Память льда - Эриксон Стивен

Серебряная Лиса побрела прочь.

«Яркий цветок-однодневка. За один день он успел расцвести и отравить все вокруг… Зря я негодовала на Каллора. Я и впрямь… чудовище».

Их было совсем немного: мужчин, женщин, детей и стариков. Духов рхиви в одеждах из меха и шкур. Прикрывая ладонями свои круглые, обожженные солнцем и обветренные лица, они глядели вслед удаляющейся Серебряной Лисе. Старик, что говорил с нею, дождался, пока колдунья не скроется за гребнем холма. Тогда он провел четырьмя пальцами по своим глазам. Жест этот означал печальное расставание.

— Зажгите костер и приготовьте лопатку ранага, — велел старик соплеменникам. — Мы давно уже ходим по этой земле, и она должна подсказать нам направление.

— Опять, — вздохнула старуха.

— Заклинательница костей повелела, чтобы мы нашли ее мать.

— И что потом? Она снова сбежит от нас, как сбежала от т’лан айев? — досадливо плюнула женщина. — Заячья трусость.

— Мы все равно должны выполнить ее повеление. Мы положим лопатку ранага в огонь и узнаем, куда нам идти.

— А с чего ты взял, что в этот раз лопатка подскажет правильный путь? — недоверчиво спросила старуха.

Старик нагнулся и провел по мягкому мху морщинистой ладонью:

— С чего я взял? Раскрой глаза пошире, упрямица! Земля… ожила.

Быть свободным и бежать! Бежать, неся в себе душу бога, заключенную в сильное, мускулистое тело древнего зверя. Душу, поющую от радости… Лапы слегка утопают во мху. Иногда они попадают в лужицы, оставшиеся от дождя, и мех покрывается брызгами. А какие запахи вокруг! Упоительные ароматы живой, пробудившейся природы. Запахи жизни.

Бежать. Мчаться по мшистой равнине, издавая торжествующий вой, от которого дрожат небеса. Давящая боль, клетка, где он задыхался, — все это позади; все это теперь — воспоминания, бледнеющие с каждой секундой.

Он снова завыл. Ему ответили. Айи были далеко, но они бежали ему навстречу.

Серые, бурые, черные пятна, несущиеся по равнине, выныривающие из расселин, сбегающие с холмов. Сородичи. Дети Баалджаг… Фандерея… души т’лан айев. Баалджаг не расставалась с ними, удерживая в своей душе, скитаясь по миру, где не существовало времени. И теперь кто-то из древних богов наполнил этот мир жизнью.

Т’лан айи.

Призывный клич их бога сотрясал небо, и сородичи мчались к нему… И не только к нему.

Тогг побежал медленнее. Куда ни глянь — повсюду были айи. Длинноногие северные волки. Их становилось все больше.

И она тоже была здесь. Она нашлась! Вернулась!

Теперь он бежал рядом с Баалджаг, столь долго носившей в себе израненную душу богини и ее мечты о сородичах. Мечтания стали реальностью.

Чувства, готовые хлынуть через край… Плечом к плечу, бок о бок с Фандереей… Два звериных разума соприкоснулись. Им хватило мгновения. Этого оказалось вполне достаточно.

Два древних волка. Бог и богиня.

Радость, которой не требовалось бешено бурлить и выплескиваться через край. Мудрая, зрелая радость.

Бог и богиня бежали туда, где их ожидали троны.

Мхиби вскинула голову. Она напряглась всем телом, пытаясь вырваться из рук Круппа. Но коротышка оказался сильнее.

— Не бойся, дорогая. Волки не сделают тебе ничего плохого.

«Да неужели? Неправда. Они гнались за мной. Они безостановочно преследовали меня. Я убегала от них по бесплодным равнинам. И теперь они здесь. Они явились за мной, а у этого глупого даруджийца нет даже ножа».

— Впереди что-то виднеется, — шумно дыша, сказал толстяк. — Крупп должен признаться, что, когда ты была старухой, твое иссохшее тело было гораздо легче таскать. А теперь я боюсь рухнуть под твоей тяжестью. Пожалуй, сейчас ты сама смогла бы нести меня!

«Если бы мне хватило сил, я бы вывернулась из твоих толстых коротких рук. Я бы убежала. Но куда?»

— Дорогая, Крупп умоляет тебя прислушаться к его словам. Мир вокруг тебя — это больше не сон, снящийся Круппу. Понимаешь? Он должен перейти от него к другому человеку!

Пыхтя, коротышка карабкался на пологий склон холма. Сзади слышался вой быстро приближающихся волков.

«Оставь меня здесь».

— Дорогая Мхиби, тебя ведь не зря так назвали. Воистину ты являешься сосудом. Так наполни себя. Забери этот сон. Пусть он напитает твою душу. Крупп должен передать этот сон тебе. Понимаешь?

«Как же мне нужны силы».

Мхиби изогнулась и ударила Круппа локтем в живот. Толстяк ойкнул и сжался. Рхиви высвободилась из его рук, упала, но тут же вскочила на ноги.

Волков было несколько тысяч. Они бежали прямо к ней. Впереди неслись два громадных зверя, от которых исходила магическая сила. Женщина с криком бросилась наутек.

Она миновала вершину холма. С другой стороны, в долине, виднелась длинная приземистая хижина, построенная из звериных костей и шкур, скрепленных веревками. Входной полог был откинут, и возле него стояли рхиви. Женщина устремилась к соплеменникам.

Волки взяли хижину в кольцо, однако почему-то не обращали никакого внимания на людей, даже на Мхиби.

Крупп со стоном поднялся и доковылял до места, где остановилась беглянка. Та недоуменно смотрела на даруджийца, ибо совершенно ничего не понимала.

Толстяк достал из рукава выцветший носовой платок и, как всегда, принялся энергично вытирать пот со лба.

— Ну и сила у тебя, дорогая. Если бы твой локоток ударил чуть ниже…

— Да что тут происходит? — воскликнула Мхиби.

— Ничего особенного. Теперь они внутри хижины.

— Кто?

— Как это «кто»? Тогг и Фандерея, разумеется. Они пришли заявить свои права на Звериный трон. Вернее, в данном случае на два трона. Зайди мы сейчас в хижину, мы бы увидели парочку волков, восседающих на странных… креслах. Правда, воображение Круппа рисует несколько иную, более прозаическую картину, но давай не будем отвлекаться. А теперь, дорогая, позволь Круппу отступить на задний план. Эти рхиви идут к тебе не просто так. Они направляются, дабы… передать тебе сон… если хочешь, мечту. И благородному Круппу более нечего здесь делать.

Мхиби оглянулась. На нее с грустной улыбкой смотрел старик-рхиви.

— Мы просили ее пойти с нами, — сказал он.

— Кого вы просили?

— Твою дочь. Этот мир — для тебя. Более того, он и существует внутри тебя. Таким образом твоя дочь просит прощения.

— Так это Серебряная Лиса его создала?

— Не только она. Были и другие, терзаемые несправедливостью, которая обрушилась на тебя. Древний бог К’рул, т’лан имасс Пран Чоль, даруджиец Крупп — все они ощущали свою вину перед тобой. Они знали наперед, во что тебя втягивают, тогда как ты сама пребывала в неведении. Серебряной Лисе предстояло исправить давнюю, очень давнюю ошибку, связанную с судьбой т’лан имассов и т’лан айев. Однако все оказалось гораздо сложнее, чем представлялось твоей дочери.

— А где она сейчас? Где Серебряная Лиса?

Старик опустил голову:

— Отчаяние погнало ее прочь.

«Я была дичью, за которой охотились и вы, и т’лан айи. — Женщина трогала свое тело, недоверчиво качая головой. Потом вытянула вперед руки. Сильные, молодые. — Неужели это мои руки?»

Мхиби снова повернулась к Круппу. Их глаза встретились. Толстый коротышка улыбнулся.

— Я проснусь? — спросила она.

Крупп покачал головой:

— Та женщина ныне спит вечным сном, дорогая моя. Магия охраняет ее сон. Твоя дочь говорила с Худом, и они пришли к соглашению. Потеряв т’лан имассов, она теперь полагает, что нарушила договор. Однако у Круппа есть все основания думать… словом, у этого договора существуют дополнительные условия, в чем Крупп полностью убежден.

«Кажется, я догадываюсь. Освобождение т’лан имассов и т’лан айев… Худ заждался их душ… Но неужели т’лан имассы отвернулись от Серебряной Лисы?»

— Худ никогда на такое не пойдет.

— Почему же? Что ему помешает, дорогая? Если уж Худ не обладает терпением, тогда Крупп готов плясать у Колла на макушке! Дорогая, ты более не вернешься в то дряхлое тело.

— А тут я буду стареть? — спросила она у рхиви. — Неужели и здесь я тоже…