Лана Тихомирова - Особый соус для героя
Виктор стал, молча и медленно развязываться. Я и интересом за ним наблюдала.
- А что это была за… - я не знала, как закончить предложение.
- Асана, - мрачно закончил Виктор, - Тебе не нужно знать. И потом не стоит жаловаться, что я слишком депрессивен последнее время. Ты думаешь, что со мной творится что-то не то. Вместо того, чтобы побыть рядом со мной, ты шляешься по гостям со своим доктором, - мрачно проговорил он.
- Солнышко, я… - начала я и сдулась, мне нечего было возразить, но раздражение засело.
Виктор прошел в комнату и сел за синтезатор, смотрел на него почти с отвращением, положил руки на клавиши, но так и не стал играть. Руки отдыхали на клавишах некогда верного и любимого друга.
- Прости, пожалуйста. Я не могу тебе дозвониться днем, ты сам прости шляешься черти где, черти с кем, телефон выключаешь, - миролюбиво начала я, - Виктор, я пыталась тебе дозвониться, ты сам был не доступен. Куда я поеду, чтобы быть с тобой поближе?
Я обняла его сзади за шею. Он дернулся и сбросил мои руки, развернулся и одарил меня таким яростным, огненным взглядом, что стало не по себе.
- Какое твое дело, где я бываю?
- Тогда прости, как мне быть с тобой рядом? Если я даже знать не могу, что и где ты делаешь? - взъелась я, - Зато мне никуда пойти нельзя. Я должна, что ли догадываться где ты? Тогда, прости, это физически невозможно, я не телепат.
Виктор стиснул зубы и погасил взор, тупо уставился в угол.
- Если я тебе надоел и с кем-то другим тебе интереснее, могла бы так и сказать, - монотонно проговорил он.
- Господи, - взвыла я, - Да с чего ты это взял? Скажи, пожалуйста, что я делаю не так? Что сделать, чтобы ты перестал меня ревновать без причин?!
- Причины есть, - уклончиво, нарочито спокойно сказал Виктор, пялясь в угол, - Но смысл говорить тебе о них. Ты станешь только изворотливей, скроешь эти причины от меня, чтобы я не подозревал тебя.
Виктор выразительно посмотрел на меня, его серо-зеленые глаза были совершенно равнодушны. Я всмотрелась в его лицо. Глаза так изменились, раньше на их дне всегда лучилась или тоска, или радость. Раньше они всегда сияли каким-то особенным светом, в них была жизнь. Сейчас это были не более, чем просто органы зрения с радужкой серо-зеленого цвета. Зеркало души Виктора ничего больше не отражало.
Это открытие поразило меня, я коснулась рукой его волос. Виктор не отсторонился, а даже как-то подался навстречу руке и закрыл глаза.
- Ты настолько не веришь мне? - тихо спросила я.
- Все врут, - тихие слова больно ударили по ушам.
- Это естественно. У каждого должно быть свое личное пространство, - насторожилась я, чувствуя, что теряю последние остатки самообладания.
- Может нам надо расширить его? Пока? Как думаешь? - Виктор говорил одно, а делал совершенно противоположное.
Он прижимался к моей руке сильнее. Я перестала перебирать его волосы и холодно отсторонилась. Во мне появилась какая-то мрачная железная твердость.
- Что ты имеешь ввиду? - резко спросила я.
Виктор открыл глаза, он стал живее, в глазах плескался коктейль из боли с грустью.
- Может, мы просто устали друг от друга? Нам, возможно, стоит пожить раздельно?
- Ты слышишь, что ты говоришь? - взорвалась я, но тут же взяла себя в руки, - Я уйду, родной, если ты так этого хочешь. В конце концов, сколько можно обвинять меня в том, чего нет?! Сколько можно… Но ты вспомни, с чего мы начали этот разговор. Ты был недоволен, что я слишком мало уделяю тебе внимания, через пятнадцать минут ты хочешь, чтобы мы расстались. Да, наверное, ты прав, стоит расстаться, чтобы еще через полчаса ты не приказал мне покончить с собой!
Я сжала кулаки, на глазах выступили слезы отчаяния и обиды. Виктор слушал меня, широко открыв глаза от удивления. Я ушла в спальню и села на кровать. Гордость все еще не давала мне разреветься. Я смотрела на вещи, которые окружали меня все время, пока мы жили вместе. Сердце скрежетало от боли. Собирать вещи… Я сказала, значит, нужно сделать… А там привязать себя к вороху хлама и вниз головой с моста… Это глупо…
Я буду переживать за этого непутевого дурака и постоянно наблюдать, чтобы с ним ничего не случилось. За то время, что мы были с ним знакомы, я первый раз почувствовала, ответственность за Виктора. Тяжкое бремя ответственности за его здоровье, за его благополучие. Голова моя безвольно упала на руки, я заревела в голос: бедный, бедный, мой Виктор!
Я бросаю его в такой момент, зачем? За что? Я не должна его оставлять, я физически не могу его оставить!
На этом месте я вырубилась. Я проснулась через 15 минут с твердой уверенностью, что должна залезть в пограничье. Может там я смогу найти решение хоть одной из навалившихся проблем?
Рисунок Виктора, который он мне подарил, еще, будучи не слишком здоровым, лежал в укромном местечке. Мой личный ключ от пограничья. Мне нужен только ключ, двери сновидцам ни к чему. Я долго смотрела на эти светлые родные треугольники с серо-черно-зеленых красках.
Немного поплакав, я уснула. В голове крепко засела мысль, что мне нужно пограничье, а не параллель или еще какой-то другой мир. Вокруг меня все было белым-бело. А вдалеке яркими огнями сверкал то ли луна-парк, то ли цирк-шапито. Я сделала пару шагов и оказалась рядом с парком аттракционов с яркой вывеской "Вундерляндия".
- Прекрасно, - сказала я сама себе.
Под вывеской стояли две куклы - щелкунчика, они преградили мне путь алебардами.
- Никому сюда нельзя, - прощелкал один.
- Свои деревянные интонации, можешь оставить себе, - фыркнула я и юркнула под алебардами внутрь. Тут же взвыли какие-то сирены, на меня навалилась толпа разъяренных плюшевых медведей и выкинула за пределы этого парка.
- И со мной так каждый раз, - рядом оказалось философски сидящее воспоминание о Лиссе.
- И как туда пробраться? - спросила я.
- Не знаю. Я только знаю, что мой сын там. Он не слышит, как я его зову, я не могу пройти туда. Там ему весело, но он в плену у этой своей Вундерляндии. Я причина тому.
- Лиссе, не думаю, что стоит обвинять только себя. С генетикой в вашей семье я так понимаю не очень. Так что, не все от вас зависело. Ваша матушка тоже, так сказать, приложилась. Она еще и поощряет его такие фантазии. Что-то надо придумывать, - рассуждала я, садясь радом с Лиссе.
Мы долго сидели и молча, смотрели на пластмассовые башенки светящиеся неоновыми огнями. Просто дешевый луна-парк, от которых дети без ума. Во что превратится этот луна-парк, когда мальчик вырастет? С сегодняшним желанием его стать поваром, да и еще со знанием секрета специального соуса… Как кстати, он узнал его рецепт? Не думаю, что дер Гловиц обсуждал с Аей рецепты при ребенке. Профессор лучше знает мальчика, и, я думаю, его особенность запоминать дословно и цитировать тоже.
