Дэвид Коу - Правила возвышения
— Люди реагируют на Посвящение по-разному, — сказал Джегор джал Сенна, сидевший между Ксавером и графом Бринтешским. — И испытывают разочарование по самым разным поводам. Может статься, Тавис положил глаз на какую-нибудь девушку, а из пророчества Посвящения узнал, что женится на Бриенне. А возможно, он представлял себя более высоким или сильным, чем человек, которого показал камень. Скорее всего приступ уныния не затянется надолго.
Шона благосклонно улыбнулась мужчине-кирси. Джегора с женой посадили за стол как можно дальше от Явана, как сажали каждый год и как посадят через несколько дней, когда Шона с Яваном будут устраивать пир по случаю ярмарки. При всех своих достоинствах Яван имел и недостатки, главным из которых была предубежденность. Предубежденность против всех жителей других королевств Прибрежных Земель, против всех представителей других домов и в первую очередь против кирси. Он терпел беловолосых и даже проникся приязнью и уважением к Фотиру за многие годы знакомства. Но он по-прежнему решительно не признавал браков между кирси и инди. Шона же нежно любила Джегора и Орию и несколькими годами раньше наконец уговорила Явана пригласить их на пир и прочие празднества, устраивавшиеся в замке во время ярмарки. Но это было все, что она сумела сделать.
— Причина его разочарования не имеет значения, — резко сказал Яван. — Он должен был явиться в замок уже давно.
Но Шона наблюдала за Ксавером. Она знала своего сына лучше, чем кто-либо, а на Ксавера, похоже, заверения Джегора не произвели впечатления. А что, если пророчество действительно оказалось неблагоприятным? Что, если Тавис увидел смерть Явана или свою собственную? Она содрогнулась. Сначала происшествие в Галдастене, потом смерть Филиба, а теперь, возможно, и это. Казалось, Байан разгневался на них и обрек Эйбитар на несчастья.
Не то чтобы Шона действительно верила в подобные вещи. Она уже давно отдавала предпочтение монастырям перед храмами. Она поклонялась Ину, которому поклонялись также муж и сын, хотя Яван по-прежнему заходил в храм, расположенный на другом конце города. Он утверждал, что обязан делать это, что герцог должен знать жизнь и веру всех своих подданных, живут ли они при дворе или в деревне. Шона подозревала, что дело не только в этом. Но когда она потеряла второго ребенка всего за месяц до родов, Яван отпустил ее в монастырь. И там, в тишине своей кельи, наедине с собственным горем, она проклинала имя Байана. Вера вообще дело непростое, а древние верования продолжали жить — даже в сознании и сердце Шоны.
— Вам нехорошо, миледи?
Шона вздрогнула и посмотрела на Фотира, задавшего этот вопрос.
— Прошу прощения, миледи, но вы бледны. — Он улыбнулся. — Если мне позволительно судить о таких вещах.
Она улыбнулась в ответ, хотя у нее холодело в животе и мучительно ныло под ложечкой.
— Я… волнуюсь, — призналась она. — Из-за Тависа.
Он кивнул:
— Герцог тоже.
Кроме нее, лишь немногие так хорошо понимали истинные причины дурного настроения Явана. Мужу очень повезло с советником.
— По-вашему, у нас есть основания?
Казалось, кирси задумался.
— Возможно, — наконец сказал он. — Я бы так не подумал, если бы не слова молодого господина Маркуллета.
Шона уже собиралась ответить, когда ближняя дверь распахнулась и в зал неверной поступью вошел Тавис. При виде сына герцогиня испытала облегчение, но оно оказалось недолгим. У него были растрепанные волосы, налитые кровью глаза и опухшее, словно спросонья, лицо. Он был в простой рубашке и бриджах — не в таком одеянии сыну герцога следовало появляться перед гостями замка, приглашенными на обед. В руке он держал открытую бутылку вина.
Прислонившись к двери, Тавис поднес бутылку к губам и сделал длинный глоток. Потом, пошатнувшись, шагнул вперед и отвесил поклон отцу, едва не упав при этом.
— Прошу прощения, сэр. — У него сильно заплетался язык. — Похоже, я малость запоздал.
— Просто сядь на свое место, Тавис, — жестко сказал герцог.
— Конечно, отец.
Тавис прошел к столу, улыбаясь гостям. К счастью, обед носил сравнительно неофициальный характер. Все присутствовавшие на нем симпатизировали дому Кергов и могли отнестись к происходившему с пониманием. Будь это пир по случаю ярмарки… Шона на миг закрыла глаза, не желая даже думать об этом.
— Привет, мама, — бросил Тавис, проходя мимо нее. От него разило вином. Она ничего не ответила.
Тавис сел справа от герцога и принялся накладывать себе еду. Никто не произнес ни слова, но большинство гостей тактично смотрели не на него, а в свои тарелки.
Несколько раз набив рот, прожевав и проглотив пищу, Тавис наконец поднял глаза и обвел взглядом зал.
— Почему все молчат?
— Ты ешь, Тавис, ешь, — сказал герцог. — Не разговаривай.
Он потряс головой:
— Нет. Почему вы все молчите? Из-за меня? Из-за моего опоздания? — Он расплылся в улыбке и поднял бутылку. — Неужели из-за этого?
Яван выхватил у него бутылку:
— Довольно! Ешь и помалкивай!
— В чем дело, отец? Или я тебя позорю? Или я пятнаю славное имя Кергов?
Герцог уже открыл рот, чтобы ответить, но потом, видимо, передумал. Он улыбнулся, хотя Шона видела, что улыбка далась ему с трудом.
— Мы с твоей матерью как раз рассказывали гостям о письме, которое я получил сегодня от герцога Кентигернского. Мы с ним договорились о брачном союзе между тобой и его дочерью, леди Бриенной.
— Бриенна, — повторил Тавис с набитым ртом. — Я видел ее несколько лет назад, да?
Лицо Явана просветлело.
— Да, верно. Тогда тебе было десять, кажется.
— Такая жирная девчонка с голосом, скрипучим, точно ржавые ворота.
Герцог на миг прикрыл глаза, но быстро овладел собой и улыбнулся все той же натянутой улыбкой.
— Мы отправимся в Кентигерн сразу после Черной Ночи, чтобы отпраздновать помолвку. Полагаю, герцог устроит пышное празднество. Турниры, пиры, музыканты. Это будет вторая ярмарка.
— Похоже на бессмысленную трату времени, если вас интересует мое мнение, — промычал Тавис, снова набивая рот мясом.
— Что с тобой? — услышала Шона свой голос. — Это все из-за Посвящения?
Тавис закрыл глаза и невесело рассмеялся.
— Ах, мое Посвящение! Давай, мама. Спроси меня о моем Посвящении. Попроси подробно рассказать, что я увидел в камне.
Джегор осторожно кашлянул:
— Я минуту назад говорил вашим родителям, милорд, что Посвящение часто разочаровывает поначалу, но со временем…
Кирси осекся, когда Тавис снова засмеялся — сначала тихо, но потом все громче и громче, пока взрывы истерического хохота не запрыгали эхом под потолком зала.
