Ника Созонова - Никотиновая баллада
Операция по вызволению меня, любимой, прошла успешно и достаточно быстро. Лишь только я услышала голос Мика и поняла, что он вернулся — на меня снизошло вселенское спокойствие. И за всем дальнейшим я следила, как за остросюжетным кино. Жаль, мешали веревки и неудобная поза…
Бравый наряд милиции из пяти человек действовал быстро и слажено. Кроме моего охранника в бункере оказалось еще двое зубовских отморозков. До перестрелки дело не дошло, их повязали без крови и даже без особого мордобоя. А может, мне так показалось сквозь размыто-радужный туман эйфории.
Запомнились радостные междометия и прибаутки: как выяснилось, на двоих из трех висела парочка ограблений, и поимка пришлась кстати.
Потом я проторчала два часа в отделении, давая показания. (А после еще будет суд и сопутствующая морока.) От больницы отказалась, объяснив, что психологической травмы у меня нет, а телесные вполне поддаются домашнему лечению.
У выхода из милиции меня ждал Гаврик.
— Натуссь, солнце! Я так рад, что с тобой все в порядке!
— Не поверишь, я тоже рада. Спасибо тебе.
— Знаешь, это какое-то чудо. Мне позвонил…
— Не надо, не рассказывай! О чудесах нельзя говорить вслух — от этого они теряют свою чудесность и становятся обыденностью.
— Он сказал, что простил меня.
Я обернулась на Мика. Он стоял, опершись спиной о ларек с газетами, и улыбался мне. Господи, как же они не похожи…
— Если сказал, значит, так и есть.
— Я решил лечь в клинику на реабилитацию. Хочу покончить с наркотой навсегда. Слушай, когда я оттуда выйду, станешь моей женой?
— Нет, Гаврик, не стану. А сейчас, прости, я спешу. Есть одно важное дело, которое нужно завершить как можно скорее. Еще раз спасибо.
Он разочарованно покусал губу. А затем рассмеялся, легко, по-мальчишечьи.
— Это тебе спасибо!
Наклонившись, чмокнул в щеку (слава богу, не в ту, на которой вздулся синяк) и зашагал прочь.
Я повернулась к своему ангелу.
— Ну что, пойдем?
— Ты же сама сказала, что времени мало.
— Ты надолго в наши края?
— Пока не надоем.
— Тогда тебе придется выдержать еще лет двадцать.
— Почему так мало? Я рассчитывал, как минимум, на полтинник. Если ты посмеешь меня обмануть и умереть раньше семидесяти, я тебе никогда этого не прощу. Или, может, прощу, но сперва буду долго-долго обижаться.
Дома я первым делом схватила мобильник. Дар ответил сразу:
— Да, Натали?
— Я хочу отменить свой заказ. Это еще возможно?
— Возможно — если ты озвучишь причины, и я сочту их достаточными.
— Я поняла, что это не выход. Поняла, что таким способом мне не освободиться.
Честно говоря, я приготовилась выслушать слова о ереси, которую несу, и вопросы, обо что я имела несчастье удариться головой. Но Дар помолчал с полминуты, а затем удивил меня:
— Этих грехов на тебе нет и не будет. Заказ аннулирован. Прощай, Натали.
Он отключился. Я несколько секунд тупо смотрела на телефон, а затем повернулась к Мику. Он сидел на подоконнике, между пальцев дымилась сигарета.
— Это всё?
Он пожал плечами.
— Ну, я же не оракул, не могу знать ответы на все вопросы. Но, думаю, в любом случае ты справишься. Ты же сильная, разве нет?..
24 июня
Когда-то, мне кажется, я умела летать. Впрочем, думаю, что и сейчас бы смогла, если бы сильно захотела.
— Мик, я смогу полететь, если спрыгну с подоконника?
— Вполне. Наши четыре этажа точно пролетишь.
Валяется на диване, курит, абсолютно бесполезен в хозяйстве, да еще и знакомым не похвастаешься — вот ведь сокровище!
Второе сокровище, поменьше и потолще, дрыхнет в ногах у первого, беззастенчиво разметав рыжие лапы во все стороны.
— Слушай, что-то я устала: в глазах от красок рябит. Может, погуляем?
— Ну, поскольку у тебя сегодня день рождения, я, пожалуй, соглашусь составить тебе компанию. Хотя ты могла бы заметить, что за окном поливает как из ведра. И, если совсем честно, выползать на улицу не так чтобы сильно хочется.
— А мне жрать хочется, если честно. Еще больше, чем гулять.
— Ты же знаешь: жрать у нас нечего. Хорошо хоть, Желудя Лиля Павловна подкармливает. Добрая душа.
— Лучше б она меня подкармливала. Или кошак бы дичь приносил с улицы — все польза.
Мик запустил в меня ярко-алой и пушистой метелочкой для сбора пыли, похожей на плюмаж — своим нынешним презентом. Раньше такие штуки у него не получались. Плюмаж угодил мне прямо в нос, и я чихнула.
— Зараза. Я и так вот-вот скоро лапки откину от такой жизни…
— Но я же тебе давно предлагаю реальный выход: на бульвар.
Да, он давно талдычит мне, что я могла бы зарабатывать как художник — рисовать на бульваре портреты скучающей публики, продавать абстракции и акварельки. Возможно, я полная идиотка, но продавать свои картины комплексую: отчего-то для меня это труднее, чем торговать телом.
Наш диалог прервал звонок в дверь. Поскольку никого из соседей дома не было, пришлось тащиться открывать. Оказалось, это ко мне: курьер с какой-то посылкой. Он даже не попросил расписаться, просто сунул в руки и ушел. Я вернулась к себе, недоуменно пожимая плечами.
— Надеюсь, там не бомба.
— Я тоже так думаю: иначе раздавалось бы тиканье.
— А если сибирская язва?..
— Не хочешь — не открывай. Вон, выкини на улицу.
Я присела на диван и принялась распаковывать пакет. Там было три папки и свернутый рулон. Лишь только я сообразила, кто мне это прислал, возникло сильное желание выкинуть все в окно, как советовал Мик. Но я понимала, что, не узнав содержание папок, потом измучаю сама себя.
Николай Зубов, сидя в СИЗО, неожиданно признался в четырех убийствах. Следствие подтвердило его вину, его осудили пожизненно. Максим Клюшкин по непонятной причине срочно эмигрировал в Аргентину, продав свой бизнес и недавно построенный коттедж. Глеб Овсов попал в автокатастрофу и получил тяжелую черепно-мозговую травму. Для жизни угрозы нет, но травма привела к почти полной амнезии и значительному снижению коэффициента ай-кю.
Это были не просто новости, но официальные бумаги: из эмиграционной службы, из суда, из больницы.
Я протянула пакет Мику. Он молча и внимательно просмотрел всё.
— Я сильно упаду в твоих глазах, если скажу, что меня не очень расстроили эти известия? Интересно, в какой круг ада я попаду за мою злобность…
— Отрежь мне прядь своих волос. Придет время, я протяну ее тебе и вытащу оттуда, как когда-то вытянули великую грешницу за луковку.
— Вовсе ее не вытянули, — возразила я. — Она сорвалась назад, когда стала отпихивать других грешников, цеплявшихся ей за ноги.
