Память льда - Эриксон Стивен
— Точно не знаю, — ответил ей старик. — Но думаю, что нет. Ведь ты — сосуд, Мхиби.
«Мхиби… Ох, Серебряная Лиса, дочь моя. Почему тебя нет здесь? Почему я не могу посмотреть тебе в глаза? По-моему, нам нужно попросить друг у друга прощения…»
Она с наслаждением втянула в себя влажный прохладный воздух, имевший просто удивительный вкус — вкус жизни. Потом Мхиби сняла первый из своих медных браслетов и подала его рхиви:
— Должно быть, это твой.
— Он хорошо тебе послужил? — улыбаясь, спросил старик. — Помог?
— Словами этого не выразить.
«Мхиби!» — вдруг прозвучало у нее в мозгу.
Да это же Тогг, Волк Зимы.
«Мы занимаем Звериные троны, но хозяйка в этом мире — ты. Внутри меня скрыта душа смертного человека. Ей незачем здесь оставаться. Я готов вернуть его душу назад, в смертный мир. Ты позволяешь?»
«Да. Отпусти его».
Раньше он смог бы дать им истинное благословение. Но теперь, когда его бог исчез…
Признаться, Итковиан и сам удивлялся, как в его смертную душу вмещаются десятки тысяч душ, почти триста тысяч лет не знавших ничего, кроме боли и страданий.
Лица, бесчисленные лица: на них почти не осталось кожи, а глаза превратились в черные ямы. Перед ним находились… подобия тел. Почти скелеты, чьи костистые пальцы еще сжимали призрачные мечи.
Итковиан стоял на коленях. Ни он, ни т’лан имассы не замечали внезапно наступившей темноты, равно как и странного соленого дождя. Десятки тысяч воинов застыли перед ним, склонив голову. Но Итковиан все равно видел их лица. Лицо каждого.
«Вашу боль я взял на себя».
Головы т’лан имассов медленно поднялись. Им стало легче!
«Я сделал все, что в моих силах. Знаю, этого недостаточно. Но я взял на себя ваши страдания».
«Да, смертный, ты взял наши страдания. Мы не понимаем, как это тебе удалось».
«Вам и не обязательно понимать. А теперь я ухожу».
«Мы и этого не понимаем. Почему?»
«Потому что моя плоть не в состоянии выдержать такую ношу».
«Мы не можем отплатить тебе за великий дар».
«Я и не просил об этом».
«И все же мы хотим знать причину».
«Вряд ли я и сам ее знаю… Вы спрашивали меня, кто я такой. Да, я… смертный, как вы и сказали. Родился тридцать лет назад в городе Эрин. До того как вступил в Тайный орден Фэнера, меня звали Отанталианом. Мой отец был человеком суровым, но справедливым. Моя мать за все годы, что я ее помню, улыбнулась лишь один раз. В тот день, когда я уехал из дома. О, я хорошо помню эту улыбку. Подозреваю, что отец завел семью, чтобы ему было кем владеть, что на самом деле мама была пленницей. Мне кажется, что она улыбнулась, поскольку обрадовалась моему побегу. Теперь я думаю, что, уходя, забрал с собой часть души своей матери. Ту ее часть, которая жаждала освобождения…
Но я так и не стал свободным. Вступив в Тайный орден Фэнера, я нашел себе другую тюрьму…»
«А сейчас та часть души твоей матери… Она свободна в тебе, смертный».
«Это было бы… хорошо».
«Мы не стали бы лгать тебе, Итковиан… Отанталиан. Она свободна. И по-прежнему улыбается. Ты рассказал нам, кем был. Но мы все еще не понимаем твоей… щедрости. Твоего сострадания. И вот — спрашиваем вновь. Почему ты сделал это для нас? Почему с такой готовностью взвалил себе на плечи чужие беды и горести?»
«Вы упомянули про сострадание. Мне кажется, теперь я кое-что понимаю в этом. Хотите послушать?»
«Говори, смертный».
«Мы, люди, не знаем настоящего сострадания и постоянно предаем его. Конечно, умом мы понимаем, насколько это важно, однако определяем ему цену, а потому бережем его, не раздаем просто так, думая, что сострадание следует заслужить. Вот что я скажу вам, т’лан имассы. Сострадание воистину бесценно. Его следует раздавать даром. Всем и каждому. Его нужно проявлять, не ставя никаких условий. Ведь небо не спрашивает плату за животворный дождь».
«Мы не понимаем, но как следует обдумаем твои слова».
«Ну что же, вам будет чем заняться».
«Но ты так и не ответил на наш вопрос».
«Не ответил».
«Почему?»
Сверху падали струи соленого дождя. Все лица были обращены к Итковиану, но он уже не видел их. Неимоверный груз опрокинул его. Итковиан упал на спину.
«Почему? Да потому, что прежде я был несокрушимым щитом. А теперь… моя миссия окончена».
И под проливным дождем Семени Луны он умер.
На равнине отчетливо пахло весной.
Увидев две тени, Серебряная Лиса подняла голову. Перед нею стояли двое т’лан имассов: женщина и мужчина. Первая была пронзена мечами. А второй — так изломан, что только чудом держался на ногах. Позади т’лан имассов замерли т’лан айи.
Серебряная Лиса хотела было отвернуться, но воин сказал ей:
— Пожалуйста, выслушай нас, Воззвавшая!
— Сколько можно меня терзать? — сверкнув на него глазами, прошипела Серебряная Лиса.
Волна ее гнева едва не опрокинула т’лан имасса.
— Я — Онос Т’лэнн, первый меч. Воззвавшая, это очень важно.
— Ладно. Говори, — помолчав, нехотя согласилась заклинательница костей.
— Освободи т’лан айев.
— Они бросили меня и ушли.
— Они здесь, перед тобой. Т’лан айи вернулись. Духи ждут их. Т’лан айи вновь хотят стать смертными и жить в мире, который ты создала. Они устали вечно бродить в снах. Даруй им такую возможность.
«Даровать им…»
— А сами т’лан айи этого хотят?
— Да. Коснись их — и ты сама убедишься, что это правда.
«Нет уж, довольно с меня боли».
Серебряная Лиса воздела руки, призвала силу Телланна и закрыла глаза.
«Эти звери слишком долго знали оковы. Слишком долго носили на себе тяжкую ношу верности т’лан имассам…»
И она разрушила связь т’лан айев с древним Ритуалом.
Серебряная Лиса думала, что это будет стоить ей чрезмерного напряжения сил. Но, как ни странно, все совершилось почти незаметно.
«Я и не знала, насколько это легко — освобождать».
Она открыла глаза. Неупокоенные волки исчезли. Но теперь они не превратились в прах, как прежде. Их души воссоединились с телами. Не здесь, но в пределах этого мира, где пребывали их боги-волки.
Серебряная Лиса мысленно усмехнулась. Как-никак она — шаманка, и делать такие подарки ей по силам.
«Нет, это не подарки. Я делаю то, ради чего появилась на свет. Это моя цель. Моя единственная цель».
Онос Т’лэнн смотрел на опустевшую равнину. При каждом повороте шеи древние кости скрипели. Серебряная Лиса думала, что освобождение т’лан айев обрадует его, но т’лан имасс ссутулился еще сильнее.
— Спасибо тебе, Воззвавшая. Древняя несправедливость исправлена.
— Чего еще ты хочешь, первый меч?
— Ту, что стоит рядом со мной, зовут Ланасса Тог. Она отведет тебя к т’лан имассам. Ты должна говорить с ними.
— Хорошо, идемте.
Онос Т’лэнн не шевелился.
— Чего же мы ждем? — нахмурилась Серебряная Лиса.
Еще некоторое время он не двигался, затем медленно обнажил свой кремневый меч.
— А мне остается вот это, — проскрежетал т’лан имасс.
Он поднял меч и… вдруг разжал пальцы. Меч упал ему под ноги.
Серебряная Лиса смотрела на древнее оружие, силясь уразуметь смысл этого жеста — со стороны воителя, именуемого первым мечом…
Потом она поняла и широко раскрыла глаза.
«Да, ради этого я и появилась на свет».
— Время настало.
Задремавший было Колл встрепенулся:
— Что? Какое еще время?
Мурильо подбежал к Мхиби.
— Она готова к погребению, — продолжал Рыцарь Смерти. — Мой господин поклялся даровать ей вечную защиту.
— Я удивлен, — сказал древний бог К’рул, глядя на могучего неупокоенного воина. — Пожалуй, даже изумлен. С каких это пор Худ стал щедрым богом?
— Мой господин всегда был щедр.
— Послушай, но она ведь пока жива, — сказал Мурильо, заслоняя собою лежащую Мхиби. — Время еще не настало.
— Это не похороны, — объяснил ему К’рул. — Мхиби теперь будет спать вечно. Она спит и видит сны, в которых существует целый мир.
