Ольга Денисова - Черный цветок
— А ничего! Сам не понимаешь? Скажи лучше, правильно я думаю? Благородный Избор тебе медальон отдал и спрятать попросил?
Есеня кивнул.
— И как? Надежно спрятал?
— Не знаю. Пока не нашли.
— Не нашли, потому что тебя, щенка, не изловили. Избор знает, где медальон?
— Нет.
— Вот какой же ты дурак, Жмуренок! — Жидята кивнул на кружку с вином, поднял свою и отхлебнул сразу половину, — ты понимаешь, что с тобой будет, если тебя поймают?
— Ничего со мной не будет… медальон-то у меня!
— Это он сейчас у тебя.
— А я им не скажу ничего. И все!
— Скажешь. Как миленький скажешь. Ты просто не представляешь себе, что это такое. И даже если ты вдруг окажешься таким крепким орешком, что на дыбе под кнутом будешь молчать, через час на той же дыбе твоя мать будет висеть, или сестра. Ты понимаешь?
У Есени по спине пробежали мурашки. Сам он ничего не боялся, ну совершенно. Но стоило ему только подумать о матери и сестрах, слезы сами наворачивались на глаза. Да, пожалуй никакая справедливость не стоит того, чтобы так рисковать…
— Что? Страшно? — Жидята допил свое вино до конца.
Есеня сделал большой глоток — такой же, как Жидята, но тут же закашлялся: вино оказалось слишком крепким, и слезы на самом деле выступили на глазах.
— Эх ты. Щенок, — Жидята сказал это ласково и потрепал Есеню по плечу, — и не думай, что у вольных людей с тобой кто-нибудь будет цацкаться. Там волчьи законы.
— Я этот медальон переплавлю, — сказал он, — и нечего будет искать.
— Ну давай, давай. Тогда тебя просто убьют. И всю семью, чтобы тебе умирать не скучно было. Нет у тебя выхода, парень. Нету. Никакого. Допивай и пошли. Пока в лес не войдем — чтоб ни звука. Понял?
— Что я, дурак что ли?
— Конечно, дурак. Непуганый дурак.
Балуй. У вольных людей
Есеня бы прошел этот путь часа за три — не только потому, что запросто мог обогнать Жидяту, а потому что пошел бы напрямую. Жидята же звездам не доверял, и вел его вдоль рек и ручьев.
Разглядев меж деревьев огонек костра, Жидята остановился и свистнул хитрым условным посвистом, на что ему тут же ответили.
— Ну что? Вот и добрались, — сказал он и вышел к костру.
Есеня с любопытством смотрел по сторонам. Это была даже не поляна, даже не просвет между деревьями — просто лес, слегка расчищенная костровая площадка. Огонек еле теплился на остывающих углях, а у костра на низких чурбаках сидели трое весьма угрюмого вида — небритые, лохматые, одетые странно, но тепло и богато. На одном была замшевая безрукавка с мехом внутрь, двое других натягивали на плечи стеганые фуфайки. У всех имелись сапоги и шапки с меховой оторочкой.
— Ба! — широко раскинул руки тот, что был в безрукавке, но не встал, только слегка повернулся в сторону пришедших — голос его показался Есене глумливым, — Жидята! Что-нибудь принес?
— Привел. Ну и принес, конечно. Буди верховода, Хлыст, мне возвращаться надо.
— Верховод во втором шалаше. Сам буди, мне по харе получить неохота — он только что лег.
Жидята с усмешкой покачал головой.
— Парня принимайте. С вами будет теперь.
— Надолго? — спросил Хлыст, рассматривая Есеню.
— Как сложится. Может, насовсем. Это сын Жмура.
— Да ты че? — повернулся к Есене еще один из разбойников, с помятым, рябым лицом, — кровь она и есть кровь. Ну иди сюда, Жмуренок, я на тебя посмотрю.
Есеня вдруг оробел — от вольных людей веяло настороженностью и неприязнью. И говорили они так, словно хорошо знали его отца, а этого быть просто не могло. Жидята подтолкнул его в спину, а разбойник ухватил его за руку и грубо подтянул к себе.
— Похож, конечно, но размах не тот… Сколько тебе лет, сморкач?
— Да пошел ты, — Есеня вырвал руку. Сморкач! Сам он…
— У… — протянул разбойник, — ты, детка, свой гонор держи пока при себе. У нас тут старших принято уважать.
— За что это мне тебя уважать?
— За то, что я тебя в землю по пояс одним ударом вобью. Вот когда ты мне ответить сможешь, тогда и будешь говорить что и когда захочешь. Садись. Жмуренок.
— А я и сейчас буду говорить что и когда захочу, — Есеня вздернул подбородок и приподнял верхнюю губу.
Разбойник усмехнулся и кивнул:
— Давай, начинай.
— Не обижай его, Щерба, — Жидята положил руку на плечо разбойнику, — у нас его любят.
— Иди, Жидята, к верховоду. Мы сами разберемся, — хмуро ответил тот.
Есеня медленно снял с плеча котомку и сел на нее около костра — ему было неуютно. Жидята скрылся за деревьями, и он почувствовал себя очень одиноким. Эти люди вокруг, такие чужие, непонятные, совсем ему не нравились. И он им явно не понравился тоже.
— Ну, Жмуренок, и что ты натворил, что батька тебя к нам отправил? — Хлыст пошевелил угли в костре палкой и исподлобья уставился на Есеню.
— Ничего, — ответил Есеня, — меня, вообще-то, зовут Балуй.
— Тебя зовут Жмуренок, — хмыкнул Щерба, — пока. Может, твой батька хотел, чтоб ты стал вольным человеком?
— Может, и хотел, — буркнул Есеня.
Они расхохотались. Есеня не понял, чего они смеются, но это показалось ему обидным.
— Не хочешь, значит, говорить? Ну не говори, — Хлыст опустил глаза.
Они заговорили о своем, и Есеня стало скучно — он не вполне понимал, о чем идет речь, поэтому, когда к костру вышел Жидята, оживился и привстал ему навстречу.
— Верховод зовет тебя к себе, — кивнул тот Есене, — пойдем.
Они прошли всего несколько шагов — после света костра, пусть и не очень яркого, Есеня ничего вокруг толком разглядеть не мог — и Жидята пригнул его голову вниз, подталкивая внутрь шалаша, где горела обычная масляная лампа, худо-бедно освещая скромное жилище верховода. Пол был застелен медвежьей шкурой, наклонные стены из еловых веток топорщились во все стороны колючими иглами, а лампа качалась на балке, в самом центре шалаша. В углу, в глиняном горшке, поверх горящих углей, дымила какая-то пахучая трава.
— Садись, Жмуренок. Любопытно на тебя посмотреть, — верховод показал на пол напротив себя. Он был высоким и худым, и, в отличие от других разбойников, чисто выбритым и коротко стриженным. Глаза его, очень яркие, темно-серые, смотрели почти не мигая. Он показался Есене похожим на змею — и узкое лицо с прямоугольным подбородком, и широкие тонкие губы ниткой, и невысокий открытый лоб.
Есеня сел, потому что стоять, согнувшись и упершись головой в колючий потолок, было глупо.
— Похож, — едва заметно кивнул верховод, — за что тебя ищут?
Серые глаза так пристально на него смотрели, как будто хотели выковырять ответ у Есени из головы.
