Джон Майерс - Серебряный Вихор
Взошла луна, и мне стало казаться, будто в чаще кто-то шевелится. Мало-помалу я убедился, что не ошибаюсь. Из зарослей — весь в лунных пятнах и оттого похожий на картинку-загадку — появился лев.
Вовсе не радуясь разрешению загадки, я замер на месте. Ветер дул в мою сторону, и я знал, что если не буду двигаться, лев мною не заинтересуется. Но опасность все же существовала. Лев медленно ступил на поляну. Лунный свет озарил его с головы до пят. Живот льва круглился; зверь неспешно переставлял свои тяжелые лапы. Страх мой уменьшился: это был толстый, ленивый царь зверей, совершавший прогулку после сытного ужина.
Однако зверь не забывал об осторожности. Проходя мимо меня, он замер, подняв переднюю лапу. Это была классическая львиная поза. Но он недолго оставался недвижим: какое-то существо тихонько подкралось к залитому луной сановитому львиному тылу. Существо это принадлежало, скорее всего, человеческой породе. Насмешник так умело подражал львиной царственной походке, что я невольно усмехнулся. Лев мягко вильнул хвостом. Незнакомец, оттянув хвост в сторону правой рукой, левую резко выбросил вперед. Я не видел, что он держал в руке. Впрочем, тот, кто в детстве забавлялся втыканием булавок в известного рода выпуклости, заполняющие ячейки гамака, без труда узнал бы это движение. Но ни один из любителей подремать в гамаке не оправдал бы ожиданий проказника в столь полной мере, как этот лев. Он и завыл, и зафыркал, и зарычал. При этом он прыгал, вертелся волчком и бил лапами по воздуху. Его мучитель оказался достаточно проворен, чтобы успеть при жизни насладиться исходом шутки. Не успел лев обернуться, как он уже растянулся за островком папоротников рядом со мной: я мог бы даже пнуть его ногой, если бы захотел. Но у меня не было ни малейшего намерения рисковать, пока зверь все еще бесновался. Он колотил лапами по воздуху, словно пытаясь достать врага, которому бы мог отомстить сполна. Разок-другой он, подпрыгнув, крутанулся, желая убедиться, что позади него никого нет. Наконец, устав воевать с собственной тенью, он издал оглушительный рев и скрылся в зарослях.
Едва лев исчез, его обидчик предался необузданному веселью. Он катался по земле, взбрыкивая ногами, и едва не задыхался от хохота. И мои плечи тоже тряслись. Все, что случилось, было в самом деле уморительно, к тому же нервы мои щекотала доля примешанного к этой комедии смертельного риска.
Осознав, что лев уже не сможет меня услышать, я без стеснения прыснул со смеху.
— Прекрасное хобби, приятель, — польстил я затейнику, — но на жизнь этим не заработаешь.
Мой сосед так и вздрогнул от неожиданности. Подскочив, он завис над землей, немного отпрянув от меня, — не понимаю, как ему удалось это сделать. Впрочем, он тут же вновь плюхнулся на траву.
— А я его заставил разговориться, верно? — захихикал он. — Хорошо я его пощекотал.
Мы находились в тени, но видел я незнакомца достаточно отчетливо. Это был коротышка с непомерно большой головой и широкими плечами. Судя по очертаниям его башки, волосы у него были густые и спутанные. При этом уши — странные уши, надо сказать, — выступали из шевелюры торчком.
— Чем же ты его кольнул? — полюбопытствовал я.
— Преотличным терновым шипом, длиной в три дюйма. Вогнал его в ножны по самую рукоятку… А горячий у него нрав, верно?
Я вспомнил, с какой яростью крутился и махал лапами лев.
— Да, несколько вспыльчив, — согласился я. — Но не сократят ли тебе жизнь подобные шутки?
Он фыркнул.
— Ты имеешь в виду этот спектакль? Уверяю тебя, меня немногие переживут.
— Значит, люди в этих краях рано умирают.
— Вовсе нет. — Он сел, обхватив колени. — Жизнь моя измеряется не годами, а столетиями. Я здесь главный старожил.
— Горько, наверное, быть сиротой, — посочувствовал я ему. Если длинную небылицу делить пополам, в одной из половинок, возможно, сыщется немного правды. — Если ты и в самом деле древнейший из коренных жителей, — продолжал я, — ты, наверное, подскажешь мне, как добраться туда, куда я направляюсь. Кому я ни называл это место — никто о нем ничего не знает.
— Если и я о нем ничего не знаю, то его просто-напросто не существует, — заявил балагур. — Вся эта страна знакома мне до боли — не хуже, чем львиному заду — терновый шип. Спрашивай о чем угодно. Мне хорошо известен рацион Гери и Френки; известно и то, что делал Джек Уилтон в доме Понтия Пилата. Я знаю, как Дагда нарек свою арфу и на какую ставку играл Сетна. Я знаю, с кем связался Куварбис и почему у Ильмаринена было много хлопот со второй женой. А что тебя интересует?
— У меня назначена встреча с приятелем — если он еще жив, конечно, — в Хеороте. Известно тебе такое название?
— Мне? — фыркнул он. — Ты бы еще спросил, известно ли мне, о чем мечтают незамужние девушки. Нет-нет, вовсе не о том, о чем ты подумал. Что ж, если ты хочешь попасть в Хеорот…
Я ничего не слышал, но он вдруг вскочил на ноги:
— Тсс! Мне подают сигнал. Я должен улепетывать во все лопатки.
— Эй, ты, колдун! Погоди!
Расстаться со знающим проводником, который прервал речь на полуслове, — это уже слишком! Я попытался схватить его, но он был уже далеко.
9. С проводником и без проводника
Когда досада утихла, я лег, но сон не шел ко мне. Все в природе словно сговорилось, чтобы отогнать от меня дремоту. Воздух был мягок, как дыхание женщины. В журчании ручья мне слышались девичий говор и смех. Листва шуршала, будто шелковые юбки. Папоротники в лунном свете были похожи на золотистые локоны. Камень, залитый луной, был округл и гладок, как обнаженное плечо. Я недовольно приподнял голову.
Слишком уж здесь было беспокойно для укромного лесного уголка. Послышались шорох листвы и потрескивание веток. Кто-то снова шел сюда. И не один, а двое… Сначала голоса звучали неразборчиво, но вскоре я мог отчетливо слышать каждое слово.
— Подожди! — умолял мужской голос. — Любимая моя… Вот несчастье! Ты не хочешь даже выслушать меня!
Девушка, которая шла впереди, отпрянула в сторону.
В надежде, что это Розалетта, я вскочил на ноги. Да, это была она! Мне оставалось только сесть и забыть о чужих делах.
— Отчего ты так переменилась? — спросил мужчина, догнав ее. — Чем ты недовольна?
— Твоим существованием, — резко бросила она. Влюбленные ушли, препираясь. Я с нетерпением ждал новых событий: быть может, снова вернется укротитель львов? Так оно и случилось.
Вскоре я услышал, как девушка бежит обратно. Вся в слезах, она не разбирала дороги. У меня на глазах она споткнулась и упала.
— Ах, Окандо! — сквозь рыдания простонала она. — Как мог ты меня так обидеть!
— Розалетта! Что случилось? — воскликнул я, устремившись к ней. Она плакала столь безутешно, что даже не поинтересовалась, кто я такой.
