Ева Софман - Та, что гуляет сама по себе
Которые, казалось, в какой-то момент вдруг двинутся навстречу друг другу и…
"Спокойно, Таша. Это нервное. Нормальный лес. Нормальный вечер".
"…а на деле ни то, ни другое, — хмыкнула Таша внутренняя. — А если он не вернётся? Если…"
"Вернётся. Просто… я верю ему".
"…вера, вера… А вот почему ты ему просто веришь?"
Таша отвела прядь волос с личика Лив. Достала из сумки фляжку и смочила губы сестры. В этом не было особой нужды, конечно, но… надо же было что-то делать.
"…когда ты доверяешь свою жизнь незнакомому человеку, когда, стоит тебе взглянуть в его глаза, ты забываешь все возражения и сомнения, когда рядом с ним тебе так спокойно… Почему?"
А если… припомнить прочитанное — о тварях, которые умеют очаровывать, которые питаются твоими силами…
Ночница? Не подходит, эти всегда являлись в облике женщин. И преимущественно — к мужчинам.
Лидерц? Нет, это всего лишь ходячий труп. Вриколакс. Погибшие возлюбленные, восставшие из мёртвых — благодаря безумному желанию живых. И, честно говоря, Таша всегда удивлялась, как героини историй с участием лидерцов не замечали некоторой странности происходящего: сначала твой любимый пропадает без вести, потом возвращается не пойми откуда, выдёргивает тебя из постели и посреди ночи тащит на "вашу свадьбу". При этом от него несёт тленом, он двигается с трупной одеревенелостью и говорит так, будто его горло забито землёй. А, да, и одна его нога оканчивается гусиной лапкой. Кажется, чтобы всего этого не заметить, нужно быть либо полной дурой, либо безнадёжно влюблённой… Хотя, наверное, эти два понятия можно было считать синонимами — так как первое часто являлось следствием второго.
"…а ведь он хромает…"
"Проехали".
Суккубы… нет, тех, что принимают облик мужчин, зовут инкубами…
Хотя вообще-то во всей этой версии с какой-нибудь ночной тварью было парочка, — а то и больше, — маленьких "но".
Первое: то, что чувствовала Таша по отношению к дэю, не имело ничего общего с теми эмоциями, которые, по идее, должна испытывать жертва подобных… малоприятных субъектов. Честно сказать, Таша вообще затруднялась сказать, какие чувства она испытывает. Что-то вроде непрестанного удивления в гремучей смеси с подозрительностью… Что там греха таить, — с недоверием. Но недоверием не к нему в целом — а к тому, что сможет помочь.
Второе: эти твари обычно не отличались терпением. И деликатностью они вроде тоже не славились — так что вряд ли инкуб стал бы вежливо дожидаться, пока Таша спасёт сестру. Своё намерение он осуществил бы на первом же привале.
Третье… Таша слышала, что инкубы обольщали монашек — но чтобы они сами принимали облик священнослужителей…
"…а, может, у этого своеобразное чувство юмора?"
Ну, и четвёртое… Собираясь очаровывать пятнадцатилетнюю девчонку, принимать облик кого-то, годящегося ей в отцы, крайне неразумно. В таком возрасте девушки поголовно мечтают о ком-нибудь юном, златокудром и синеглазом, желательно с короной, белым конём и прочими прелестями всех себя уважающих сказочных принцев…
А Таша, — к своей некоторой досаде, — исключением не была.
Таша в задумчивости полезла в сумку. Вопросов становилось всё больше, а ответов упорно не находилось. Нет, они вроде как находились, но сразу же ускользали, как… маринованные грибы. Только поднесёшь вилку — а они удирают от тебя на другой конец тарелки. Скользкие, заразы.
Но вкусные…
Таша сглотнула, наконец нашарила то, что искала, и заодно извлекла из сумки очередную лепёшку. Она только что вспомнила, что не ужинала.
Спустя некоторое время дэй вернулся с охапкой хвороста, извлёк из сумки трутницу, и костерок благополучно запылал. Тьма вокруг враз стала ещё темнее…
…но тревога и страх отхлынули, стоило Таше услышать шелест его одежд.
— Ешьте, — Таша протянула дэю одну из двух оставшихся лепёшек, — я видела на Пустоши, вы свои доели.
Тот протирал меч заботливо припасённой тряпочкой:
— У меня ещё есть хлеб.
— Это вы тот кирпич называете хлебом?
— А разве хлеб не может быть в форме кирпича?
— Может, но я имела в виду вкусовые качества и… как это… ну, твёрдость, в общем. Не пробовала, конечно — но на вид самый что ни на есть кирпич.
— У вас у самой немного осталось.
— У меня ещё каравай белого и буханка ржаного хлеба.
— И откуда у вас на кухне столько выпечки нашлось?
— Я люблю печь. И ещё у меня мясо есть…
— Увы, вынужден отказаться. В этом месяце мы едим только рыбу.
— А хлеб?
— Ну, — дэй, вздохнув, отложил меч и протянул руку, — раз вам так хочется переводить на меня свои припасы…
Таша смотрела, как он ест. Неторопливо, тщательно прожёвывая, глядя куда-то в огонь.
— Вы всё про меня знаете, да?
Он поднял взгляд. Проглотил. Подумал.
— Смотря, что вы имеете в виду.
— Кто я.
— Трудно определённо сказать про людей, кто они. У каждого человека множество… определений. И у нелюдя — тоже.
— Ну и тогда почему бы сразу не сказать, что знаете?
— Вас интересовало, знаю ли я всё о том, кто вы. А пока я могу сказать только то, что вы оборотень, и с одной стороны ваши предки — князья, с другой — короли, а сами вы считали своей семьёй сидроделов. Насчёт остального есть догадки, но, чтобы говорить уверенно, в них вначале надо убедиться.
— Остального?
— "Хороший человек", к примеру — тоже определение. Ну, или "хороший оборотень", — он отправил в рот последний кусок. Отряхнул руки, полез в сумку за фляжкой. — Благодарю за угощение. Хлеб просто замечательный.
— Правда понравилось? — уголки губ самопроизвольно растянулись в улыбке.
— Вам серьёзно стоит задуматься о том, чтобы открыть пекарню.
— Да? Хм…
Клирик уже убирал фляжку обратно.
— Стоит подумать о том, что нам делать дальше, — он вновь взялся за меч. Таше казалось — для успокоения.
— Нам?
— Когда спасаешь кому-то жизнь, берёшь за него ответственность. А бросить вас, когда вам некуда идти — преступление.
— Почему некуда? У нас же есть…
— О вашем возвращении домой мы уже говорили. О его невозможности. Не думаю, что они успокоятся прежде, чем найдут вас.
— Или прежде, чем умрут.
— Умрут по воле Богини, а не нашими стараниями. Ни вы, ни я — мы не будем обагрять руки кровью. Нам Кристаль Чудотворной завещано "не убий" — помните?
Таша хмуро кивнула:
— И что вы предлагаете?
— Спрятаться.
— Мы не сможем всё время прятаться.
— Всё время нам и не придётся. А даже если пришлось бы — это легче сделать, чем вы думаете. Особенно с верой в защитный круг.
