Русалочья удача. Часть 1 (СИ) - Рубцова Налия

– Нет-нет, Финистовым пламенем клянусь, нет! Ничего такого!

– Уверен?– Купава наклонила голову, глядя ему в глаза. – Смотри, а то все твои беды могут быть от этого.

– Нет! Что вы, Купава… Не знаю, как вас от отчеству…

– Росевна,– быстро нашлась Купава.

– Купава Росевна, на Святой Книге могу поклясться, что ничего я у русалки не брал! Не находил!

Купава взглянула в круглые, отчаянные глаза мальчишки и решила ему поверить.

– Верю, верю, не переживай ты так, – сказала она. – Теперь про сестёр расскажи. Они у тебя были, но умерли? Утонули?

– Трое было, но умерли до моего рожденья, – сказал Серафим. – Не, не утонули. Хворали. Одной десять вёсен было, а двое даже до году не дожили. Бабы говорят, что это всё потому что отец мою мать не любит… И поэтому я такой болезный уродился.

Он шмыгнул носом. Купава потрепала его по голове. Наверное, нужно было сказать что-то утешительное, но она недостаточно хорошо разбиралась в отношениях живых, чтобы раздавать советы.

– Отец говорил, что ты спишь плохо. Что же тебе снится? – спросила она.

– Ничего не снится. Голос русалки слышу. Ходит вокруг дома, зовёт… «Братик, братик!» Может, мерещится, не знаю, мать этого не слышит, – мальчик зябко передёрнул плечами. – Холодные ж у вас руки, Купава Росевна…

Купава поспешно спрятала руку за спину и сказала:

– Ну, прекращаю тебя пытать. Давай-ка до дома доведу. А то вдруг русалка подкараулит,– и подмигнула, чтобы не обижался.

***

Купава пересказывала разговор с Серафимом, гордая собой как собака, которая притащила палочку.

– Сегодня ночью мы переночуем у Мироновича, – сказала она. – Подкараулим русалку. Ты её схватишь, и мы её расспросим.

– А если она не захочет отвечать? Ты готова к тому, что её придётся пытать? – спросила Горислава.

– Уверена, до этого не дойдёт, – сказала Купава. Горислава её уверенность не разделяла.

– А если это могучая русалка и она убьёт кого-то из нас? Или даже нас обеих? – спросила Горислава.

– Да что ты!– Купава беззаботно махнула рукой.– То я русалок не знаю. Мы не такие уж сильные, просто быстрые. К тому после смерти старшей сестры Серафима прошло десять вёсен. Где ей за это время мудрости набраться? Из русалок, которых я знаю, только пара умела колдовать, и обе помнят ещё Богонравного. Одна меня и научила штучкам с туманом.

– Поверю тебе на слово, – вздохнула Горислава. – Но как сестра Серафима умудрилась превратиться в русалку? Ни одна из них ведь не утонула.

– Не знаю… Может, старшая захворала, искупавшись в речке? – Купава пожала плечами. – Может быть, так тоже можно стать русалкой? Как думаешь?

– Ну, если ты не знаешь, то откуда мне-то знать! – фыркнула Горислава. Она рассматривала свои руки. После сытного обеда раны, полученные в драке с Хургой, прекратили болеть – значит, зажили. Но вот ноготь на указательном пальце по-прежнему был чёрный от кровоподтёка. Горислава сжала подушечку пальца: больно не было. Да что это за синяк такой странный?!

– Вот её и спросим, – сказала Купава.

Но Горислава решила для начала спросить у живого человека.

– У Серафима были старшие сёстры. Как они умерли? – задала она вопрос Макарии. Купава, наверное, постаралась бы смягчить жестокие слова, но Горислава была из другого теста – и спросила сразу в лоб.

Макария опустила голову. Стали видны глубокие морщины в уголках глаз и рта.

– Первенец мой, Настенька, была такой же болезненной, как Серафимушка, – сказала она тихо. – И непослушной. Бегала в дождик и простыла. Сгорела за одну ночь в лихорадке, восемь лет ей было, травяные отвары ничего не смогли сделать,– она вытерла глаза краем передника.– Потом были… Зоя и… Наталья. Думала их так назвать… Но умерли они быстро, и недели не прожили – даже посвятить Финисту не успели, а значит, имён у них, почитай, нет… – она перевела дыхание. – А у вас какое имя? Церковное имя. Хочу, чтобы поп вас в молитве за здравие и счастье упомянул, но ведь «Горислава»… Его в Именнике нет.

Горислава поморщилась. Большинство сиверцев носило два имени – домашнее и церковное, которое давали на посвящении Финисту. Церковные брал поп из особой книги – Именника, в то время как домашнее давали родители кто во что горазд. Четвертака, например, назвали так потому что он был четвёртым сыном в семье. По правилам, домашнее имя должны были использовать дома и среди друзей, а церковное – во время служб и молитв. На деле же порядок постоянно нарушался: какие-то родители подносили попу подарок, чтобы он нарёк ребёнка домашним именем славного пра-пра-прадеда – например, Кречетом или Волком, другие предпочитали сразу дать церковное имя, какое понравилось, а третьи церковное забывали сразу после посвящения.

Как Горислава. Церковное имя был ей совсем чужим. Оно принадлежало не ей, а какой-то южной святой, которую долго расчленяли. Эту историю рассказал отец Лавр, и после этого Горислава вообще прекратила отзываться на церковное имя, не хотела привлечь злую судьбу.

Но сейчас пришлось вспомнить – раз спрашивают.

– Серафима,– сказала она Макарии. – Как вашего сына.

Нет, не любила она церковные имена. По ним было непонятно, что они значат, и почему человека так назвали. «Серафима» – сера с фимиамом напополам, что ли? А «Горислава» – сразу понятно. От «гореть». И от «горе». Мать её всегда так называла – «Горе», «Горюшко», когда Горислава напроказничает…

– А церковное имя сестры вашей, Купавы, как будет? – спросила Макария.

Горислава не смогла подавить усмешки.

– А за неё молиться не надо, она и так здоровее всех живых, – сказала она.

***

Укрытое ясным звёздным небом, Осиново спало. Изредка от тёмной Камышовки долетал плеск рыбы. Горислава сидела за поленницей, поглаживая рукоять ножа. Ей так было спокойнее – пусть даже она не собиралась доставать его из ножен в эту ночь. В другой руке была рыболовная сеть: именно она должна была стать основным оружием против русалки. Такая же была у Купавы, притаившейся на ближайшей берёзе.

Сейчас эта затея казалась идиотизмом. Днём Купава заразила Гориславу своим энтузиазмом, своим нытьём на тему того, что если она не будет помогать людям, то превратится в гнилого мертвяка – но сейчас змеиня жалела, что не дала русалке подзатыльник и на правах старшей сестры не потащила дальше. Мерзни теперь, как идиотка, ожидая незнамо чего… Горислава развлекалась тем, что подбирала выражения, какими она утром выскажет Купаве всё, что думает о её придумках, когда краем глаза заметила движение.

Светловолосая девочка лет десяти перелезала через плетень. Перелезала ловко – но лёгкости движений русалки не чувствовалось. Что ж это, просто смертный пугает Серафима? Злая шутка кого-то из соседей? Но приглядевшись получше, Горислава убедилась – то, что сейчас бесшумно двигалось к дому, простым смертным не было. Кожа была мертвенно бледной, в глазах горели зеленоватые огоньки, а подол рубашки, из-под которого выглядывали босые ступни, рваный и грязный. Незнакомка имела вид такой, будто только что выкопалась из могилы!

И вряд ли «будто». У Гориславы сердце в пятки ушло, когда девочка вдруг остановилась у поленницы и огляделась. Втянулась носом воздух, будто принюхиваясь… Нет, к чёрту это «будто», она принюхивалась! Вспотевшие пальцы сжали рукоять ножа, а в груди вспыхнул огонь, побежал по жилам. И вовремя: девочка прыгнула, как кошка, и в миг оказалась на поленнице. Лицо – глаза горят гнилушками, из-под губ видны звериные клыки – отороченное белыми космами, повисло над Гориславой. Удар сердца – и змеиня выкатилась во двор, обнажая нож.

– Горька, берегись! Это не русалка!

Окрик Купавы опоздал. Хорошо, что огонь в жилах не опоздал – когда девочка бросилась на неё, тело само самой кинулось в сторону, так что когти нежити только оставили глубокие борозды на стене сарая. Да, когти, чёрт побери, у девчонки вдруг выросли огромные когти, каких даже у зверей не бывает! И всё же оклик Купавы отвлёк мертвячку: она обернулась к берёзе – но русалка была уже на крыше сарая, и швырнула сеть точно на девочку.