Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – фрейграф
В недрах облачных гор вспыхивают и свои огни, так мне кажется, одни озаряются чуть-чуть, другие два не сочатся густой багровой кровью, и все таких масштабов, что весь мир внизу совсем крохотный, ничтожный, заставляющий усомниться в своих силах и подумать о высших силах, что, конечно же, там на небесах…
Мириам села в сторонке, но поблизости, спина прямая, красные волосы горят в свете закатного солнца, как его частица.
— Что буркалы вытаращил?.. — буркнула она недружелюбно. — Тебя оттуда выгнали?
Я вздохнул.
— Чего так решила?
— Да вид у тебя… — сказала она тем же почти враждебным голосом, — обалделый какой-то. И словно тоскуешь. Разве рептилии могут тосковать?..
— Наверное, могут. А люди?
— Ну, то люди… Скажи, зачем улетаешь так далеко и на целый день?
— Дела, — ответил я лаконично.
Она изумилась:
— Какие у рептилий дела? Ешь да спи.
Я подумал и согласился.
— Хорошо, уговорила. Завтра с утра будешь весь день живот чесать.
Она в недоумении посмотрела на свой живот.
— Зачем?
— Да не себе, — пояснил я покровительственно. — Тебе выпало великое счастье чесать пузо мне! Можешь начинать радоваться. Осталось только ночь перетерпеть до такого щастя.
Она вспыхнула, я видел, как уже набрала в грудь воздуха то ли для возмущенного вопля, то ли для злой отповеди, но вдруг пересилила себя и сказала с мягкой укоризной:
— Ты что, совсем? Уважать себя не будешь! Гордые драконы все время летают, летают, летают… и никогда не чешутся. Это неприлично.
— Какие слова знаешь, — пробормотал я. — Не думал, что гордая дочь степей… Тем более, если отец у нее простой проводник караванов.
Она пропустила мои слова мимо ушей и продолжила, словно и не слышала:
— И вообще… если не стерег источник, то зачем ты здесь?
— Дела, — повторил я все так же лаконично.
Она удивилась:
— Дела? Не-е-е-т, тебе что-то здесь понадобилось!
Я посмотрел на нее с интересом:
— Это же человеческие представления о полном счастье, а у нас, великих драконов, они другие…
— Какие?
Я зевнул.
— Женщина… Что будет на завтрак?
Она проворчала:
— Все бы вам только жратаньки… Можешь и по дороге что-нибудь сожрать.
— Что?
— Мало ли, что там бегает? — ответила она. — Вы же все жрете, ненасытные прорвы.
Я зевнул громче, лег у костра.
— Ну вот, еще не поженились, а уже ворчишь. А что будет дальше?
Она зыркнула исподлобья и чуточку отодвинулась.
— Но-но, размечтался, ящерица горбатая! Будет из чего готовить, будешь и жрать. Хоть и не понимаю, зачем тебе, хищнику, хорошо прожаренное?
— Женщина не должна понимать, — сказал я наставительно. — Женщине достаточно чувствовать. Так что ужинай и спи. Мне завтра придется вылететь пораньше, чтобы успеть и в самые дальние концы Гандерсгейма.
— Других драконов ищешь? Чтобы снова подраться?
Но я прикрыл глаза и притворился, что сплю.
Глава 12
Наверное, зря я лег так близко ко входу. Свежесть утреннего воздуха проникла сквозь зазоры между чешуей, проморозила шкуру и даже мясо, начала добираться до костей. Я очнулся, чувствуя, что всего перекашивают судороги, конечностей нет вообще и весь я словно уменьшился. Сердце вяло сокращается не чаще, чем раз в минуту, кровь почти не поступает в конечности, уже почти обморожены, на глазах ледяная корка, словно я всплакнул со сне.
Сердясь на себя и пугаясь разом, мало ли, чего могло произойти, я заставил себя шевелиться. Сердце нехотя пошло сокращаться чаще, остывшая кровь потекла в конечности, там начало щипать невыносимо, словно отсидел всего себя. Температура воздуха в пустыне падает иногда до нуля, а я ж тоже почти холоднокровный, и хотя вряд ли окоченел бы до смерти, однако мелкие летучие зверьки могли изгрызть до костей, оставив голый скелет…
Мириам спит в норке, молодец. Лишняя предосторожность не мешает. И правда, могу и сожрать спросонья, и задавить ненароком…
У остатков костра на широком камне лежит прожаренная и уже остывшая тушка козы. Я попытался улыбнуться, но строение пасти не позволило такую недраконью вольность. Мириам инстинктивно выполняет женские обязанности: самец утром должен получить сытный завтрак, а потом выметываться на работу.
Вообще-то можно покапризничать, разбудить и велеть согреть, что за хамство кормить остывшим со вчерашнего вечера, но решил не перегибать палку, все-таки не жена, а пленница, как она полагает, хотя и держится с каждым часом вольнее иной хозяйки.
— Доброго пробуждения, отважная двуножка, — сказал я шепотом. — Спи подольше…
Выбравшись из пещеры почти на цыпочках, я уставился на темное небо с редкими звездами, луна вообще спряталась за тучами. Похоже, рассвет еще не близко. То ли драконы спят мало, то ли я проснулся от голода. А может быть, просто жратаньки восхотел…
Сделав два быстрых шага по площадке, я с силой оттолкнулся всеми лапами. Грузное тело пошло вниз, как камень, и хотя я мощно бил крыльями по воздуху, но они еще не разработались спросонья, все тело полузастывшее, и я все же провалился весьма и весьма, пока не выровнялся и пошел по дуге набирать высоту.
Вот почему драконы гнездятся так высоко, мелькнула мысль. С земли хорошо взлетать уже набеганному и с разогретыми мышцами…
На этот раз сразу от пещеры взял чуть левее, но и в эту сторону потянулись сперва серебряные в лунном свете сверкающие дюны, затем потекла ровная серая долина, есть где разгуляться коннице, как легкой, так и тяжелой, а вдали в холодном ночном воздухе поднялись уступчатые сооружения, и чем ближе я подлетал, тем циклопичнее становятся, но поверх залегла пыль даже не веков, тысячелетия спят беспробудно…
Со стороны вылезшей из туч луны все в пыльно-серебряном сиянии, но и в этом свете смутно вижу остатки развалин древних крепостей, дворцов, замков, убежищ.
Плыву над миром под звездным небом и луной, но странное ощущение, словно неистовое солнце жжет спину с такой силой, словно я, как Икар, приблизился к нему слишком близко. Вот-вот с меня полезут если не перья, то чешуя, а потом я, красиво объятый пламенем, полечу, трагически стеная, вниз… И не полечу, а упаду, хотя падение тоже почему-то называют полетом… Странно, даже если человек споткнется на ровной дороге, говорят, что полетел…
Я попробовал сделать спину зеркальной, но все равно ощущение странного жара, что-то не получается, тогда вообразил, что белая, как снег, не поглощающая лучи, а отражающая взад, однако прохладнее не стало.
