Ника Созонова - Никотиновая баллада
У меня нет уверенности, что мы легли с ним в постель, но осталось отчетливое ощущение его пальцев на затылке. Кажется, я была раздета — между лопатками струился сквозняк и легкий озноб тряс плечи. Пахло красками, рука сжимала кисть. Кто-то (наверное, Дар) говорил очень громко, но слов было не разобрать. Блаженные ощущения испарились, я чувствовала себя эмбрионом с содранной кожей. Меня тянуло скорчиться на полу, прижав к груди колени, но что-то или кто-то не давал мне этого сделать. Приходилось стоять — в упор, тет-а-тет с холстом на мольберте.
…Мириады лиц кружились вокруг. Я видела Глеба, и лицо его с глумливой улыбкой было покрыто плесенью. Видела мертвого Яшку с пустыми глазницами и изъеденным червями телом. Максим был горой дымящегося мяса с растопыренными руками, на которых вибрировали белесые волоски… Зуб высился, словно жердь, надламываясь под потолком… У Гаврика были фасеточные глаза стрекозы, а из голого синеватого туловища торчали шприцы, подобно иглам дикобраза. Он плакал, раскачиваясь взад-вперед на корточках… 'Конторские' девочки стали уродливыми матрешками с вагинами вместо ртов. Их всех, как самая большая матрешка, вмещала Илона, маслянистая и обтекаемая, словно тюлень… Мик с синими крыльями, растущими над лопатками, стоял спиной ко мне. Волосы его были темны от крови, которая, срываясь каплями, пачкала белоснежный ворот рубашки… Лицо Дара было больше и ближе всех. Пепельные губы изогнулись в неподвижной улыбке. На месте глаз сверкали и переливались два опала, тьма стекала с ресниц, заливая скулы и струясь с подбородка…
Мало-помалу меня отпустило. Дыхание восстановилось, и я очнулась — на широкой постели, укутанная в пушистое одеяло. Дар сидел рядом. Выглядел он измученным и усталым. Я же, напротив, была переполнена неизъяснимой легкостью и бодростью.
— Зачем ты это сделал?
— Ты имеешь в виду напиток? Если честно, не ожидал, что результат будет настолько мощным и катастрофическим. И, знаешь, он стоил затраченных усилий.
— Можно мне хоть взглянуть на этот самый результат?
— Думаю, не стоит. Пей чай, — он протянул мне кружку, взяв ее со столика у кровати. Перехватив мой полный ужаса взгляд, улыбнулся. — Этой просто чай. Эрл Грей, один из моих любимых сортов. Извини, что остыл — я ведь не знал, когда ты очнешься.
Через полчаса Дар проводил меня до ворот. Там уже поджидала вчерашняя тачка с глухонемым шофером. Сухой кивок на прощанье — и все.
11 февраля
Стоило мне открыть дверь в свою комнату, как стало ясно, что Мик ждал меня. Взгляд его уже не был равнодушным (или псевдо-равнодушным). В нем явственно читались отвращение и боль. Он еще не начал говорить, а я уже знала все, что он скажет. Я знала это задолго до сегодняшнего дня. Казалось, я знала это вечность назад.
— Я ухожу, Тэш.
— И когда ты вернешься?
Я сняла куртку и прошла в комнату. Бедный изголодавшийся Желудь с душераздирающим мяуканьем кинулся тереться о мои ноги, и я с трудом подавила желание пнуть его с такой силой, чтобы он впечатался мордой в батарею.
— Я не вернусь. Мне незачем больше быть здесь.
— Это будет сопровождаться какими-то чудесами? Ты рассыпешься на мелкую блестящую пыльцу или взлетишь вверх по радуге?..
— Я просто выйду за дверь.
— Жаль. Мне всегда нравились дешевые спецэффекты.
— Извини, что разочаровал.
Он шагнул к двери. И тут меня прорвало. Что значит такая мелочь и чушь, как гордость, если уходит тот, кто стал частью тебя? Я заплакала, завыла в голос. Я уже забыла, что это — реветь в полный голос, так давно мои глаза были сухими. Мне часто бывало больно, и очень больно, но что такое БОЛЬ, впечатанная крупными буквами, настолько крупными, что не умещаются в голове — поняла только сейчас.
Кажется, я встала перед ним на колени и не пропускала к дверям. Мик присел на корточки, обнял меня и что-то объяснял. Он тоже плакал, или просто мои слезы растекались и по моему, и по его лицу.
— Я не могу, Тэш, слышишь, не могу. Прости меня за то, что я не человек и не в силах защитить тебя от зла и тьмы. Тех, что извне, и тех, что внутри тебя. Я не могу остаться, пойми. И хотел бы, но не могу!.. Тьма отрезает меня от тебя, мне не удержаться никакими силами. Если б ты знала, каких усилий стоило мне дождаться твоего прихода…
— Мне больно, пожалуйста, сделай так, чтобы это схлынуло, прошло…
— Я бы с радостью забрал твою муку с собой, но я всего лишь душа — без плоти, без сил и возможностей. Я давным-давно должен быть в совсем другом месте. Меня держала здесь только необходимость тебе и необходимость в тебе. Ты отомстишь, и твои кошмары отступят, и твои сны уже не нужно будет охранять.
— Если не будет тебя, мои сны станут черно-белыми…
— Они всегда будут цветными, моя маленькая, сильная Тэш!
Мик поднялся на ноги. Я не удерживала, не цеплялась за него больше.
И он вышел за дверь. Просто вышел за дверь, как и обещал.
…………………………………………………………
МИК:
Я там, где тихо и пустынно, где покой и рассеянный нежный свет. Я назвал бы это место раем, если б в раю была возможна душевная мука. Мне больно — значит, это не рай. Это просто то место, где мне полагается быть. Но я не хочу быть здесь. Может, это ад?…
…………………………………………………………
март или апрель
Время тянулось медленно. Иногда мне казалось, что оно совсем переставало двигаться: замирало, замерзало. Умирало. Я больше не плакала. Делала все в полусне: просыпалась, кормила кота, садилась на подоконник, курила…
Наверное, во мне сработала некая подушка безопасности, отгородив от сознания ту часть мозга, что корчилась от боли и выла, и оставив одни рефлексы. Я не знала, какой сейчас месяц, какое число. Отстраненно, по грязи за окном и первой зелени отметила приход весны.
В Контору больше не ходила. Точнее, выползла один раз, на пятый день после ухода Мика. У меня был такой вид, что Илона с ее наметанным глазом не стала заикаться перед клиентами о 'светской беседе' и 'гейше' — почувствовала, что я не смогла бы выдавить из себя ни одной светской фразы — ни о новой пьесе, ни о модной книжке, ни о знаменитом кутюрье.
Мне достался простой мужик, работяга, решивший оттянуться в свои заслуженные выходные. Когда дошло до дела, я осознала, что не могу представить в воображении ни единой картинки. Воображение не работало. Умерло. Казалось бы, ну и черт с ним. Тупая апатия должна приглушить все эмоции, и отвращение в том числе. Но отчего-то не приглушила. В самый кульминационный момент меня окатило такой волной тошноты, что, оттолкнув растерянного мужика, я кубарем скатилась с кровати и понеслась в джакузи, где, запершись, долго приходила в себя.
