Михаил Успенский - Время Оно
– Был! – сказал неклюд. – Он-то меня и сумел превозмочь – я ведь от Невзора и людей его беды не ждал. Приготовиться не успел...
– Говори, говори, – сказал Жихарь. – А потом меня послушаешь.
– Да чего говорить-то? Усадил я его за стол честь по чести, начал расспрашивать, как да чего. Он бекает, мекает, но рассказывает. С виду все вроде бы складно, только как бы с чужих слов... То вдруг про себя начинает говорить «он», то еще что-нибудь... Многого вовсе не помнит, затрудняется... То возьмет и перепутает все на свете... Только хотел я ударить кулаком об стол да гаркнуть, чтобы не темнил, как вдруг этот упырь в черном-то плаще произнес заклятие... Тут на меня Невзоровы заплечники и накинулись. Невзору было нужно золото, а тому упырю такое, о чем я тебе и сказать не могу, – это дела не богатырские, а чернокнижные. Подвесили меня на потолочную балку, стали спрашивать. Каленым железом прижигали, ломом колотили... Ну, перед тем как язык проглотить и задохнуться, я успел-таки пару слов сказать. Одного об стенку расшибло, а тут и вся изба занялась. А дальнейшего не помню.
– Зато я все помню, – сказал Жихарь. – Ну, то есть не все, а что положилось в память, застряло там накрепко. Слушай, дедушка, и верь мне, как поклялся.
И стал рассказывать долго, до самых мелких подробностей, что с ним произошло, когда переехал он на коне Ржавом протоку и двинулся в гору. Ничего не утаил: ни побед своих, ни поражений, ни встреч с добрыми друзьями, ни схваток с врагами. Рассказал и про Гогу с Магогой, и про Безымянного Принца, и про Соломона с Китоврасом, и про адамычей, и про путешествие в страну страшных ментов, и про варкалапа, и про цыгана Мару, и про бабье царство, и про драбаданских колдунов. Если бы случился при Жихаре в тот миг скороспешный писарь (говорят, есть такие на свете), то успел бы он записать книгу о Жихаревых подвигах толстую-претолстую, не чета той, что у княжны Карины на полке пылилась. Потому что было бы в ней и описание обратного пути, на котором приключений и подвигов тоже хватило.
Одного не мог поведать Жихарь – что они с Принцем и Лю Седьмым делали после встречи с Мироедом. Видно, так это и пребудет в тайне до скончания времен.
Когда горло пересыхало от речей, богатырь прихлебывал воду горстью прямо из реки. Старый Беломор слушал внимательно, не перебивал – только уточнял кое-где обстоятельства, после чего согласно кивал.
Длинен был летний день, но и у него не хватило терпения выслушать богатырские речи до конца. Солнце притомилось и пошло ночевать к себе за окоем.
– Шабаш, – сказал наконец Беломор. – Ложкой море не вычерпать, хотя бы и золотой. Если даже ты самозванец, разницы нету. Хоть до тебя никто на свете не додумался отдавать славу свою в заклад. Но и выдумать ты сам этого не мог. А поверить тебе до конца я смогу лишь тогда, когда ты сам эту славу свою по чести выкупишь – не обижайся...
– Да я и не обижаюсь, – сказал Жихарь. – Сам виноват.
– Вот это правильно, – сказал волхв. – Человек – не дерево и не зверь, он сам всегда в своих бедах виноват. Если бы все это понимали, жизнь устроилась бы на свете вполне прекрасная. Нынче уже не время по кругу ходит, а сами мы ошибки свои же повторяем и множим... Вставай, пойдем в избу – я чаю, она там без нас уладилась.
И вернулись они в избу, и убедился Жихарь, что уладилась изба – стояла, как прежде, убогая снаружи и обширнейшая внутри. То, что огонь пожрал безвозвратно, изба выбросила за порог, а то, что в дело годилось, было восстановлено в прежнем виде. Даже та поганая кадушка, что выносила мусор своим ходом. Пришлось же ей нынче побегать!
Только запах дыма остался, напоминая о злодеях и грядущей над ними расправе.
– Ты, дедушка, их не трогай, – сказал богатырь. – Моя вина, мой и расчет. Принесу я тебе ихние головы, не сомневайся.
– Жрать-то как охота! – внезапно сказал Беломор. – Вот же изверги – горели, а все съестное подчистую унесли...
– Дело военное, – пожал плечами Жихарь. – Дружина и должна чужим добром жить. Хотя, честно сказать, я после восприятия Святогоровой силы должен питаться усиленно, а то ослабею...
– Не ослабеешь, – сказал неклюд. – Вот я в погребе пошарюсь...
Пошарился он там на славу – в прежний-то раз ведь томил богатыря травами да медом. А тут нашлись и копченые окорока, и ковриги совсем свежего хлеба, и раки вареные, и огурцы соленые... Даже Мозголомная Брага выявилась без всяких намеков – значит, поверил старик, лучшего доказательства и не надо!
– Как это у тебя хлеб хранится? – спросил Жихарь. – Или недавно тесто творил?
– Давно тесто творил, – ответил Беломор. – Для хлеба у меня особая безвременная полка имеется...
На какое-то время они забыли и о Жихаревой судьбе, и о судьбах мира в целом – чокались уцелевшими кружками, жевали от души, сосредоточенно. Здравица над столом летала лишь одна: за здоровьице! А чего еще воскресшему покойнику желать?
– Ты не меня спас, – объяснял Жихарю захмелевший мудрец. Видно, воскрешенный – тот же младенец, ему немного надо. – Ты весь мир спас, потому что зрю новую ему угрозу, а нынче перед собой даже избавителя зрю...
– Да блин поминальный! – воскликнул богатырь и даже отставил в сторону полную кружку. – Я же его вроде бы наладил как надо, а ты снова про избавление толкуешь... Сколько можно? Что, кроме меня, на свете и героев не осталось? Я сто раз под смертью ходил, а ныне в безвестности пребываю...
– Настоящие герои всегда пребывают в безвестности, – слабо утешил его старец. – Такая, видно, уж у них планида. А что это у тебя на груди за идолы наколоты? Так, с лысым-то все понятно, а другой кто? Уж не сам ли Мироед?
Тут Жихарь вспомнил, что в страшном том ущелье разукрасил ему неведомо кто все тело синими рисунками и надписями.
Он на всякий случай спрятал босые ноги подальше под стол, потому что на ногах, на взъемах ступней, тоже было кое-что наколото.
Левая ступня синими буквами громко жаловалась: «Ноженька моя, ты устала!» Правая ступня была куда бодрей, поскольку и надпись на ней была задорная: «Наступи менту на горло!»
– Может, и Мироед, – сказал Жихарь. – Он ведь умеет принять любое обличье. Я-то надеялся до тебя добежать в одно время с Невзором. Устроил бы ты нам с ним очную ставку, тут бы вся правда наружу и вылезла... Он ведь про славный поход только то знает, что в книжке у княжны прямо написано, а про цель...
Он подсел поближе к старику-волхву и нашептал на ухо такое, что Беломор чуть под стол не съехал.
– И как мы на Змее Мировом кувыркались, он не знает, и как я Золотую Ложку утопил, – продолжал богатырь уже полным голосом. – Не говоря про обратный путь. Эх, как жалко ваджру мою, какая она была полезная! Мудрый Лю меня, правда, утешил, что вернется она ко мне в ином обличье, да только где и когда?
