка.
Когда ее зрачки сузились и немного приспособились к освещению, она смогла разобрать силуэты, маячившие наверху. У одного из них в руке был факел, ослепивший ее вначале. Теперь он казался тусклым.
— Мы спустим тебе лифт!
— Я не могу… не могу пошевелиться!
— Помоги ей.
Какой-то мужчина спрыгнул рядом с Кайлой. Она собрала все свои силы, но самостоятельно встать не смогла. Незнакомец подхватил ее и усадил на подъемник. «Наконец-то, — подумала Кайла, — спасение!» Увы, радовалась она не долго — поднявшись наверх, она увидела тех же стражников, что и заключили ее.
— Мне жаль, — только и сказал конвоир. — Время казни.
Удивительно, но эти слова не испугали Кайлу: их жуткий смысл просто не дошел до истощенного мозга. Единственное, что она чувствовала, когда шла по обратному пути, — это облегчение. Коридор расширялся и вел наверх — для бессознательного восприятия большего и не требовалось.
Кайлу ввели в какую-то комнату, в которой она обнаружила Петлю и Бойза. Они сидели за столом и играли в карты, шумно комментируя свои ходы.
— Опа! Смотри, кого привели! — Петля толкнул локтем здоровяка.
— Как ты, малая? — спросил тот, обернувшись.
Воспользовавшись моментом, его соперник незаметно заглянул в колоду.
— Можно воды? — вместо ответа попросила Кайла.
— На, выпей это, — Петля дал ей свой стакан, наполненный какой-то белой жидкостью, девушка принюхалась. — Не бойся, пей. Тебе полегчает.
Жидкость прожгла все тело и в мгновение отрезвила разум. Кайла закашляла.
— Как думаешь, сколько времени ты провела в Яме? — с азартом спросил Петля.
— Не знаю… месяц? — предположила Кайла, хотя считала, что как минимум вдвое дольше.
— Козырь! — Бойз хлопнул о стол карту. — Неплохо. У нас был чудик, утверждавший, что пробыл там три года!
— А сколько на самом деле?
— Полтора дня.
— Быть не может! — выдохнула Кайла.
— А ты серьезно считаешь, что провела целый месяц без еды и воды? — скорчив снисходительную рожу, поинтересовался здоровяк.
Действительно, об этом Кайла не подумала. Она вспомнила о странных знаках, которые она нащупала в камне колодца — должно быть, заклинания, замедляющее время, дабы преступник нес большее наказание.
— На, надень, — конвоир пихнул девушке какую-то грязную тряпку. — Может зайти в этот чулан.
— Зачем это?
— Раз говорят надо, значит делай!
— Не буду! — воспротивилась Кайла, почувствовав себя лучше.
— Сама не наденешь, мы тебе поможем!
Мятежница окинула присутствовавших сердитым взглядом и, хлопнув дверью, зашла в чулан.
— Она быстро оклемалась, — ухмыльнулся Петля.
— Как думаете, — задумчиво протянул Бойз, — может, увезти жену и детей из города на некоторое время? После казни, мало ли что здесь будет.
— Конечно, — поддержал конвоир. — Я своих уже давно отправил к матери в деревню.
— А я не стану, — Петля выпятил нижнюю губу. — У меня дома такая фурия, что никакие повстанцы не страшны.
Мужчины разразились хохотом.
— О, уже готова, — Петля встал, заметив Кайлу. Девушка слышала их слова и с недоверием смотрела на своих мучителей. — Ладно, я пошел. Мне надо быть там раньше них.
— И мне пора, — сказал Бойз. — Гордон зачем-то приказал перевести людей из Крысиного переулка…
Когда Петля наклонился, чтобы взять со стола сигарету, Кайла заметила на его шее татуировку в виде завязанной в петлю веревки — вот оно что!..
— Так ты палач! — воскликнула Кайла.
— Ну, да. Разве я тебе не говорил?
Девушка покачала головой.
— Конечно, это не работа мечты, — пробубнил Петля сквозь папиросу в зубах, — но кто сейчас откажется от дополнительного заработка? Кстати, ты не волнуйся, я профессионал, так что будет быстро и почти безболезненно.
Кайла непонимающе глядела на него, потом, словно от удара хлыстом, выдохнула и с ужасом шарахнулась назад.
— Прекрати, дурень! — поморщился Бойз. — Как можно быть таким циничным! Смотри, девчонка белее стены стала!
— Кто бы говорил! И потом: что я соврал, что ли? Работа есть работа, какая никакая — у каждого из нас. И всем, вроде как, по ночам хорошо спится.
Никто не стал с ним спорить.
* * *Парадоксально то, как люди тянутся к тому, что их страшит, к чему они питают отвращение. Большинство жителей царской крепости возмущал закон о смертной казни, однако это не помешало Старой площади, на которой когда-то проводили праздники, а теперь исполнят приговор, за полчаса до отказа набиться зрителями. Даже крыши домов в то утро не пустовали. Люди бурно обсуждали предстоявшее зрелище, перебирая варианты висельников и обмениваясь последними сплетнями.
Шум усилился, когда появились солдаты с ружьями. Они оттеснили толпу, освободив проход к эшафоту. Вскоре по нему прошли палач с помощниками, несколько чиновников и пара жрецов. Наконец появился царь. Народ почтительно склонился и заметно притих. Гордон занял свое место на заранее приготовленной для него и его приближенных трибуне. Как по сигналу в толпе раздались разрозненные крики:
— Да здравствует царь! Слава Гордону!
Вдруг к ним присоединился взволнованный детский голос:
— Везут! Везут!
Единое движение прокатилось по людской массе в сторону, которую указывал мальчишка на одной из крыш. Оттуда прибыли две черные повозки, предваряемые ищейками со стигийскими волками на поводке; толпа в страхе отшатнулась от рвущихся на них бешеных тварей.
Повозки остановились. Из них по одному на свет стали выходить висельники со связанными за спиной руками. Все, как на подбор, имели уродливую, едва ли не пугающую внешность, которая не оставляла места ни для сомнений, ни для жалости. Неожиданно среди них оказалась девушка. Она была совсем еще юна и казалась такой хрупкой на фоне головорезов, что толпа, позабыв об осторожности возмущенно зароптала:
