Елена Федина - Наследник
На меня смотрели пустые зеленые глаза. Я попытался поцеловать ее, но это оказалось труднее, чем затолкать в нее хоть немного пищи. Эска вырвалась, несмотря на свою слабость.
— Ты уже не любишь меня? — спросил я безнадежно.
— Люблю, — сказала она просто.
И я понял, что у духов любовь только духовная, и даже той малости, которая мне нужна была перед жуткой и, возможно, последней в моей жизни ночью, моя безумная жена не в состоянии мне дать. Мне страшно хотелось уткнуться носом в женские колени и почувствовать на своей бестолковой голове ласковую, теплую ладонь. Кажется, всё.
На прощанье я все-таки взял ее руку и приложил к своему пылающему лбу. Рука была невесомой и холодной.
Альфин тоже был какой-то странный. Он больше молчал и даже пригубил вина, чего никогда себе не позволял. Я сидел у него, безуспешно пытался опьянеть, рассматривал звездные атласы и никак не мог сообщить ему, что сегодня ночью всё свершится. Я ему немного завидовал, его беззаботности и безответственности, его молодости, даже его вопиющей самоуверенности, граничащей с наглостью, и тому, что эту ночь, в отличие от меня, он будет спать спокойно. Впрочем, каждому свое.
Как-то быстро стемнело, и я захлопнул атлас. Альфин ждал.
— Расскажи мне, — сказал я мрачно, — как два пучка света несутся друг другу навстречу со скоростью света. Это очень забавно…
Ничего он мне рассказывать не стал.
— Я вас все-таки люблю, — проговорил он задумчиво, — я знаю, что вы мне не можете ответить тем же, но, по крайней мере, знайте: я готов сделать для вас всё, что в моих силах.
Мне тоже показалось, что сейчас ближе этого мальчишки у меня никого нет. Все, к кому удавалось привязаться, погибали или, что еще мучительней, сходили с ума. Я ничего не мог ему обещать: ни любви, ни дружбы, ни даже поддержки. Я вообще не знал, что будет со мной через пару часов, и на каком свете я окажусь. И потом… я ему все-таки не верил.
Альфин был слишком странным существом, и слишком необычные обстоятельства окружали нас, чтобы я не допускал мысли об обмане и хитрости. Мне хотелось ему верить, мне хотелось его видеть, он притягивал меня и засасывал как сладкий омут, он задурил мне голову своими книгами, звездами, рассказами и своей жизнерадостной дерзостью, в которой я сам частенько черпал силы. Он излучал, и я грелся в его лучах как старая побитая собака.
Слов не было. Я дотянулся до его руки и крепко сжал ее.
— Я вас очень прошу, — сказал он тихо, но как будто приказывая мне, — я вас просто умоляю, я вас заклинаю, Кристиан Дерта….. останьтесь живым. Сделайте для этого всё. Всё!
— Любая тварь борется за жизнь, — усмехнулся я.
— Обещайте мне.
Я посмотрел ему в глаза и понял, что здесь что-то более серьезное, чем просто тревога за мою жизнь. Мальчик знал слишком много, гораздо больше, чем рассказывал. Это раздражало. Мне надоели загадки. Я поднялся.
— Обещаю жить долго и радостно и умереть счастливым.
Альфин смотрел на меня широко распахнутыми глазами. Он был безумно красив и на удивление серьезен. Таким я его и запомнил.
26
Я попросил Сетвина подобрать мне к вечеру торжественный костюм. Он с готовностью кивнул и только спросил, какой бы я хотел цвет.
— Черный, — сказал я.
Когда я пришел от Альфина, костюм лежал у меня на кровати. Белыми были только воротник и перчатки. Рядом на ночном столике стоял небольшой пузырек с крепкой симурской настойкой, как приложение к костюму. Я умилился предусмотрительности Сетвина и отхлебнул для храбрости.
Время до полуночи тянулось невыносимо долго. Я много чего передумал, валяясь на кровати в своем торжественном наряде и отхлебывая из пузырька. Я пытался вообразить себе испытание, которому король подвергнет мою порядочность, чтобы счесть достойным престола, но представить ничего не мог. Куда уж дальше? Разве что лишить меня пищи, пока я не превращусь в скелет? Или показать мне нечто до такой степени соблазнительное, что я не смогу устоять или захлебнусь слюной…
А может, всё гораздо проще? Просто у него там сидит кто-то, кто читает мысли, как этот Зорлез у герцога Навского, и он выпотрошит мою голову точно праздничного гуся? Тогда король узнает об Эске, о том, что я прячу ее и ни на ком другом всё равно не женюсь. О том, что я пью по ночам с Сетвином и вместо истории и географии читаю крамольные пьесы Гетруса, которые подсунул мне Альфин. И главное, о том, что у меня есть такие могучие сторонники, как Герцог Навский, Тимаский и Мезиа. И я их не отверг. Я промолчал, а это равносильно заговору.
Мысли мои были невеселые. Я понял, как далеко я уже зашел, не имея никаких доказательств. Или меня завели? Я готов пойти против своего отца. Я, которому не нужен престол, которому ничего не нужно было, кроме маленького дома, любимой жены, детишек и дела, которым можно заниматься с чистой совестью. Что стало со мной за каких-то три месяца? Я зол, я взвинчен, я несчастен и я готов на всё, как человек, которому нечего терять.
А может, всё еще проще? И не будет никакого испытания, никакой жуткой Красной комнаты, и всё это выдумки и сплетни?
В полночь я был у отца. Король стоял серьезный и неуловимо взволнованный, его вишневый костюм до такой степени был расшит позолотой, что превращал его в какую-то золотую статую.
— Мрачновато, — сказал он, оглядывая меня, — ну ничего. А меч ты зря нацепил, оставь, он тебе не понадобится.
Я послушно разоружился. Мы вышли через кабинет в маленькую заднюю дверь, не то чтобы потайную, но которой никто не пользовался. Отец шел впереди, я следом. Темные коридоры и лестницы уводили нас всё ниже и ниже, в подвал, в подземелье, к черту в преисподнюю, всё дальше и дальше. Мы шли около получаса, или это мне так показалось от волнения. Я не мог быть спокойным, как ни старался. Что-то должно было произойти несомненно.
Наконец отец, резко загремев в глухой тишине подземелья ключами, открыл обитую железом дверь и с протяжным скрипом отворил ее. Было душно и холодно. Мы попали в зал с низким потолком и стенами, обтянутыми малиновым шелком. В такой же малиновой обивке была и мебель. На столе стоял серебряный таз с водой. В ушах звенела одуряющая тишина.
— Садись, — полушепотом сказал король и указал мне на кресло.
Сам он сел рядом и повернулся ко мне. Лицо его было сурово и торжественно. У меня уже пересохло в горле, я готов был отхлебнуть прямо из таза.
— Не волнуйся, — усмехнулся он, — я не собираюсь тебя испытывать, я всего лишь собираюсь сделать тебе королевский подарок, я наделю тебя силой, которой никто кроме короля не обладает, ты достоин этого, ты мой наследник. Но сначала я должен кое-что тебе объяснить и наставить тебя на путь истинный. Ты блуждаешь во тьме и сам не знаешь, кто ты.
