Дэвид Геммел - Призраки грядущего
— Я знаю. Она может стать женой надира и нарожать ему детей — но мне это все равно.
— Ты будешь растить ее детей как своих? — осведомился Маггриг. Выражение его лица трудно было разгадать, и Киалл покраснел.
— Я еще не думал об этом. Ну да... буду, если она захочет.
— А если она не захочет уйти с тобой?
— Как так?
— Прости, дружище, — не мое это дело, но ведь она уже однажды дала тебе от ворот поворот, верно? Как бы этого снова не получилось. Женщина, заведя детей, меняется: теперь они становятся ее жизнью. И если их отец любит их — а надиры чадолюбивы, — она может пожелать остаться с ним. Ты не думал о такой возможности?
— Нет, — честно ответил Киалл, — но разве все можно предусмотреть? Она может умереть, может пойти по рукам, может заболеть, может выйти замуж, но если она останется жива, то будет знать, что есть человек, не пожалевший усилий, чтобы отыскать ее. Я думаю, это для нее важно.
— Тут ты прав, дружище, — кивнул Маггриг. — На твоих юных плечах сидит умная голова. Но ответь мне вот на что, если сможешь: есть ли у твоей милой иные достоинства, кроме красоты?
— Достоинства?
— Ну да. Добрая она? Любящая? Ласковая?
— Н-не знаю, — сознался Киалл. — Никогда не думал об этом.
— Не стоит рисковать жизнью ради одной лишь красоты, Киалл. Красота преходяща. Это все равно что ставить жизнь на кон ради розы. Подумай об этом.
Финн обошел вокруг покинутого лагеря. В нем осталось три шалаша, и снег был утоптан тяжелыми сапогами.
— Сколько их? — спросил Чареос.
— На мой взгляд, семь или восемь.
— Давно ли они ночевали тут?
— Прошлой ночью. Потом ушли на восток. Если они наткнутся на наши следы, то придут прямиком к хижине.
— Ты уверен, что это надрены?
— Больше некому. Надо возвращаться. Маггриг не в состоянии драться, а твой селянин с ними не сладит.
Киалл постоял на пороге, подставив лицо солнцу. С длинных сосулек, окаймляющих крышу, капала вода.
Он вернулся в хижину и сказал Маггригу, крошившему оленину в большой чугун:
— Странное дело. Солнце греет, как летом, и лед тает.
— Да ведь теперь еще осень. Минувшая вьюга — только предвестница зимы. Они тут часто бывают. Ударит мороз, постоит несколько дней, а потом, глядишь, словно весна опять вернулась. Через день-другой весь снег сойдет.
Киалл натянул сапоги и взял саблю, которую дал ему Чареос.
— Ты куда? — спросил Маггриг.
— Пойду поупражняюсь, пока они не вернулись, — усмехнулся Киалл. — Ведь боец из меня неважный.
— Из меня тоже. Я так и не сумел как следует овладеть этим искусством. — Маггриг добавил в горшок овощей, соли, подвесил его над огнем и без сил повалился на стул. Он был еще слаб, и голова у него кружилась.
Киалл вышел на солнце и взмахнул саблей справа налево. Клинок был хороший, острый, с обтянутой кожей рукоятью и железным эфесом. В былые времена, оказавшись в лесу, Киалл часто брал длинную палку и махал ею, воображая себя рыцарем. Враги бежали прочь от его страшного клинка, потрясенные его небывалым мастерством. Теперь он рубил и колол воображаемых врагов настоящей саблей. Она свистала, рассекая воздух. Трое, четверо, пятеро человек уже пали под сверкающей сталью. У Киалла пот струился по спине, и рука устала. Еще двое противников полегло. Он повернулся на месте, чтобы отразить удар сзади... и разрубил надвое летящую стрелу. Моргая глазами, он уставился на две половинки древка, лежащие на снегу.
Потом он поднял глаза и увидел на опушке надренов. Тот, что держал лук, изумленно раскрыл рот. Их было семеро, и у четверых на руках и головах белели повязки. Они стояли молча, глядя на воина с саблей.
Киалл в ужасе застыл на месте, и мысль его бешено работала.
— Ловко ты это, — сказал один из пришельцев, коренастый, с черной, седеющей бородой. — В первый раз вижу, чтобы стрелу разрубили на лету — никогда бы не поверил, что человек способен двигаться столь проворно. Киалл еще раз взглянул на остатки стрелы и набрал в грудь воздуха.
— Я все ждал, когда вы покажетесь, — сказал он, сам удивившись тому, как ровно звучит его голос.
— Я не приказывал ему стрелять, — заверил вожак.
— Не все ли равно? Что вам тут надо?
— Поесть — больше ничего. — Взгляд вожака метнулся вбок, и Киалл увидел на пороге хижины Маггрига с натянутым луком. Настала тяжелая тишина. Надрены стояли настороже, держась за оружие.
Один из них подошел к вожаку и прошептал ему что-то, чего Киалл не слышал. Вожак кивнул и сказал Киаллу:
— Ты был там, в поселке. Вместе с тем, высоким, — ледяным воином.
— Верно, — признал Киалл. — Славный был бой.
— Он расколошматил нас вдребезги. Сроду ничего подобного не видал.
— Да, он большой мастер — и загонял меня до седьмого пота.
— Так он — твой учитель?
— Да. Лучшего трудно сыскать.
— Теперь я вижу, почему ты рассекаешь стрелы в воздухе. Но раз дело обстоит так, что либо драться, либо помирать с голоду, то придется нам все же померяться силами. — И надрен вынул из кожаных ножен свой короткий меч.
— Разумно ли это? — спросил Киалл. — У вас четверо раненых. Силы у нас неравные, и не пристало воинам драться за такую малость, как горшок похлебки.
Вожак помолчал и улыбнулся Киаллу:
— Значит, ты пустишь нас в дом?
— Разумеется. Но в знак добрых своих намерений оружие вам придется оставить здесь.
— Ха! А что помешает вам перебить нас?
— А сейчас мне что мешает? — ответствовал Киалл.
— Больно ты боек, парень, — проворчал вожак. — Но я видел тебя в деле, и, похоже, у тебя есть на то причина. — Он сунул меч в ножны, расстегнул пояс и сбросил его на снег. Остальные надрены последовали его примеру. — Ну, где твоя похлебка? — Киалл спрятал саблю и жестом пригласил их в хижину. Маггриг ушел обратно в дом. Киалл перевел дыхание, стараясь успокоиться, и последовал за над-ренами.
Атмосфера в хижине поначалу была напряженной. Маггриг, сидя на кровати, длинными взмахами, с громким скрежетом точил охотничий нож, а Киалл разливал похлебку. Суп не успел свариться, но надрены поглощали его с жадностью. Один из них, раненный в плечо, казался слабее остальных — кровь проступала даже сквозь толстую повязку.
— Дай-ка посмотреть твою рану, — сказал ему Киалл и размотал бинты. Надрен стойко молчал, удерживаясь от жалоб. Глубоко рассеченная рука вспухла и воспалилась. Киалл снова завязал ее, достал из котомки травы, выбрал нужные и вернулся к раненому.
— Что это за зелье? — проворчал тот.
— У этого растения много имен. Чаще всего его называют «наседкой» и добавляют в корм курам.
— Но я-то не курица!
— Оно также лечит воспаленные раны. Впрочем, выбор за тобой.
