Вячеслав Касьянов - Искушение святой троицы
Леша заржал.
— Да я бы не сказал, блин, — возразил он.
— Ну вот, видишь, а ты говоришь, что от газового пистолета толку никакого, — сказал Дима. — Ни фига себе никакого. Теперь ты сам убедился. Его по инструкции даже на расстоянии меньше метра нельзя использовать, потому что может быть летальный исход.
— Летальный, нелетальный, — сказал Леша, — все хорошо, только на хер надо было два заряда тратить. А если, бл…, какой-нибудь еще бронтозавр тебя за жабры возьмет? Чего будешь делать? В пистолете патронов — хрен собачий! — Леша грубым жестом хлопнул себя по сгибу локтя.
— Не-е, — сказал Дима уверенно и махнул рукой, — не возьмет!
Дима стал снова жарко пересказывать свою битву с птицей, вспоминая все новые подробности, а Слава вдруг вспомнил о своем сотовом. Телефон по-прежнему лежал в кармане джинсов. Слава всегда носил сотовый в кармане джинсов, отчего оба передних кармана были потерты. Он достал сотовый; для этого ему пришлось распрямиться и почти лечь на пол. Он всмотрелся в экран. Дисплей, как и раньше, был пуст. Дима, оглянувшись на Славу, прервал свою историю и тоже достал телефон, и на лице у него, в свою очередь, отразилась досада. Леша же ничего не достал; он продолжал сидеть с независимым видом, косясь на Славу и Диму.
— Кáрлика! — сказал он с издевкой, удовлетворенно наблюдая за разочарованными лицами друзей.
Это выражение означало у него 'обломись!'. Этимологию его ни Дима, ни Слава не знали.
— Да у тебя, балбеса, вообще телефона нет, — парировал Слава, — сидел бы уж и молчал в тряпочку.
— Так правильно, — сказал Леша, — что я, дитя малое, с телефоном бегать. С игрушкой! На хрен она мне нужна!
— Телефон нужен, чтобы всегда быть на связи, — поучительно и, вместе с тем, немного сочувственно сказал Дима.
— Я и смотрю, как у вас связь работает, — съязвил Леша, — где она, ваша связь? Еще и небось бабки платите за каждую минуту. Да вы там уже офигенные бабки просрали!
— Ничего подобного, — сказал Дима, — у меня абонентская плата маленькая. А ты, что, балбес, думаешь, что тут деньги все время капают, даже когда телефон выключен? Ха-ха-ха! Ну, балбес… Славик, ты слышал, что он сказал? Он думает, что мы все время платим за сотовый. Балбес, у меня минута стоит всего шесть центов или чуть побольше. Понятно теперь, почему ты сотовый не покупаешь. Думаешь, что связь стоит кучу бабок. Связь-то дешевая! Ну, балбес…
— То-то, я когда этому мунделю звоню, каждый раз у нее нет каких-то, бл…, средств на счете, — саркастически сказал Леша, тоже обращаясь почему-то к Славе. — Это, конечно, все потому, что связь дешевая, ага.
— Ну, я просто говорю много, — не смутился Дима. — Я говорю постоянно, каждый день, с утра до вечера.
— Жрешь ты постоянно! — сказал Леша. — Столько пива выжирать каждый день, это ж сколько денег надо! И при этом мучается со своей помойкой. Да ты за такие бабки мог бы уже давно мерин купить шестисотый! Пару месяцев пива не жрать, и все. Алкоголик, тунеядец.
— Э…э, — сказал Дима, неловко улыбаясь, — а, слушайте, может, у нас телефоны просто разрядились?
— Да не, куда разрядились, — пробормотал Слава, — я сегодня утром его заряжал. Если, конечно, это было сегодня утром…
— Это все потому, что дерьмовые у вас телефоны, — заявил Леша и, вдруг вспомнив что-то, нервно хлопнул себя по коленке. — Блин, маманька там, наверное, вешается уже… бля-я, там такой щас бардак, я представляю… Че делать, не знаю вообще ни разу. Хоть бы, гниды ползучие, у вас телефоны работали! Напокупали, бл…, всякого дерьма, которое не работает ни разу! Че делать-то? Че делать?
— Да… это ни при чем здесь, я же говорю, — с досадой отозвался Слава, — я утром трубку заряжал. Тут атмосфера просто какая-то глючная. Ничего не работает. Все из-за тебя, конечно. А че делать, я не знаю. Сухари сушить.
— Да, Лехины родители всех построят, — усмехнулся Дима, — это мы со Славиком по себе знаем. Наверное, уже всех подключили к поискам!
— Да, — сказал Слава, — и милицию, и полицию, и ОМОН, и моих родителей, и твоих родителей! Блин! Слушайте, ведь на самом деле они сразу моим начнут звонить. Блин. Уже, наверное, звонят. Там щас у меня тоже паника будет. Да чего будет — наверное, паника уже идет полным ходом. Хотя, а чего? — спохватился он. — Нас дома-то нет всего несколько часов. В принципе, думаю, никто еще не должен хватиться.
Ребята еще немного пообсуждали своих родителей и друзей, в результате чего Леша все же порядочно приуныл. Это выразилось в его неожиданной решимости немедленно идти по коридору до победного конца или погибнуть. Последнего, впрочем, с ним не должно было случиться ни при каких обстоятельствах, в чем Дима и Слава были совершенно уверены.
— Пошли, гниды ползучие, живо! — в злобном воодушевлении орал Леша. — Нечего рассиживать!
Лешин голый торс и грязное окровавленное лицо выглядели до крайности нелепо; Слава особенно хорошо чувствовал абсурдность Лешиной внешности, потому что весь ворох невероятных и необъяснимых событий скопом обрушился на него, и от этого в голове стоял какой-то шум, который мешал ему сосредоточиться, отчего окружающая реальность стала восприниматься еще страннее, чем была на самом деле. Слава смотрел на беснующегося Лешу и думал о том, как глупо тот выглядит. Полуголый Леша навис над Славой и вопил, что надо идти, и что если Слава и Дима не пойдут сейчас же за ним, то он их немедленно убьет. Слава и Дима, однако, давно привыкли к Лешиным угрозам; они не воспринимали их всерьез даже тогда, когда он говорил вполне серьезно. Тем не менее, они знали, что Лешины эскапады могут перерасти в нешуточную ярость, если его вовремя не утихомирить. Поэтому они послушно поднялись.
Коридор, как и следовало ожидать, нисколько не изменялся и сохранял свое монотонное однообразие. Унылый серый прямоугольник все так же тянулся в непостижимую глубь. Его одинаковость была столь пугающе скучна, что нам совершенно нечего добавить к тому, что уже было сказано в этой связи. Леша, не оборачиваясь, шествовал в авангарде, за ним, заметно отставая, семенил Слава, Дима держался позади в некотором отдалении, рассеянно оглядываясь по сторонам. Хорошее настроение придало ему уверенности в своих силах, но эта уверенность привела только к тому, что он раньше времени расслабился и стал благодушествовать, хотя подобное поведение было бы более уместным только тогда, когда опасность окончательно миновала. Леша, подстегиваемый мыслью о родителях, неустанно шагал в авангарде, высматривая, не покажется ли впереди что-нибудь, похожее на поворот, или окно, или дверь, или тупик. Леша боялся вновь испугаться бесконечности коридора и пытался отвлечь себя решительными действиями. Слава ничего не боялся и ничего не хотел. В мозгу у него шумело, перед глазами вспыхивали какие-то огоньки и голова кружилась: сказывались голод и нервное переутомление. Он шел, уставив тупой взгляд в пол и страшась смотреть вперед, потому что знал, что впереди маячит один лишь бесконечно сужающийся четырехугольник, видеть который у него не было никакого желания.
