Ника Созонова - Никотиновая баллада
Обзор книги Ника Созонова - Никотиновая баллада
Созонова Ника Викторовна
Никотиновая баллада
24 июня
Когда-то я умела летать. То есть мне так казалось, когда, сидя на холме над рекой или на подоконнике, я смотрела на зеленую траву под ногами или серую кожу асфальта. Хотелось развести руки в стороны, сильно оттолкнуться ступнями и понестись — сперва на бреющем, потом все выше и выше. Теперь я разучилась так думать, так мечтать. Что осталось от той девочки с распахнутыми глазами и вечно задранной вверх головой? Порой я так засматривалась на звезды или облака, что падала на ровном месте и разбивала коленки или лицо.
Сегодня мой день рождения. Мик сказал, что это прекрасный повод задуматься о собственной жизни. Я редко с ним соглашаюсь, но на этот раз, похоже, он прав.
Итак, сегодня мне стукнуло двадцать три. Это не настолько критическая дата, чтобы закопаться в нечто глобальное типа смысла жизни или иллюзорности всего сущего, но в то же время — приличный срок, чтобы подвести какие-то итоги.
Сегодня я в гордом одиночестве пью хорошее красное вино. Любуюсь, как оно переливается в бокале всеми оттенками рубинового. Мик сидит на подоконнике с сигаретой. Он никогда не пьет и почти всегда курит. Он — друг детства. Единственный друг. Когда мы познакомились, он был щуплым и большеухим, а вырос, можно сказать, в красавца. Большие строгие глаза, серо-голубые, почти прозрачные. Оттопыренные уши теперь закрыты светлыми волосами до плеч. Не портят впечатления даже ассиметричный рот, словно ласково усмехающийся чему-то, и шрам на левой скуле. В общем, если бы девчонки нашего областного центра увидели его, влюбились бы поголовно. Но его никто не видел и не увидит, кроме меня. Он — моя шизофрения, выдумка, раздвоение личности. Не знаю, как обозвать точнее, но я смирилась со своим сумасшествием и научилась вести себя так, чтобы окружающие не замечали, что с головой у меня не все в порядке.
Я подымаю бокал. Мик прикладывает пальцы к губам и посылает мне воздушный поцелуй. Освещенная заходящим солнцем фигура в проеме окна весьма колоритна, и я, отставив вино в сторону, берусь за карандаш. Я художница. Впрочем, это громкое слово — оно для тех, чьи картины продаются на выставках. Кто, небрежно кинув дорогую шубу на стул в мастерской — просторной мансарде под самым небом, и, сделав пару мазков, обращается, поджав губы, к замерзшей натурщице: 'Шли бы вы домой, душенька, сегодня вы явно не в лучшей форме'. А я — я просто рисую цветы, бесформенные узоры, вывернутое подсознание, да еще портреты несуществующих людей, которые никому кроме меня не нужны. И натурщик у меня всего один, да и он не особо любит позировать.
— Мик, как ты смотришь на то, чтобы я не пошла сегодня на работу? — Мысль еще не до конца сформировалась в моей голове, но уже облеклась в слова. Со мной всегда так.
— Как хочешь, Тэш, — он слегка приподнимает бровь. Значит, удивлен.
— Да, хорошая идея. Что я там забыла в свой день рождения? Илонка не рассердится — вряд ли сегодня будет много клиентов. А мы с тобой поиграем в шахматы, почитаем умные книжки. Или в парк гулять пойдем на всю ночь. И ты будешь признаваться мне в любви, стоя на одном колене, в серебряном свете луны.
— Во-первых, луны не будет: новолуние. Во-вторых, обойдешься! — улыбается ехидно-ехидно, зараза. — И вообще, лучше шахматы и умные книги.
— Нет, ты не романтик! — В притворной истерике я отбрасываю карандаш, заламываю руки и валюсь как подкошенная на палас. — О, жестокосердный, ты забыл, что обещал вечно хранить мне верность? А еще, — я принимаюсь загибать пальцы: — исполнять все мои капризы, мыть посуду, выносить мусор, доить корову моей внучатой прабабушки и чесать мне перед сном пятки.
— Тэш, слушай, а?..
— О да, крутобровый повелитель моего сердца? — изображаю почтение и внимание, усиленно хлопая ресницами.
— Может, на работу пойдешь, а?..
— О нет! — содрогаясь, я закрываю лицо от злобного и неблагодарного мира. — Ты, ты! — посылаешь меня в этот притон разврата? Там, там, — патетичный всхлип, — будут лапать мое юное тело!..
Я захлебываюсь рыданиями. Мик, наконец-то, включается в игру, сползя с подоконника и рухнув на колени перед моим распростертым туловищем.
— Конечно, о моя госпожа! Повелительница моего сердца, а также почек, селезенки, поджелудочной железы и прочих не менее жизненно важных органов! Конечно, мы пойдем гулять и будем бродить по темному пустынному парку до рассвета, а когда лучи солнца окрасят вершину Фудзи нежно-розовым, совершим ритуальное самоубийство и, взявшись за руки, полетим навстречу предкам, и полдень будет согревать наши прозрачные спины.
— Так-то лучше! — Я села, перестав строить из себя припадочную, и ласково подула ему в лоб. — Ну, двинулись?
— А у меня есть выбор?
— Черта с два!
Мы выходим из дома. До парка рукой подать. Идем молча. Я предпочитаю не разговаривать с Миком на улице, хотя его и не слышит никто, кроме меня, а он уловит любое мое слово, даже если я скажу его шепотом или проговорю про себя. Меня, кстати, это крайне бесит.
Безлюдно и тихо. И правильно: какой идиот выползет на ночь глядя, да еще в будний день? Я не боюсь ночи — я ее люблю. Могу часами смотреть на серебристую в свете звезд траву, впитывать шорохи и скрипы ночного мира. В темное время суток лучше всего думается. Хорошо и просто слушать и смотреть, вне неспешного потока мыслей. Мик никогда не нарушает моего добровольного одиночества. Стоит молча — столько, сколько нужно мне. Курит через каждые пять минут.
— А ты не удосужился мне даже подарок на день рождения подарить! — Налюбовавшись травинками и листочками, я поворачиваюсь к нему.
— Я ждал этого вопроса! Обычно ты задаешь его сразу, как открываешь глаза, а сегодня сдерживалась рекордно долгий срок.
— Ты меня слишком хорошо и долго знаешь, поэтому не замечаешь, как я меняюсь.
— Может быть, — он пожимает плечами. — Ну, возьми вот, с праздником! — Он вкладывает мне что-то в руку и целует в левую бровь.
Его подарки никогда не имеют практической пользы и не бывают ценными. И все же они дороги мне. На этот раз он вручил мне оранжевый шарик для пинг-понга.
— Это ты.
— Не очень-то тактично напоминать мне о самых существенных недостатках моей внешности: о росте и цвете волос.
— Ты не поняла. Его, как и тебя, не сломать, не разбить. В воде не тонет, нигде не задерживается — скачет себе через сетку от ракетки к ракетке.
— Сломать его можно очень легко: всего лишь сдавить в ладони. И потерять легко.
Мик не отвечает, и я с нарочитым вздохом отправляю подарок в карман.