Дария Дмитраш - Хранители равновесия
— Тело вызывает астральную сущность, — Ирис помахал рукой перед лицом друга. Бэлл судорожно вздохнул и, раскрыв глаза, пошатнулся. Ирис придержал его за плечо, пытливо заглядывая в слегка расфокусировавшиеся глаза друга.
— Привет, — немного хрипло поздоровался Бэлл, придя в себя.
— Ты в последнее время странный, — заметил Ирис. — Ну, страннее обычного. С каких это пор для общения с окружающим миром тебе надо впадать в столь глубокий транс?
— Пытался заглянуть дальше, — виновато улыбнулся Бэлл, уловив в голосе друга тревогу.
— Зачем? Деревья итак сплетни по цепочке передают, — хмыкнул Ирис.
— Передают. Но слегка искаженно, а потому неточно. И ещё, слишком медленно.
— И куда ты смог дотянуться?
— Частично захватил озёрный край.
— Озёрный край?! — вскричал Ирис. Это же было ого-го какое расстояние. — Ну, ты даёшь, — уважительно выдохнул фей. — Слушай, а с чего это ты таким пытливым стал? Раньше тебе и запоздалых сплетен хватало.
— Что-то происходит, — внезапно понизил голос Бэлл. — Что-то изменилось в окружающем мире и продолжает меняться. Деревья и травы страшно напуганы.
— Деревья? — усомнился Ирис. — Как-то я не могу представить, что могло бы напугать этих гигантов.
— И я не могу, — признался Бэлл. — Но это что-то не только есть, но ещё и растёт, и крепнет с каждым днём.
— И где это нечто? — немного охрипшим от напряжения голосом поинтересовался Ирис.
— Точно сказать не могу, но где-то на северо-востоке. И ещё, — слегка смутился Бэлл. — Давай пока девчонкам ничего не будем говорить, ладно? Зачем их пугать? Вдруг эта проблема рассосётся сама собой.
Ирис согласно кивнул, полностью поддерживая друга.
Как же они были не правы! Ведь единственная, кто мог дать вещам свои имена, была Диази. Но никто не знал, что она уже несколько лет учиться у самого провидца Дурмана. Но ещё больше они заблуждались, предположив, что эта проблема решиться сама собой, не потребовав никаких усилий.
Пожалуй, этот факт понимал лишь провидец Дурман. С тяжелым сердцем, он наблюдал, как с каждым днём крепнет тьма, порождённая Хаосом. И понимал, что в этот раз остановить её будет ох как не просто. И дело было вовсе не в том, что Хаос достаточно окреп для вторжения на четыреста лет раньше, чем предполагалось. А в том, что Дурман прекрасно понимал причину такой спешки.
Череда поколений была нарушена, юная защитница росла взбалмошной и разбалованной. Чистота помыслов заменила собой эгоизм, и провидец клял себя за то, что не отобрал в своё время это несносное дитя у глупого родителя. Но любовь и надежда на лучшее очень часто застилают глаза, оправдывая любые действия.
Вот и сейчас, пребывая в медитативном состоянии, провидец мог наблюдать отвратительную сцену. Прямо во время важнейшего собрания, в зал совещания ворвалась юная принцесса Лили. Не обращая внимания на скривившиеся в брезгливой гримасе лица советников, правитель тут же бросился утешать впавшую в истерическое состояние дочь. А той внезапно стукнуло в голову желание полакомиться свежей клубникой. И как родитель ей не объяснял, что для её созревания не наступил ещё сезон, принцессе было всё равно. Потому что она — хотела! После десяти минут уговоров и объяснений, родитель наконец изрёк гениальную мысль. Ведь что может покорить время и заставить раньше вызреть клубнику, как не магия? А кто в поселении самый сильный маг? Конечно же, провидец Дурман.
Эта баталия привела старого фея в ярость. Поэтому когда к нему в кабинет вломился правитель со своей эгоистичной дочуркой, он посмотрел на них обоих столь гневным взглядом, что слова застряли у правителя Эдельвейса в горле, а принцесса Лили подавилась притворными рыданиями.
— Вон, — сказал он, глядя в расширившиеся от ужаса глаза принцессы. Неведомо откуда взявшийся ветер прошелся по кабинету, уронив деревянную чернильницу и взъерошив незваным гостям волосы. — Вон отсюда, я сказал. — Не повышая голоса, повторил провидец, но сила этого приказа была такова, что Лили тут же выбежала за дверь. — А ты сядь, — обратился он к Эдельвейсу.
— Что ты себе позволяешь? — попытался было возмутиться правитель, но яростный ветер всколыхнул помещение, приподнял Эдельвейса над полом и швырнул на стул.
— А теперь ты меня выслушаешь…
Глава 2
В пещере Свершений решительность Каракала стала таять с каждой секундой. И даже самоуговоры, что ради Фелис можно и потерпеть, слабо помогали. Ведь для Каракала слово власть, было пустым, ничего не значащим звуком. Оно не могло дать ему силы, мотив для сражения. Он не хотел диктовать законы. Он всегда считал, что умение силой заставить кого-то поступать так, как выгодно тебе, ущербно. А вот подать пример соплеменнику, чтобы оценив преимущества твоего поступка, тот, не раздумывая, последовал за тобой… Да, это было настоящее искусство. Им в совершенстве владел старик Овл. В какой-то мере этому научился и Каракал, став примером для Фелис и ещё нескольких малышей из их немногочисленного клана. Но силы его духа было недостаточно, чтобы во всеуслышание заявить о своём отказе от участия в борьбе за власть. Он был слишком нерешителен, чтобы выступить против этих кощунственных законов, давным-давно окрестив себя трусом и смирившись с этим.
Сегодня вступить в силу должно было двадцать семь его ровесников. Им было выделено особое место у высокого скального выступа, на котором возвышался вожак. В первых рядах вдоль стен пещеры Свершений, сидели главы кланов и старейшины. За ними, каждый в своём секторе, согласно старшинству, занимали свои места остальные соплеменники. Каракал первый раз видел пещеру Свершений. Она была воистину огромна, а её своды настолько густо усыпаны мерцающими драгоценными каменьями, что порой казалось, их переливы сливаются в одно, сплошное разноцветное сияние. Оно колебалось, словно дымка, оно завораживало, неторопливо и текуче меняя свои цвета от успокаивающе-зеленоватого до дразняще-оранжевого. Наблюдение за сводом увлекало, погружая сознание в полутранс, позволяя бороться с подступающей паникой.
Но следующие события в одно мгновение вытеснили страх за свою шкуру из сознания Каракала. Потому что не успел вожак взойти на скальный выступ, как в круг вступил Алцэс, один из лидеров четырнадцати кланов, его отец.
Гомон в пещере тут же утих, на молодого главу сразу обратились взоры всех присутствующих. Эмоции окружающих наполнили тишину осязаемой дымкой. Ненависть, презрение, любопытство, ярость от того, что незыблемые традиции только что были нагло нарушены, повисли в воздухе взрывоопасной смесью.
