Генри Уиспер - Дитя Аэллии
— А как к этому относится…
Гордон не успел договорить: Ванга вдруг кинулась на Кайлу, и только его поразительная реакция не позволила волчице разорвать девушку на части. Несколько секунд лицо Кайлы находилось в паре дюймов от пасти зверя, удерживаемого за загривок хозяином, затем Гордон отшвырнул волчицу назад.
— Сидеть! — крикнул он.
Ванга не осмелилась ослушаться; кровожадно глядя на девушку, она попятилась в угол.
Правитель сбоку посмотрел на мятежницу, которая ухмылялась и даже бровью не повела во время неожиданной атаки.
— А если бы я не удержал ее?
— Но ведь удержал же, — послышалось в ответ.
Гордон добродушно рассмеялся.
— Ты копия своей матери! Как Красавчик справляется с этим? Брось, я заметил, как он на тебя смотрит. И как ты на него смотришь тоже.
Девушка ничего не ответила.
— Этот парень немало крови мне подпортил, — сказал царь, — хороший выбор.
Удивительно, но Кайле польстило одобрение Гордона (больше, чем того же Приама).
— Да, — протянула она. — Правда, он такой правильный…
Она осеклась: с чего она так разоткровенничалась?
— Это раздражает, — согласился Гордон. Поскольку Кайла молчала, он добавил: Но, знаешь, раз уж его угораздило влюбиться в такую чертовку, значит еще не все потеряно.
Кайла улыбнулась. Гордон приоткрыл дверь и сказал охране:
— Ладно, бросьте ее в Яму.
— ?!
Глава 13
Казнь
Кайла не поверила своим ушам. Однако Гордон не шутил — через пять минут ее вели по узкому коридору, зловеще спускавшемуся вниз. На стенах не было ни окон, ни факелов, заплесневелые плиты прохода озарялись лишь светильником в руках конвоира, возглавлявшего шествие; мрак здесь казался плотней и неохотно отступал перед сиянием пламени. Было очень душно.
Вскоре, когда потолок стал нависать так низко, что Кайла почти касалась его макушкой, появились большие проемы с решетками, за которыми на бесчисленных нарах валялись заключенные. Они были неподвижны и бледны, словно трупы или зомби, только редкие стоны выдавали в них жизнь. Кайле сделалось дурно. Она подумала о бегстве, но в таком тесном коридоре это была бы безнадежная попытка.
Туннель заканчивался запертой металлической дверью. Конвоир открыл ее, и процессия осторожно сбежала по склону к большой круглой дыре в полу. Рядом лежал подъемник вроде того, которым Кайла пользовалась во время первой вылазки. Почти дежа вю, только на сей раз ее опустили на дно глубокого колодца. Хотя он и был пуст, Кайла промерзла до сердца, как если бы погрузилась в ледяную воду; не хватало воздуха.
Девушку охватила паника, сотня мыслей разом влетела в голову. На сколько времени ее собираются здесь оставить? Смогут ли товарищи вызволить ее отсюда? А, может, они сами узники такого же плена? Ах, надо было раньше попытаться сбежать!..
— Все, спрыгивай! — приказал конвойный, когда лифт, вздрогнув, остановился.
Кайла сильнее впилась в веревки.
— Слезай, тебе говорят! — крикнул другой стражник, но девушка даже не шелохнулась. — Ладно, сама напросилась! Сейчас мы скинем тебе бадью крыс!
Кайла услышала какую-то возню, а затем визгливый писк. Она с ужасом соскочила с подъемника.
— Так-то лучше. Тащи назад!
Лифт, ее единственное спасение, все больше удалялся высь, пока чьи-то руки не забрали его из окружности, что стала теперь окном в земной мир. Заскрипела всеми петлями дверь, и наступила непроглядная тьма. Слезы брызнули из глаз Кайлы, никогда еще она не чувствовала такую беспомощность и страх. Она упала на колени, но тут же с отвращением вскочила: какая-то вонючая слизь покрывала колодец.
* * *Комната для завтрака наполнилась светом солнечного зимнего дня, отчего ее богатое убранство засияло еще ярче. В позолоте блюдец и чашек отражались всевозможные яства, среди которых возвышался аппетитный румяный поросенок. Гордон, восседавший за столом во главе этого великолепия, апатично ковырял салат, прислушиваясь к приближающимся голосам двух людей, которых он приказал пропустить. Их спор стал ясен еще до того, как они вошли. Переступив порог, Нирлон и Петля замерли в нерешительности, поклонились, затем Нирлон произнес:
— Простите, Ваше Величество, мы не знали, что тревожим Вас во время завтрака.
— Не важно, — Гордон отодвинул тарелку. — У меня все равно пропал аппетит.
— Плохо выглядите, — вырвалось у Петли прежде, чем он успел подумать.
Гордон поднял на него вялый взгляд.
— И ты не красавчик, — ответил царь и подал знак, чтобы поросенка, к которому он так и не притронулся, унесли. Петля проводил блюдо прожорливыми глазками. — Какой вопрос привел вас?
Сглотнув слюну, Петля доложил:
— У меня стоит приказ о казни двенадцати человек.
— Мне известно об этом, — сказал Гордон, отпив чай, — я его подписал.
Нирлон посмотрел на Петлю, как бы говоря: «Видишь!»
— Но среди них нет главной мятежницы… как ее… Цыганки.
— Знаю.
— Не смеем более нарушать покой Вашего Величества, — Нирлон схватил за локоть Петлю, но тот не сдавался:
— Если мораторий на смертную казнь женщин отменен, разве не…
— Этот вопрос еще рассматривается, — Гордон говорил рассеянно, похоже, забыв о том, что он не должен отчитываться перед кем-либо. — А если хочешь знать мою позицию — то я против смертной казни женщин.
— Но, милорд, разве сейчас подходящее время для милосердия? В смысле, мы не совсем понимаем …
— Кто это мы?
Петля замялся и пробормотал что-то невразумительное. Гордон задумался. Было в его безмолвном лице нечто такое, что не допускало беспокойства, нечто почти зловещее.
После минутной паузы Гордон сказал:
— Добавьте ее в список.
* * *— Такой, как он, любить не может…
— О, нет! Любить он более других умеет, но только раз… один лишь раз!
— Позвольте мне заметить, милочка, что Вы несете бред!
Этот чудной диалог закончился невнятной мелодией. В страшной черноте колодца с трудом различался источник речи — скривившаяся человеческая фигура. Она лежала на холодном камне, по которому сочилась вода. Звук капель и тихий девичий напев довершали эту поистине жуткую картину. Закашляв, Кайла перешла на прерывистый шепот, из которого можно было разобрать только одну фразу:
— Как хочется пить!..
Она опустила голову на руки и закрыла глаза. Сколько она уже здесь? Как она вообще сюда попала? Разум затуманился: Крис, сестры, повстанцы и их задания — все это казалось давним полузабытым сном. А, может, их и не было вовсе? Быть может, все свое существование она провела во мраке, грезя об удивительной жизни?
