Стивен Эриксон - Дом Цепей (litres)
— Что, Жемчуг?
— Просто она уходит… — ответил он. — И кажется такой…
— Одинокой?
— Да. То слово, верно? До встречи, девочка.
Лостара почувствовала спиной дыхание Пути, а затем пустынная жара вернулась. Лостара заткнула большие пальцы за ремень и принялась ждать Тина Баральту.
Её бывший командир хотел бы забрать тело Ша’ик. Как трофей в память об этом дне. Он будет в ярости.
— Что ж, — пробормотала она, — вот такая беда.
Кенеб смотрел, как она приближается. Ни намёка на триумф, который он ожидал увидеть, не было заметно. Напротив, она казалась измотанной, словно уныние, которое приходит после всякой битвы, уже охватило её, — смертное оцепенение души, что вызывает мрачные раздумья, поднимает воинство вопросов, на которые нет и никогда не будет ответов.
Она убрала меч, не очистив клинок, так что кровь Ша’ик извилитой струйкой текла по простым ножнам.
Тин Баральта проскакал мимо адъюнкта — к телу Ша’ик, видимо. Если он и сказал Тавор что-то на ходу, та не ответила.
— Кулак Блистиг, — объявила адъюнкт, когда подошла ближе, — вышлите разведчиков к укреплениям «Живодёров». А также отряд стражи сюда — Когти доставили нам Корболо Дома.
Ага, вот что принёс тот человек. Кенеб вновь покосился туда, где произошла короткая схватка. Теперь там стояла только женщина — над телом предателя-напанца, лицом к Тину Баральте, который, не слезая с коня, кажется, устраивал ей форменную выволочку. Но даже с такого расстояния Кенеб почему-то понял, что красноречие Баральты ни к чему не приведёт.
— Адъюнкт, — проговорил Нихил, — нет нужды посылать разведчиков. Все «Живодёры» мертвы.
Тавор нахмурилась:
— Объясни.
— Призраки Рараку, адъюнкт.
Бездна добавила:
— И духи наших погибших. Мы с Нихилом… оказались слепы. Мы позабыли, как… до́лжно видеть. Тот пёс, адъюнкт. Пёс по кличке Кривой. Он должен был умереть у ног Колтейна. У Паденья. Но какие-то солдаты спасли его, исцелили раны.
— Пёс? О чём вы говорите? — раздражённо спросила адъюнкт, впервые выказав свой гнев.
— Кривой и Таракан, — пояснил Нихил. — Лишь эти два создания — из всех, что от начала до конца прошли «Цепь» с Колтейном, — по-прежнему живы. Две собаки.
— Неправда, — твёрдо сказал Темул из-за спин виканских колдунов. — Эта кобыла. Она принадлежала Дукеру.
Нихил полуобернулся и кивнул, принимая поправку, затем вновь обратился к Тавор:
— Они вернулись с нами, адъюнкт…
— Собаки.
Колдун кивнул:
— И духи погибших. Наши призраки, адъюнкт, пришли с нами. Те, что пали с Колтейном в конце. Те, что погибли на деревьях Арэнского тракта. И, шаг за шагом, являлись другие — оттуда, где настигла их смерть. И с каждым шагом, адъюнкт, наша армия возмездия… росла.
— И вы ничего не почувствовали?
— Скорбь ослепила нас, — ответила Бездна.
— Прошлой ночью, — сказал Нихил, — ребёнок, Свищ, разбудил нас. Привёл на гребень, чтоб мы узрели пробужденье. Целые легионы, адъюнкт, что маршировали по этой земле сотни тысяч лет назад. И распятая армия Пормкваля, и легионы Седьмой на фланге. Три истреблённых клана виканцев — на другом. И остальные. Множество духов. Во тьме прошлой ночи, Тавор, здесь ярилась война.
— Потому, — с улыбкой добавила Бездна, — ты оказалась права, адъюнкт. Во снах, что преследовали тебя с самой первой ночи этого похода, ты узрела истину, которой мы не разглядели.
— Однако она никогда не была бременем, — проговорил Нихил. — Ты не тащила за собой «Собачью цепь», адъюнкт Тавор.
— Правда, Нихил? — бросила она с ледяной, кривой усмешкой на тонких губах и отвернулась. — Столько призраков… лишь для того, чтобы перебить «Живодёров»?
— Нет, адъюнкт, — ответила Бездна. — Были и другие… враги.
— Дух Кулака Гэмета присоединился к нашим призракам, — добавил Нихил.
Глаза Тавор резко сузились.
— Вы его видели?
Оба виканца кивнули, и Бездна добавила:
— Свищ говорил с ним.
Адъюнкт бросила на Кенеба вопросительный взгляд.
— Его иногда очень тяжело отыскать, — пробормотал капитан, пожимая плечами. — Что до разговоров с призраками… ну, паренёк… как сказать… такой странный, что и это может быть.
Адъюнкт тяжело вздохнула.
Краем глаза Кенеб заметил движение и повернул голову: к ним ехал Тин Баральта — в сопровождении двух солдат в изодранных лохмотьях. Оба небриты, волосы длинные и спутанные. Скакали оба на конях без сёдел.
Кулак натянул поводья. Лицо его потемнело от гнева.
— Адъюнкт! Коготь украл тело Ша’ик!
Кенеб заметил, что женщина тоже приближается — пешком, осталось ещё два десятка шагов. И выглядела она… довольной собой.
Тавор проигнорировала заявление Тина Баральты, разглядывая двух оборванных солдат.
— А вы кто? — поинтересовалась она.
Старший их двоих отдал честь:
— Капитан Добряк, адъюнкт, Ашокский полк. Нас держали в плену в лагере «Живодёров». Меня и лейтенанта Пореса.
Кенеб вздрогнул, затем наклонился в седле. Да, узнал, хоть и грязный же…
— Капитан! — грубовато поприветствовал он Добряка.
Тот прищурился, затем скривился:
— Кенеб.
Тавор откашлялась, затем спросила:
— Только вы двое остались из всего полка, капитан?
— Никак нет, адъюнкт. По крайней мере, мы думаем, что…
— Позже расскажете. Идите, приведите себя в порядок.
— Есть, адъюнкт.
— Но сперва — ещё один вопрос, — сказала она. — В лагере «Живодёров»…
Добряк невольно сотворил охранное знамение.
— Дурная ночка там выдалась, адъюнкт.
— У вас шрамы от кандалов.
Добряк кивнул:
— Ровно перед рассветом явилась пара «мостожогов» и выжгла замки.
— Что?!
Капитан жестом приказал лейтенанту идти за собой и бросил через плечо:
— Не волнуйтесь, они уже мёртвые были.
И оба поскакали в лагерь.
Тавор встряхнулась, затем обратилась к Кенебу:
— Вы с ним знакомы? Это вызовет проблемы, капитан?
— Нет.
— Хорошо. Значит, он не обидится, что вас произвели в Кулаки. А теперь скачите к своему легиону. Мы последуем за бегущими племенами. Даже если придётся весь континент пересечь, я их загоню в угол — и уничтожу. Когда я закончу, от этого мятежа останется только пепел на ветру. Вы свободны, Кулак Кенеб.
— Есть, адъюнкт.
Он подобрал поводья.
— Оружие к бою! — внезапно рявкнул Темул.
Все обернулись и увидели всадника, галопом несущегося с холма, на котором утром стояла Ша’ик.
