Елена Усачева - Желание
Видение книги пропало из моей памяти.
— Не могу.
Вода привела меня в чувство, но не прибавила сил. На зубах что-то скрипело. Руки тяжелыми плетьми повисли вдоль тела. Я пыталась их поднять, но они не слушались. Ноги превратились в железные столбы.
— Надо! — Колосов снова пихнул меня в плечо, но помогло это мало.
Пашка широким движением скинул с себя куртку, набросил мне на плечи. В следующую секунду он поднял меня на руки, и я взлетела в воздух. Поднял легко, словно пушинку. А я всегда себя считала человеком не легким. Не в смысле характера, а в смысле веса.
Колосов сделал шаг назад, оттолкнулся ногой. Я зажмурилась.
«Тонк, тонк, тонк», — затрепетало в душе.
«Ах!» — оборвалась внутри какая-то струна.
Пашка тяжело приземлился, по инерции чуть пробежал вперед, упал на колено, негромко чертыхнулся. Плечом я почти коснулась земли, но он удержал меня, подбросил, уверенней перехватывая руками.
— Ничего, ничего… — тяжело дышал он.
Меня словно заморозило — как обхватила его за шею, так и не могла отпустить. Пашка с тревогой посмотрел мне в лицо.
— Ну, что? — спросил.
Держать меня ему было тяжело, и он присел на одну ногу, устроив меня на согнутом колене. Ему приходилось наклоняться ко мне, потому что руки свои я так и не разнимала.
— Подожди…
Что-то такое внутри произошло, словно до сих пор силы ко мне не пускали, а теперь плотина сломалась — и все недопройденные шаги, недоделанные дела ринулись к ногам и рукам. Мне стало жарко, захотелось вскочить и куда-нибудь побежать.
— Что это? — прошептала я.
На зубы снова попала какая-то песчинка. Я расцепила руки, сплюнула на пальцы черные соринки.
— Уголь. Полезно. — Пашка говорил коротко. — От волков вроде бы помогает.
— Я не о том. Со мной что?
Мне захотелось слезть с Пашкиных рук. Он выразительно поглядел на мои босые ноги, но меня сейчас это мало волновало. Тело плавилось от странного жара, идущего изнутри. Я давно не чувствовала в себе такой силы. В кончиках пальцев рук и ног бегали неприятные мурашки, словно я ухитрилась одновременно отсидеть и то и другое, а вот теперь освобожденная кровь бежала по венам.
— Выздоравливаешь, наверное. Все, как по рецепту. — Колосов перехватил меня, чтобы я не могла сама встать. — Давай! Как там у вас? Сивка-Бурка, вещая каурка, встань передо мной, как лист перед травой! — Он вопросительно посмотрел на меня. — Не так? А как? По щучьему веленью, по моему хотенью… — Снова выжидательный взгляд. — Чего ты молчишь?
— Что я должна говорить? — Его слова меня смутили.
— Ты у меня спрашиваешь? Лучше расскажи, в какую опять историю влипла! Я такой бредятины в жизни не слышал!
Захотелось уйти. В чем меня Пашка обвиняет? Я встала с его колена. Подошвы тут же запросили помощи — не сезон для прогулок босиком.
— Стой! Куда потопала в таком виде? — Пашка наклонился к рюкзаку, который скинул, когда отдавал мне куртку, и извлек из него мои спортивные тапочки. Я в них на тренировках по фехтованию занимаюсь. — Обувайся! — Сунул мне в руки тапки, а сам стал нож из пня вынимать.
— Откуда? — Самое время было сойти с ума.
— От верблюда! Чего тянешь? Обувайся и давай, зови своего придурка! Какой у вас позывной? Ты свистишь три раза? Или требуешь, чтобы избушка повернулась к лесу задом, к тебе передом?
— Что ты несешь? — Я вновь посмотрела на нож. Он меня раздражал, хотелось поскорее вытащить его из пенька и спрятать. Чувствовалась в нем какая-то сила. Тревожная сила. — Откуда у тебя нож? Что за вода?
— Вода заговоренная. Должна была всякие нехорошие вещи с тебя смыть. А нож — связь разрезать.
— Разрезать? — Воткнутый в пенек нож дрогнул, словно отозвался на мой вопрос.
— В переносном смысле. Ты должна была через него переступить. — Пашка всплеснул руками, все больше раздражаясь от моей несообразительности. — Ну, прыгали же раньше через костер, очищаясь как бы, а тебе надо было через нож. Поняла?
Ничего я не поняла, а поэтому начала обуваться. На мокрые ноги холодные прорезиненные тапочки натягивались с трудом.
— Лучше скажи, что у тебя случилось! — Пашка вырвал у меня кеды и стал расшнуровывать. — В какую дрянь он тебя затащил? Мне когда стали рассказывать, я подумал, что сплю. Связь у них мистическая, помирает она! Хорошо, дед не соврал, сделал все, как надо. А если б он тебя не нашел, ты бы тут так и мерзла до утра?
При слове «дед» мне вспомнилось странное видение в тулупе и с бородой. Так это что ж выходит? Меня искали? И нашли?
Какой дед?
О чем-то я уже начала догадываться. Эти Пашкины размахивания руками у меня над головой, разговоры про заговоры… Не для того ли ему понадобились мои тапки, чтобы любовный напиток приготовить? А что? Варишь стоптанные кеды три часа в пяти водах, добавляешь соль, укус по вкусу и подаешь предмету обожания в кубке из черепа конкурента.
— Ты ходил к Мельнику?
Пашка сунул мне в руки кеды, снова усадил к себе на колено, заставил обуваться.
— Я-то ходил, а вот твой где? Почему не бежит спасать свою принцессу? Или у него приемные часы закончились?
— Прекрати. — Я встала. Как же здорово было чувствовать на своих ногах обувь!
— А почему я должен прекращать? — Колосов демонстративно стал отряхивать колени. — Ну да, он же лучше! Таких не бывает на свете! Единственный! Истинный мачо! Она с ним ночи проводит, а потом в лесу под елкой спит. В качестве разрядки.
Этого в Пашке раньше не было. Он мог быть каким угодно: добрым, злым, голодным (тогда близко лучше не подходить), цинично высмеивать учителей, — но он никогда не был жестоким. А сейчас с большим удовольствием вымещал на мне свою злобу. Устал, что ли? Вон и лицо у него какое-то… как будто бы не свое.
— Макс занят, — коротко ответила я.
Колосов долго, очень долго на меня смотрел. Смотрел, словно хотел запомнить.
— Знаешь, я тебя, пожалуй, больше не люблю, — вдруг произнес он. Вздохнул и стал затягивать веревку на рюкзаке. — Хватит, надоело! А про дружбу я еще подумаю. Тебя любить — здоровью вредить. Я пришел к человеку, думал дел на пять минут, а мне гонки с препятствием устроили.
— Утром мне показалось, что ты шутишь, — пробормотала я расстроенно. — Что ни к кому ты не пойдешь.
Пашка вскинул рюкзак на плечо, подхватил меня под руку.
— Это у вас все шутки, мне уже не до них, — ворчал он, увлекая меня по дорожке к выходу из парка.
— Но ведь ты не на самом деле хотел сделать приворот? — А если бы народная медицина на меня подействовала? Неужели я тогда забыла бы Макса?
— Хочется всегда одно, а жизнь какой-то другой оказывается. И хорошо, что ничего не сделал, мучился бы с тобой потом. Ты же мимо неприятностей пройти не можешь, каждую занозу себе готова посадить.
