M. Nemo - Песнь Люмена
— Мы ещё увидимся, — сказал Аджеха прощаясь.
— В добрый путь.
— В добрый путь.
Они в последний раз посмотрели друга на друга. После чего Анука развернулся, как заведённый повесил старую одежду на рукав для дальнейшего её сжигания, взял таз с водой и вышел из комнаты. Через пару секунд его как будто здесь и не было никогда — так стало пусто и серо кругом. Только Аджеха стоял один в форме имперского стража и смотрел не видя. В то время его внутренний взор охватывал всё прошедшее и ещё только касался возможных будущих событий.
Впереди ему предстояла долгая дорога. Пока же он только стоял не шевелясь, наконец повернулся и увидел на кровати свой настоящий дневник. После чего подошёл к тому и скользнул пальцами по шершавой поверхности. Дотронулся до кожаного ремешка и повёл пальцами к краю, ощутил стёртые края исписанных страниц. Нет, это не имперская бумага на кристаллической основе. Бумага была делана из веток дикорастущего кустарника. Чтобы сделать бумагу из настоящего дерева и обладать ею нужно было быть, по меньшей мере, наставником. Простым послушникам порою и за всю жизнь не доводилось видеть не то что самого дерева. Так ещё и изделий из него.
Не торопясь Аджеха отстегнул ремешок и, взяв дневник в руки, раскрыл ближе к началу. Быстро пробежался взглядом по ровным строчкам.
«Они разговаривают уже час. Я стою тут же и наблюдаю за двумя одновременно. Наставник Лувсан своим привычным проницательным взглядом глядит на другого наставника, и за окно одновременно. Оттого кажется, что от его взгляда невозможно скрыться. Второй — невысокий с когтистыми цепкими пальцами сжимает в руках листы бумаги. Седые брови сошлись на переносице, голос звучит без каких-либо эмоциональных вкраплений.
— Так и есть, тут нечего исправлять.
— Иными словами, это невозможно.
— Да. Причины вам известны.
— И всё же я хочу услышать подробный отчёт.
Комната небольшая и полностью залита звёздным светом. В углах под потолком светятся светильники. В них горит огонь. Пол без ковров и потому от плит идёт холод. Только стены интересные. Там полно всяких приклеенных к ним бумажек с разными рисунками и витиеватыми росчерками слов. На одном узнаю размытое изображение агоры и мне становится беспокойно. Так беспокойно, что злость берёт.
— Случай уникальный, но не единственный. И прежде доводилось сталкиваться с подобным. Случаи переплетения известны, хоть сведения о них и не принято сохранять. В то же время сам объект обычно уничтожается как только удаётся подтвердить его состояние.
— Что же до когнитивных возможностей, эмоциональных? Специфика обработки информации? Нам необходимо учитывать все данные.
На некоторое время второй наставник призадумался и потёр пальцами переносицу. Потом отнял руку от лица и проговорил:
— Оно влияет на общее состояние на вех уровнях. Выбрасываемые в кровь химические соединения влияют на психику. По сравнению с нормальным состоянием, данные индивидуумы подвластны вспышкам неконтролируемых эмоциональных так сказать, бурь. Агрессия, гнев, плаксивость. — Последнее он как и всё сказал почти безразлично. — Нервно-психические нарушения — следствие, они же определяют общую картину. Возможно ускорение темпов роста. Что до всего остального… — тут он поворачивается ко мне. — Выйди.
Я бессильно сжимаю руки от злости и обиды.
Наставник Лувсан повторяет:
— Выйди.
И я выхожу. Здесь мне не услышать разговор наставников».
Эти записи Аджеха сделал гораздо позже, тогда он уже давно вёл обычный дневник. Хоть ни разу и не заподозрил, что кто-либо из наставников заглядывал в него. А если и так, что они могли найти в скучных описаниях повседневной жизни? Последнее же он записал около пяти лет назад.
Сжечь. В комнатах послушников не было очага, чтобы разводить в нём огонь. И всё же под кроватью уже стояло приготовленное заранее братьями-послушниками ритуальное блюдо. Чёрное и загнутое кверху, дабы помешать пеплу перелиться через край. На дне лежали два камня: следовало постараться, чтобы сжечь свои воспоминания. А вместе с ними и всю жизнь. Следовало в должной мере осознать — пути назад нет, как нет и минувшего. Так Аджеха взял первый ненастоящий дневник и, открыв его, опустил в чёрное блюдо. Раскрыл на середине и, выхватив взглядом ровные строчки о ни о чём, ударил одним камнем о другой. Ещё и ещё и так пока искра не перебежала на тонкие страницы пожелтевшей бумаги и те не вспыхнули оранжевым пламенем. Некоторое время Аджеха сидел на корточках и наблюдал как сворачиваются и чернеют страницы. Затем чёрным пеплом перемешиваются с огнём. Тогда же он открыл настоящий дневник. Прочитал первую попавшуюся строку:
«… высыпал иглы кустарника на снег и сказал: „Вот иглы. Их много. Разве есть между ними разница?“»
Перевернул страницу.
«Если Всё Одно, то что такое Я?»
Взял ручку из ниши в стене и внёс последнюю запись:
«Я помню всё, что было и попаду в Чертог».
А потом дописал.
«И я отомщу».
Истинные листы огонь принялся поглощать столь же стремительно, как и ложные. Дневник рухнул на всё ещё тлеющую золу предыдущего и вскоре огонь добрался до него и охватил целиком. В лицо дохнуло теплом, на кончиках пальцев остался тонкий серый след от пепла. Истинный и ложный перемешались в золе. Аджеха потёр один палец об другой и с задумчивым лицом ещё некоторое время наблюдал как догорает дневник.
После чего поднялся. Вот теперь всё.
Несколько послушников дождутся его у центрального входа и проследят, чтобы он отбыл в санях. Наставники будут наблюдать со стороны. Теперь же Аджеха не ускоряя шага шёл вперёд. Течение жизни в храме не изменилось. Не изменится оно и после тысячи таких новообращённых стражей. Только один их наставников возвышался над провинившемся послушником и молчал, пока тот опустив голову испытывал жгучий стыд и раскаяние. Мальчик не смог скрыть собственного горя оттого, что стал причиной разочарования наставника.
Готовая упряжка ждала у самого низа главных ступеней храма. Собаки, чуя долгий путь, поглядывали по сторонам. Стоящий впереди всех пёс с самым пушистым хвостом из всех, которые доводилось видеть Аджехе, пошевелил ушами, когда он проходил мимо. Отошли в сторону и покорно принялись дожидаться отъезда сопровождавшие нового стража послушники.
В санях его ждал меховой капюшон, запас воды, чтобы не пришлось добывать её в пути, и разведённой в воде муки, вяленое мясо и сушёные овощи. Ровно такой же паёк был и у погонщика. Да к тому же пару одеял на двоих. И еда для собак. Самого погонщика прежде Аджеха не видел. Видно, их нарочно вызывали издалека, чтобы послушники не смогли вписать тех в сферу своих личностных воспоминаний.
