Серж Неграш - Талисман
— На твоем месте я бы тоже так сделала! — воскликнула Ника. — Я бы разнесла весь Рим!
— Если бы я не испытывал ярости, неистовства и был способен рассуждать здраво, то не пришел бы туда открыто. Я бы пробрался ночью, но… что жалеть о былом? Я попал в умело расставленную ловушку. Но перед тем, как меня связали слуги казначея, я успел убить двух или трех из них, а еще парочку ранил.
Как бы там ни было, я не сомневался, что меня казнят. Смерть представлялась избавлением от страданий.
Меня доставили к королю.
«Эльбер, — сказал он, — я могу сохранить тебе жизнь».
«Мне она не нужна», — ответил я.
«Она нужна мне, — возразил Аргеваль, — и Италии. Я, пожалуй, погорячился, поступив с тобой так жестоко. Но ты был не прав! Ты нагрубил мне. И я простил тебя и прошу об услуге…»
Если бы мое сердце не сжималось от боли, я бы расхохотался.
«Что нужно всесильному правителю от преступника-инородца, ожидающего казни?»
Аргеваль объяснил, в чем дело. Оказалось, что приехавший пару суток назад в Рим французский вельможа предложил королю выставить своего воина против любого гладиатора. И выбор пал на меня.
«Если ты, Эльбер, победишь, то получишь свободу и станешь полноправным гражданином Рима!» — пообещал Аргеваль.
— И ты ему поверил? — удивилась Ника.
— Поверил или нет, но я согласился. Меня бы все равно убили. А так я мог умереть достойно, в бою. Или победить, а потом разобраться с врагами… освободить Гларию и бежать вместе с нею… Бара, самая страшная пытка на свете — пытка надеждой!
— Понимаю, — вздохнула девушка.
— Противника я впервые увидел только на арене. Его звали Каваб. Ростом он был добрых семь локтей, а весом, наверное, со средних размеров лошадь. Мне не раз приходилось сражаться с гладиаторами значительно крупнее меня, так что ничего особенно страшного и необычного не случилось. Подобные Кавабу воины обычно не отличаются ловкостью. И ты выигрываешь в скорости и реакции, главное, не позволить ему себя задеть, один удар такого кулака величиной с детскую голову — и рискуешь больше не встать.
— Известное дело, — кивнула Ника. — И что ты с ним сделал?
— Правильнее было бы спросить, что он со мной сделал. Я его недооценил. Каваб, несмотря на габариты, оказался на редкость шустрым малым. Он осознавал, в чем его преимущества и пользовался ими. Он сломал мне руку, а я выдавил ему глаз. Боли я в тот момент не чувствовал. Мы ползали в кровавом песке, стараясь добить друг друга. Он навалился на меня всей тушей, я же вцепился зубами ему в горло, как издыхающая собака; я перегрыз ему глотку и потерял сознание. Мне потом рассказали, что мои челюсти едва-едва удалось разжать.
— Значит, ты победил?
— Да, «во славу Рима». Но от меня самого мало что осталось. С арены меня унесли с перебитым хребтом. Было ясно, что больше мне туда не вернуться, даже если я каким-то чудом останусь в живых.
— А что король Аргеваль?
— Что — король Аргеваль? Я выполнил свою миссию, стал бесполезным. И он забыл о моем существовании. Весь следующий год я провел в Англии. Кто-то вызвал моего отца, и он отвез меня домой — умирать. Но изуродованная плоть упрямо цеплялась за жизнь. А еще… я бредил Гларией, не различая сна и яви. Тогда, в Англии, я впервые услышал об Австралии…
— А при чем тут Австралия?
— Сейчас объясню. Меня лечил знахарь Таймацу, любящий странствовать. Маленький, черный, узкоглазый… Он скакал вокруг меня как обезьяна, болтая обо всем на свете, да еще пытался петь, а голос у него был просто отвратительный, тонкий и визгливый, и, представляешь, никакого слуха. Он раздражал меня. Но побить его я был не в силах, а мои крики он в расчет не принимал, делал вид, что их не слышит. Он разминал и массировал мое тело, топтался на нем, обмазывал с ног до головы какой-то дрянью — смесью трав, глины и еще чего-то; он даже спать мне не давал, как видно, полагая, что круглые сутки обязан надо мной издеваться. Я считал его исчадием преисподней, а Таймацу только посмеивался.
«Ты злишься, и это хорошо, — говорил он, — когда человек злится, он уже не мертвый!»
Постепенно я снова начал двигаться, и он заставил меня вставать и ходить…
Таймацу был родом издалека, с Радужных Островов. Я прежде никогда не видел таких странных людей. Он молился неведомым мне богам и совершал непонятные обряды…
Он поведал мне, что в книгах пророчеств значится, что вот-вот наступят последние дни, когда войны и болезни уничтожат множество народов и стран, и только в Австралии сохранится жизнь… и, дескать, звезды свидетельствуют о том же самом.
— Как я погляжу, у тебя вечно голова забита всякой ерундой!
— Бара, нет, это серьезно. Я решил построить корабли и увезти на них в Австралию Гларию и столько людей, сколько поместится…
— И где ты взял денег на все это?
Ника представила: человек лежал пластом, харкая кровью, потеряв все, что имел, и при этом мечтал спасти мир. Поистине, он либо безумец, либо… именно на таких людях сущее и держалось. Но одно другого не исключало.
— Ну, сбережений на пару кораблей мне бы хватило. А остальное, я полагал, придумаю, как раздобыть… В десять раз больше для начала.
— Уж не ради ли этого ты стал охотником за сокровищами?
— Ну да… Я думал, если боги все-таки даруют мне жизнь, я сумею достойно ею распорядиться.
Не удержавшись, девушка с нежностью погладила его по плечу. Для нее не было секретом, что нельзя показывать ему свою жалость. Белый Воин слишком горд и воспринимает как унижение слова сочувствия.
— Ты фантазер, Эльбер.
— Ты считаешь меня дураком?
— Нет. Только великие страсти способны вознести душу до великих дел.
— Спасибо, — прошептал он. — Через год я, вернувшись в Рим, отправился к Гларии. Помня о прошлом безрассудном поступке, я проник в дом казначея ночью, каким-то чудом умудрившись остаться незамеченным. Но, когда Глария увидела меня, то вскрикнула! Она шарахнулась от меня, как от призрака!
«Глария, я за тобой!» — воскликнул я, спеша заключить ее в объятия. Она отстранилась.
«Нет, Эльбер, — услышал я ответ. — Уходи! Мы не будем вместе. Я не хочу тебя видеть. Зачем мне сдался какой-то несчастный неудачник, да еще и калека? Бойцом тебе уже не бывать, на твою игру тоже вряд ли кто снова захочет смотреть — тебя забыли! А то, что было между нами, не имеет никакого значения: поищи себе счастья в другом месте».
— Она так сказала? Неужели у этой женщины нет сердца?..
— Я не знаю, что у нее вместо сердца, но это в точности ее слова.
«Будь ты проклята, — ответил я. — Ты не способна любить!»
Через три дня я ступил на борт корабля, идущего к берегам Черных Королевств… а дальше тебе известно…
